Сорванная карусель

А дело было так. В то злосчастное утро у Вестяка и впрямь было жуткое похмелье, настолько скверное, что всего навсего полстаканчика легкого винца — выпитого исключительно ради поправки болезной головушки, — хватило, чтобы перед глазами вспыхнула очень яркая и живая галлюцинация. То, что это была именно галлюцинация Вестяк, к сожалению осознал лишь очутившись в ледяной воде…

Вообще-то, несмотря на свой молодой возраст (Вестяку было двадцать шесть лет), человек он был бывалый — настоящий морской волк, уже многое повидавший на своём не простом жизненном пути. Он не был пропащим пьяницей, но от выпивки в хорошей компании редко отказывался, и «сюрпризы» белой горячки ему были не в диковинку. Но время её появления, как правило, ограничивалось ночью, после распития с друзьями нескольких пузатых кувшинчиков. Вестяк никак не ожидал подобной пакости с утра пораньше, пусть даже после серьезной пьянки, но ведь и после сна. Какого никакого, но сна!

Вот что ему пригрезилось в то злополучное утро.

После ночи обильных возлияний и беспокойного сна в душном кубрике он, стоя на палубе, с наслаждением вдыхал свежий утренний океанский воздух. Головная боль потихоньку притупилась. Океан был чист, спокоен и величественно прекрасен.

Вестяку нравилось встречать зарю в гордом одиночестве. Правда это удавалось ему не так часто, как хотелось бы, — он слишком любил поспать, но время от времени на него находило… В такие минуты он отчетливо понимал, почему выбрал для себя тяжелую, грязную, подчас совсем неблагодарную и низкооплачиваемую работу матроса. Все очень просто — он обожал эти бесконечные водяные просторы и несколько минут покоя, тишины и потрясающей красоты, которые они дарили ему по утрам.

Однако этим утром его идиллия была грубо нарушена.

Неожиданно на глазах у изумленного матроса с шумом распахнулась дверь одной из пассажирских кают, и оттуда в чем

мать родила выскочил худощавого сложения детина. Не обращая на одиноко стоящего посреди палубы Вестяка ни малейшего внимания, голый человек побежал вдоль борта корабля вглядываясь в спокойную водную гладь океана. На плечах сумасшедший нёс здоровенный, но судя по лёгкости бега, не тяжёлый тюк. Пробежав шагов тридцать вдоль борта, бессовестно раздетый господин издал победный вопль и застыл, как вкопанный, вглядываясь в темную воду за бортом судна.

По натуре Вестяк вовсе не был героем, но, за спасение жизни пассажира, капитан обещал матросам нешуточную премию. Лишние деньги молодому матросу, понятное дело, совсем бы не помешали, а посему он со всех ног бросился к явно обезумевшему пассажиру.

Вестяк опоздал всего-то на пару секунд. Прямо перед его носом сумасшедший тяжко вздохнул и выпрыгнул за борт.

Разумеется, матрос, не раздумывая, бросился в ледяную воду следом за голым психопатом.

Уже в полете Вестяк заподозрил что-то неладное. Что именно осознал лишь очутившись в воде.

Обычно, если кто-то прыгает за борт, то раздается довольно громкий шлепок от удара тела о воду. Буквально по пятам преследующий обезумевшего пассажира Вестяк не услышал никакого шлепка. И, кроме того, во время прыжка на ровной поверхности воды он не заметил никаких кругов, свидетельствующих, что кто-то перед ним только что вошёл в воду.

Создавалось впечатление, что сумасшедший во время прыжка попросту растаял. А уж этого-то точно быть не могло.

На всякий случай Вестяк пару раз нырнул и пошарил руками под водой. Конечно, там никого не оказалось. Сомнений не осталось — голый человек с огромным тюком на голове ему лишь привиделся.

Самостоятельно взобраться на корабль Вестяку не удалось.

В ледяной воде он быстро продрог до самых костей. Пришлось звать на помощь. Хорошо ещё один из приятелей матросов вовремя услышал его призывы…

Глава 2

«Ужасный, отвратительный, препоганейший сон, как здорово, что все сны рано или поздно кончаются и наступает пробуждение, — мысленно ликовал только что очнувшийся после длительного беспамятства Корсар. — От жуткой боли остались лишь воспоминания. Боже, как же хорошо без боли. — Он перевел взгляд с каменного потолка на свою одежду, и благостное настроение его мгновенно улетучилось: — Так, а это что ещё за ерунда? На мне белый балахон тени. Неужели перевоплощение всё-таки состоялось? Неее!..»

— еет!.. — закончил он уже вслух.

— Корсар, поимей совесть, — раздалось слева недовольное ворчание, — ну что за дурацкая привычка — раз сам проснулся, непременно тут же и окружающих будить. Я, в отличие от тебя, между прочим, только-только прикорнул после двухнедельного бессонного дежурства у твой постели. Потому, уж будь так добр, заткнись, пожалуйста! Знаешь ведь — даже от твоего шёпота людей в дрожь бросает, а тут, аж во все горло расстарался.

— Вот те на, — удивленно пробормотал Корсар, поворачиваясь на голос.

На одном из кресел его подземной кельи неуклюже потягивался Высший маг Ордена Алой Розы Люм, собственной персоной! Лицо Высшего было угрюмее некуда, но глаза предательски блестели, выдавая веселое настроение мага.

От неожиданной радости Корсар даже позабыл о своём белом балахоне и весело затараторил:

— Люм! Дружище! Неужели и ты сюда угодил?.. Как я рад! В смысле… Ну ты понимаешь, что я имею в виду!.. Кстати, а как ты-то сюда попал?

Великан резво вскочил на ноги и, сбивая ногами табуретки, как мальчишка, бросился к другу. Подхватив Люма с кресла, он так стиснул его в своих железных объятьях, что у бедняги ребра затрещали, и чтобы не быть раздавленным, Высшему даже пришлось прибегнуть к помощи магии.

— Ха, он ещё спрашивает: как, мол, сюда попал? — прокряхтел Люм, стараясь вырваться из объятий великана. — Тише ты, тролль эдакий, я и так уже еле дышу, небось, все кости мне переломал.

Корсар послушно ослабил хватку. Высший облегчённо перевёл дух и продолжил:

— Здесь я очутился, дружище, исключительно лишь твоими стараниями! Корсар, ты разве не помнишь, как ко мне в каюту вломился?

Наконец отстраняясь от друга, маг-великан удивленно спросил:

— Так этот кошмар, выходит, все же произошёл со мной наяву?

— Ещё как наяву, — кивнул Люм, усаживаясь обратно в кресло.

Только сейчас Корсар обратил внимание, что Высший, подобно ему, закутан в белый балахон тени. Просветленное радостью встречи лицо его вновь омрачилось.

— Выходит, благодаря мне ты тоже угодил в капкан? — спросил он, садясь рядом на табурет.

— Эй, эй, ну в чем дело, приятель? О каком ещё капкане ты говоришь? Ты брось мне тут в депрессии-то впадать! Лечишь его лечишь, а он, едва оклемается и уже вновь помереть норовит.

— Люм, ты не понимаешь! — Корсар застонал от доса-Ды— — Эх, дружище, дружище, ну зачем ты надел балахон? Нужно было попытаться бороться. Понимаю, мощь Пещер Теней велика, но ведь ты же Высший маг нашего Ордена! И кому как не тебе бросить вызов этому мрачному местечку! А ты взял и вот так безвольно покорился.

— Стоп, стоп, стоп! Корсар, уверяю тебя, я никому не покорялся. — Люм, как ни в чем не бывало, улыбнулся обескураженному другу и поинтересовался: — По-твоему, я должен был все это время, пока ты тут в ауте валялся, голышом ходить? Нет уж, премного благодарен. В Пещерах Теней, знаешь ли, совсем не жарко. И потом. Ну чем, скажи на милость, плох этот замечательный балахон? Просторный, теплый, не колется…