Сорок утренников (сборник)

Охрименко выслушал доклад Мухина, глядя куда-то в сторону, и лицо его выражало не гнев, как у Дудахина, а одну лишь смертельную усталость.

Кроме него в теперь уже полностью разрушенном блиндаже находился какой-то розовощекий лейтенант в новой, еще необмятой шинели и хромовых сапогах. Поглядывая на Мухина, он качал головой и старательно хмурил белесые брови.

— Куда их теперь? — спросил Мухин. — К вам доставить?

— Зачем ко мне? Направь к Бушуеву, у него саперов не хватает.

— Таким, как они, рядом с честными бойцами не место, — улыбаясь сочными губами, сказал розовощекий лейтенант, — теперь у них одна дорога.

— А у нас она общая, — спокойно заметил Охрименко. — Между прочим, они — добровольцы. Добровольно пришли на фронт. А первый бой для всех страшен.

— Они струсили, а это значит…

— По-твоему, если человек струсил, то ему уж и места в наших рядах нет?

— А по-вашему иначе?

— По-моему, человека сначала воспитать надо. Обучить как следует, а потом уже толкать в пекло. А эти — с марша — в бой! С тобой, Мухин, прибыли? Вот видишь, с ним. Третий день всего…

— Это не оправдание. Такие явления надо пресекать немедленно. — Большим пальцем правой руки лейтенант с треском придавил сначала одну кнопку планшетки, потом другую. — Выжигать каленым железом, как выразился один уважаемый мной человек.

— Иди ты знаешь, куда? Одним словом, давай, Мухин, этих гавриков к Бушуеву. Мы с тобой не сумели — он перевоспитает.

— Товарищ старший лейтенант, — сдвинув брови к переносице, сказал розовощекий, — вы игнорируете последнюю инструкцию, касающуюся таких фактов! Конечно, дело ваше, но… в общем, я вас предупредил.

Он взял полевую сумку, повесил через плечо, взглянул на часы.

— Торопишься? — участливо спросил Охрименко.

— Да. В полк надо заглянуть, потом, возможно, в дивизию. Литературу получить и вообще…

— Ну, вот что, — сказал Охрименко, — литература и «вообще» — подождут.

— Простите, не понял юмора, — сказал лейтенант.

— Да юмор простой: у меня людей нет.

— А я при чем?

Улыбка, с которой лейтенант не расставался с момента прихода Мухина, все еще блуждала на розовом лице. Наверное, она взбесила Охрименко больше всего.

— Тебе что, наплевать, что будет с ротой? А если от этого нашего наступления зависит иcxод большой операции? Да ты понимаешь, что говоришь?

— Но я же — штабной работник! — визгливо выкрикнул лейтенант. На его верхней губе выступили капельки пота, губы дрожали. — У меня свои обязанности!

— Лейтенант Трёпов тоже работник штаба, однако посчитал, что здесь он нужнее.

— Это его дело!

— Ну, хватит. Примешь взвод Белугина. Он ранен. Все.

Надев каску, Охрименко пошел вдоль траншеи. Лицо лейтенанта вытянулось, руки бегали по складкам шинели, теребя ремешок полевой сумки.

— Это произвол! Он не имеет права! Меня ждут в батальоне!

— Кто это? — спросил Мухин подошедшего Трёпова.

— Игорь Раев из штаба батальона. Прислан для связи. А что?

— Ничего. Все правильно.

Своего помкомвзвода Мухин нашел возле раскрытой, как сундук, землянки. Он сидел на корточках и набивал патронами пулеметную ленту. Булыгин горстью одной руки— другая была забинтована до локтя — сгребал и подавал ему патроны, в изобилии рассыпанные по земле.

— Видали? Прям в середку угодил, — сказал Дудахин, кивнув на развороченную землянку. Это была та самая землянка, где находились раненые. У Мухина перехватило дыхание.

— Как же так? Выходит, всех сразу?

— Выходит.

В тишине отчетливо слышался гул моторов за селом и дальше, на шоссе.

— А санинструктор? Она ведь с ними была!

Странно, но именно о ней, единственной девушке здесь, на этом пятачке, младший лейтенант вспомнил в этот момент и со страхом ждал ответа. Но Дудахин почему-то отвечать не торопился.

— Закурить, что ль, Василь Федотыч?

— Достань у меня кисет в правом кармане. — Булыгин что-то делал здоровой рукой в приемнике.

— Зойка жива, — сказал наконец Дудахин, — между прочим, про вас справлялась. Куды, говорит, девался… — Дудахин вытер руки полой шинели. — А вы чего за нее так спужались?

— Да так, ничего, — Мухин покраснел, — боец все-таки…

— Оно ведь как вышло-то, — сказал Булыгин, — побегла девка давеча за бинтами, обернулась, ан перевязывать-то и некого…

— С ней ясно, — прервал его Дудахин, — вы скажите лучше, что делать с теми гнидами?

— О чем ты? — Мухин встревожился.

Помкомвзвода с минуту смотрел изучающе, потом сказал примирительно.

— Да будет вам. Не первый год замужем, знаем, отчего дети родятся. — Весь взвод видел, как вы их вон в тот окоп прятали. Токо разе в окоп спрячешь? Эх вы! От кого таитесь? От Дудахина? Да я, если хотите знать, за этой троицей с самого начала наблюдаю! Глаз у меня на таких наметанный, ясно?

— Ну и что же увидел твой наметанный глаз? — Мухину начал надоедать этот разговор.

— А то что надо, то и увидел. Этот Зарипов…

— Ну хватит. Зарипов хороший боец, комсомолец.

Дудахин рассмеялся.

— Не понимаю я вас, товарищ младший лейтенант. Ну на что вам вся эта возня? Спокойная жизнь надоела? Их же в прокуратуру сдать положено, а вы… Что вы с Зариповым собираетесь делать?

— Назначу командиром отделения вместо Мохова.

— Отвечать придется.

— Отвечу, — Он пошел прочь от Дудахина, но быстро вернулся. — Вот что: отдай этим ребятам мои «наркомовские». Сколько там накопилось? Триста? Пятьсот? Вот и отдай. Накорми сначала, не то окосеют. Ну и остальное: проверь, как у них насчет обуви, обмундирования. В общем, сам знаешь…

Дудахин посмотрел на Булыгина, Булыгин — на Дудахина; пулеметчик показал большой палец, помкомвзвода согласно кивнул.

Не глядя на них, Мухин спрыгнул в соседний окоп, где сохранилось немного деревянной обшивки, нашел место посуше и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул.

2

Впервые Борис Митрофанович Поляков оказался в этих местах в январе 1942 года. Он и тогда командовал стрелковым полком, только тот его полк был иным — полнокровные взвода, новенькие, прямо с завода, винтовки, орудия на конной тяге, пулеметы, минометы и боезапас, рассчитанный на неделю.