Сорок лет Чанчжоэ

Губернатор пошевелил на столе бумагами и вытащил одну.

— Вот проект, — показал он. — Ягудин обещает закончить строительство в два месяца и основные расходы понесет самолично.

— Чушь! — выпалил митрополит. — Не понимаю, Ерофей Ерофеевич, для чего вы вообще нам об этом сказали! Бросьте эту бумагу в урну, и забудем об этом!

Нонсенс! Эка глупость — Башня Счастья!

— Я тоже так считаю, — согласился губернатор. — Башня Счастья — абсурд! Но организация Ягудина — не абсурд, а реальность! Это политическая сила, которую в последнее время поддерживает большая часть горожан!

И знаете, что самое интересное?.. — Контата выдержал паузу. — Самое интересное, что даже корейцы поддерживают идею постройки Башни Счастья! Лютые враги объединились под одной идеей! Вот почему, дорогой митрополит, я не мог умолчать об этой бумаге.

— А зачем нашему народу нужна Башня Счастья?

Разве он не счастлив? — удивился г-н Персик. — Такие средства расходуем на благосостояние населения. Интернаты строим, больницы…

— Пусть строят! — сказал г-н Бакстер и пустил колечко дыма в потолок. — Чего мы от этого теряем?

— А сколько этот Ягудин денег просит? — полюбопытствовал г-н Мясников.

— Полмиллиона, — ответил губернатор.

— Ну, не построим одну больницу. Всего-то… Желание народа все-таки!..

— Идиотизм! — закричал Ловохишвили. — Какая башня?! Какое счастье?! Вы что, все с ума здесь посходили?! Народ собрался уйти на небеса, а вы ему еще денежки на это даете!

— Вас что более беспокоит, — спросил г-н Туманян, — что народ на небеса уйдет или что мы ему деньги выделяем?

— Господа, господа! Образумьтесь! — Митрополит схватился за крест. — Нельзя попасть на небеса по лестнице! Если бы такое было возможно, то всякая нечисть греховная поползла бы в рай! На небеса есть лишь один путь — через смерть и отделение души от плоти!

— Успокойтесь, святой отец. — Контата подошел к Ловохишвили и обнял его за плечи. — Никто не подвергает сомнению, что только душа может попасть на небо, но никак не тело. Суть дела не в этом. Надо дать народу возможность совершить поступок, пусть он и абсурден.

Пусть народ сам поймет, что заблуждался. Пока в его жилах бродит кровь, ему не объяснишь, что нужно делать, а что нет…

— А какова должна быть величина этой… Башни Счастья?.. — недовольно спросил Ловохишвили.

— Ягудин рассчитал, что никак не менее версты.

— Позвольте! — развел руками г-н Персик. — Но на такой высоте уже летают аэропланы. Летчики бы сказали о счастье, если бы его там нашли!

Все члены городского совета посмотрели на г-на Персика.

— Мы не об этом сейчас говорим, — отчетливо произнес г-н Туманян. — Не об этом.

Г-н Персик замолчал и раскраснелся лицом, сообразив, что чего-то не понял.

— Я так думаю, — резюмировал губернатор, — пусть строят… Деньги мы им дадим и помощь всяческую окажем! Пусть эта Башня Счастья станет громоотводом политических страстей… Господин Персик, потрудитесь, чтобы в завтрашних газетах было опубликовано наше решение!..

Всю последующую неделю чанчжоэйцы обсуждали строительство Башни Счастья. Город опять будоражило и трясло. Возникали стихийные митинги и шествия.

Особенно радовалась строительству беднота, не ведавшая такого понятия, как счастье, но ощущавшая в этом слове благодушие, созвучное ленной сытости.

Газета — Флюгер" поместила передовицу, в которой говорилось о научной обоснованности счастья как некоей физической субстанции, которая достигается лишь на определенной высоте по отношению к земной коре. Под передовицей стояла подпись известного физика Гоголя. Ему в городе верили.

Еженедельник — Курьер" выразил надежду, что строительство будет успешным и закончится в отведенные для него сроки. Ниже — Курьер" привел биографические данные купца Ягудина, стержнем которых было то, что Ягудин с детства отчаянно страдал, ощущая нехватку всенародного счастья.

Даже бульварная газетенка поручика Чикина — Бюст и ноги" поместила на своих страницах карикатуру возвышенного содержания. На вершине Башни Счастья стоят, обнявшись, голые чанчжоэйцы. Часть из них уже шагнула за борт и идет по облачной тропе к Богу. И подпись: — Отец наш, мы возвращаемся к тебе!" В городе по случаю начала строительства проходили народные гулянья, на которых русский люд братался с корейским нелюдем. Корейцы по такому случаю раздавали бесплатную водку со всякими корешками и змейками в бутылках. Впрочем, некоторые боевики Ягудина, разгоряченные спиртным, придавили-таки нескольких косоглазых, списав это на бытовое недоразумение, а не на национальную вражду.

В общем, все происходило празднично.

13

Генрих Иванович лежал в китайском бассейне, слегка шевеля ногами, возбуждая ими со дна пузырьки. Полковник Шаллер сегодня тосковал и, расслабляясь в теплых водах, пытался определить причину своей тоски.

— Когда она вошла в меня своей прозрачностью? — думал Генрих Иванович. — Может быть, когда я занимался поднятием тяжестей?.. Нет. Когда гири взметались к небесам, тоска уже тревожила душу.. Когда же?.. Может быть, с трещанием пишущей машинки?.. Нет… Скорее всего, ранним утром, когда я проснулся… Я тогда подумал о смерти…" С течением времени полковник все чаще задумывался о смерти. Его теория бесконечно малых величин более не успокаивала сердца, а, наоборот, пугала возможностью ошибки.

Шаллер оглядел свое голое тело, слегка искаженное под водой, и подумал, что до смерти все же далеко, а осенние листья плывут по бассейну, слегка подталкиваемые легким ветерком. Осень — пора умирания осенних листьев… Пора умирания для человека — круглогодична.

Генрих Иванович подумал, что размышления о смерти приходят лишь тогда, когда человек несчастлив. Когда же счастье окрыляет душу, человек забывает о течении времени, не чувствует скорости прохождения земного пути и похож на красивое животное, беззаботно пасущееся под скалой, готовой вот-вот обвалиться…

— Выходит, что я несчастлив, если думаю о смерти? — спросил себя Шаллер. — Но что такое счастье? Может быть, это неизменное ощущение радости?.. Вряд ли.

Постоянное чувство радости могут испытывать и имбецилы. Но они лишены почти всех удовольствий земных. Радость их беспричинна, она рефлекторна и психически неосознанна. Скорее всего, счастье — это точка пересечения двух диагоналей, мгновение, пик вершины, взгляд, мысль…" Полковник глотнул воздуха, погрузился в воду с головой, затем вынырнул и фыркнул.

Счастье — это умиротворение. Жизнь без потрясений, размеренная. Все любовные потрясения и переживания должны происходить в юности, в ней же и остаться.

Полнота любовных эмоций одинакова как в юности, так и в старости, с той лишь разницей, что к старости ты знаешь, как может твоя душа любить, как готова страдать она от неразделенной страсти, а юность лишь тычется слепцом, нащупывая пути для слез, и удивляется радости страданий. Старость должна иметь плод любви, который принесет ей умиротворение. Любовь в старости — это как динамо-машина, которая не подсоединена к лампочке, а просто распыляет электричество в пространство…