Сорные травы
Шрифт:
— Спятившего медика?
— Спятившего хирурга. Лови второй конверт.
Пачка снимков оказалась поменьше, чем первая. Но намного интереснее, на мой профессиональный взгляд. На праздничном столе, на когда-то белой скатерти, среди хрустальных бокалов и белых широких тарелок аккуратно расположились несколько сердец, куски печени, с десяток почек, одиноко лежащая селезенка, две матки рядышком и по соседству с ними три вырезанных под корень члена. Еще несколько органов лежали в куче — я не стал их идентифицировать. Мое внимание привлекли макрофотографии — такое ощущение, что некто сделал удаление
Я отбросил фотографии и с минуту молча пил уже остывший чай.
— Ты прав, Олег. Этот человек, хотя я бы эту тварь уже не считал человеком, когда-то учился на хирурга. И хорошо учился.
— А работал?
— Не знаю, — покачал головой я. — Я скажу тебе про почки. Отделены аккуратно и правильно. Такое сделает и очень хороший интерн. И хороший патологоанатом. Только патан бы не стал возиться со скальпелями. У них свои инструменты.
Олег замолчал, о чем-то напряженно думая. Я не стал ему мешать, поставил на огонь чайник. В горле пересохло после просмотра фотографий.
Я нарушил молчание:
— Боишься, что все подумают на медиков?
— Да, — отстраненно ответил Олег. — Сообрази сам, Иван. Скальпели, тринадцать трупов, расчлененка. То ли месть, то ли заказ. Плюс тот день, когда столько умерло, а врачи помочь не смогли. Плюс страх, что все повторится.
— Ты думаешь, что жители будут искать виноватых и ими окажутся врачи?
— Я бы не исключал такую возможность. Потому не хочу дразнить зверя и слишком рано допускать утечку информации. И еще причина есть… Информацию все равно сольют, но хотя бы время выиграем, чтобы поймать этого ублюдка.
— Уверен, что сольют?
Олег невесело рассмеялся:
— Иванище, у меня в отделе умерло пять человек в тот день. Самые верные, самые честные. Которым я бы спину доверил, не задумываясь. А остались скользкие выживанцы, которые сольют инфу, как только им предложат даже не тридцать, а хотя бы десять сребреников. Прокурорские, кстати, тоже сольют. Но позже. И у меня будет время.
— Что-то ты сгущаешь краски.
— Иван, когда работаешь с людьми в нашей организации бок о бок на протяжении нескольких лет, прекрасно знаешь и про их левые доходы, и про их базовые принципы. Те ребята, что остались, давно прикормлены Коломийским.
— Опа. И тут он.
— И тут. Везде он в этом городе. Ты просто не сталкивался.
— Уже столкнулся.
— Да… — задумчиво отозвался Олег. — И я этому не рад. У него есть особое проклятие — все, чего он касается, начинает гнить изнутри.
— Буду надеяться, что меня эта участь обойдет, — я попытался изобразить веселый смех.
— Я тоже буду. Подольешь чайку, дружище?
— Может, чего покрепче?
— Хм… — Олег крепко задумался. — Пожалуй… нет. Нам еще к твоей жене ехать. Если ты не против.
— К Машке? — удивился я. — А она-то тебе зачем?
— Я услышал мнение хирурга, теперь хочу показать фотографии судмедэксперту. Ты же сам заметил, что он скажет больше.
— Ну, логично. Только… Олег, давай начистоту.
— Ну, давай, — он невесело усмехнулся.
— Зачем ты цепляешься за дело, которое в любом случае у тебя заберут? Почему тебе так важно узнать все раньше, чем информация пройдет
по официальным каналам? Извини, прежде чем впутывать Машу, я должен знать.— Логично. — Друг хрустнул пальцами, сделал долгий глоток из чашки. — Ты, кстати, так и не спросил, кто все эти погибшие.
— И кто они?
— Мирославские. Вся семья, — коротко ответил Олег.
— Мирославские?! — У меня заледенели руки, когда я снова потянулся к фотографиям.
— Ты ведь всех их знал.
— Почти всех, — хрипло ответил я. — Олег Викторович преподавал в академии хирургию. Его жена Людмила Георгиевна — однокурсница и друг моего отца. Их младшая дочка Наташа выбрала путь актрисы, а не врача, но я и ее знаю. Да и многие знают, кто в театры хоть иногда ходит. Старшая Нона работает… — я сглотнул, — работала у нас в терапии.
— Я в курсе, Иван. Забыл? Ты же нас когда-то и познакомил.
— Серьезно? Не помню.
— В отделении. Уже четыре года прошло.
После его слов я и вправду вспомнил, что когда-то Олег заходил ко мне по делам, а я схватил его в охапку и потащил на день рождения Ноны в ее отделение. Что-то мне тогда грустно было, душа жаждала выпить в компании друга, а тут такой повод.
— Ты говоришь… все?
— Вся семья, — повторил Олег. — Отец, мать, сын, три дочери, их мужья, дети. Все.
— Все равно не понимаю, зачем тебе это. Ты всяко видел по работе что-то подобное. Чем этот случай для тебя так важен? — Я прямо посмотрел ему в глаза.
И Олег не стал отводить взгляд.
— Нона.
— Ты и?.. — удивился я.
— Да. Я и Нона. Все эти четыре года.
— Но она же замужем.
— А ты женат. И что? — резко и неожиданно жестко ответил Олег.
Я криво усмехнулся:
— Да уж, чья бы корова мычала. Ты… меня удивил. Я думал, что у Ноны все нормально с мужем.
— Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
— По-своему, — эхом отозвался я.
Пальцы судорожно стиснули конверт. Я нашел в себе силы вытащить фотографии и еще раз всмотреться в изуродованные трупы, пытаясь узнать тех людей, с которыми когда-то общался, учился, работал. Окровавленные куски плоти ничем не напоминали Олега Викторовича с гордой аристократичной осанкой прямо-таки дореволюционного врача и ухоженной гривой седых волос или Людмилу Георгиевну, которую я многажды видел с дочкой Ноной в гостях у отца. Я так и не смог опознать саму Нону, хотя частенько видел в больнице ее пышную, но очень женственную фигуру. Чтобы отвлечься от искалеченных тел, я стал рассматривать надписи кровью на стенах. Сатанинская неграмотная банальщина. «Hell came here», «Kill`em all», «God forgot you all»…
Но тут одна фраза вызвала ощущение дежавю. Я застрял на ней, пытаясь вспомнить, откуда я знаю это словосочетание. Что-то в этих словах было неправильным. Казалось, что в написание закралась ошибка. И она совсем не случайна.
«Healter Skelter».
Неожиданно в памяти словосочетание озвучилось знакомым голосом. Сэр Пол Маккартни пропел:
When I get to the bottom I go back to the top of the slide
Where I stop and I turn and I go for a ride