Соседка

Саша скорчил мне дикую рожу, показывая, что он думает обо всех этих играх в благородство, а у меня вдруг в голове всплыла Никина фраза: «Если уж я полюблю по-настоящему и любимый человек мне изменит… Ему мало не покажется». И синяк у Ники под глазом. Неестественно яркий. Как будто нарисованный. И ночные скандалы. Только сейчас я поняла, что мне показалось в них странным. То, что они были абсолютно одинаковыми. Как магнитофонная запись.

Дома я высказала все свои соображения Саше. Сначала он поднял меня на смех. Потом призадумался. Да, моя обида и Сашина неприязнь к Нике помогли нам подойти к делу с позиции презумпции виновности. Нам обоим легче было предположить, что Ника все подстроила, чем поверить окончательно в вину недотепы Юрия, который разрывался надвое между двумя бабами. Если уж он поверил, что Ника может покончить с собой, как сказала Лариса, то это действительно был редкостный осел.

«Смотри, - говорила я Саше. – Он приходит и говорит Нике: я возвращаюсь к жене. Она изображает смертельное горе и потенциальный суицид. Он, как последний баран, верит и остается с ней. Ника начинает его потихоньку подкармливать на ночь какими-то таблеточками. Чтобы атомный взрыв над ухом не разбудил. А сама устраивает цирк для нас и других соседей. Чтобы думали, что они скандалят зверски. Демонстрировала всем зареванную морду и нарисованные синяки».

«А потом упоила и укормила его вусмерть, чтобы до утра гарантированно не проснулся, - продолжал Саша. – Перевернула все в квартире, погремела так, чтобы мы непременно услышали. Оставила на ноже его отпечатки пальцев, порезала им себя. Причем основательно так порезала, кровищи-то было здорово. Представляешь, какая идиотка? Назло бабушке отморожу уши. Поцарапала себя его ногтями. Утащила в машину ковер».

Короче, мы расписали все поминутно. Как Ника, надев мужскую одежду, парик и очки, приклеив усы, уехала на машине Юрия. Как показалась на заправке – чтобы запомнили. Как выехала к реке, утопила ковер, оставила там обрывок ночной рубашки и прядь своих волос. Как вернулась, переодела Юрия в грязную одежду – они же были примерно одного роста и комплекции – и ушла тихонечко по лестнице, чтобы никто не услышал шума лифта. Все сходилось идеально. Хотя и было притянуто за уши.

Так нам и следователь сказал, которому мы, после долгих сомнений, все выложили. Трудно сказать, чем все кончилось бы – ведь были же прецеденты, когда людей сажали за убийство, а жертва потом объявлялась живая и здоровая. Может, Юрия и осудили бы, а может, следствие тянулось бы и тянулось, а он в это время загорал бы в следственном изоляторе. Но был один сомнительный момент, который следователя сильно напрягал, а потом и вовсе заставил прислушаться к нашим умозаключениям.

Накануне того дня Ника сняла с банковского счета крупную сумму. В квартире денег не нашли. Равно как и обоих Никиных паспортов – российского и заграничного. Сначала и эту пропажу на Юрия пытались повесить, до кучи, а потом следователь все же дал отмашку в систему продаж авиа- и железнодорожных билетов. И через некоторое время Нику отловили в Москве. При попытке купить билет в Германию. У нее была шенгенская виза на полгода.

Самое интересное, что мы с Сашей не ошиблись ни в одной, даже самой мелкой детали. Все произошло именно так, как мы предполагали. Единственное, чего мы не знали, - это что у Ники есть в Подмосковье дальняя родственница, у которой она и отсиживалась.

– С ума сойти! – вздохнула я. – И что ей за все это было?

– Что было? – усмехнулась Наташа. – Да ничего.

– Как?

– А так. Сначала-то она во всем призналась, но потом от своих показаний отказалась. Заявила, что Юрий действительно пытался ее убить, а она просто выплыла и спряталась. А деньги и документы у нее в тайнике каком-то были. Она, дескать, от Юрия собралась уйти, поэтому он и хотел ее убить – из ревности. Твердила все это на голубом глазу. И поди докажи, что это неправда. Статью Юрию изменили – не убийство, а покушение.

– И что, неужели действительно осудили?

– По счастью, нет. Судили его присяжные, и они с перевесом в один голос решили, что его вина не доказана. Ника, что называется, вышла сухой из воды. Правда, жить рядом с нами она после этого не смогла – продала квартиру. Больше мы ее не видели. А с Юрием и Ларисой мы изредка перезваниваемся. Они почему-то считают, что мы их спасли.

Наташа замолчала, глядя в окно на бегущую за поездом луну. Мерный перестук колес навевал сон. «Нет уж, - подумала я, вспомнив свою жизнь, такую же, как и у нее, без катастроф и триумфов. – От добра добра не ищут. Все-таки лучше тихо и спокойно. Без страстей».