Состоятельная женщина. Книга 1

Наконец дверь отворилась – и в комнату вошел Джеральд, сопровождаемый Эдвином, следовавшим в некотором отдалении. Остановившись возле стола, за которым обычно сидел отец, он стал испуганно озираться вокруг, мелко дрожа от страха.

Джеральд прошагал до середины комнаты – казалось, его жирное тело вот-вот, как тесто, вывалится из плотно обтягивавшей живот куртки для верховой езды и готовых лопнуть коротких бриджей. Поднимаясь в библиотеку, он успел сообразить, что разговаривать лучше с матерью, чем с отцом. С этой вздорной и недалекой женщиной, по его мнению, справиться будет совсем нетрудно. Не то что с отцом.

„Ах ты, безмозглая сука!” – думал про себя Джеральд, лучезарно улыбаясь матери и останавливаясь прямо напротив нее.

– Пожалуйста, мама, извини, что я был столь непростительно груб, когда разговаривал с тобой, – произнес он заискивающим тоном с самым невинным выражением лица, какое бывало у него весьма редко. – Я сам знаю, что это недостойно. Мы оба были чересчур разгоряченные, из-за того все так и вышло. Но я совсем этого не хотел, и если чем-то тебя обидел, то прошу меня простить. Я от всей души надеюсь, дорогая мамочка...

Адель при словах сына пришла в явное замешательство: она готовилась услышать в словах Джеральда злость, оскорбления, даже новую вспышку дерзости. Словом, все что угодно, но только не раскаяние. Поэтому в первый момент она испытала и некоторое облегчение. И уже готова была внутренне расслабиться, когда интуиция подсказала ей, что этого делать не следует. Как бы низко ни ставил ее сын, Адель на самом деле была куда более проницательной, чем мог представить себе Джеральд. Она слишком хорошо знала, каков в действительности ее старший сын. Знала и по этой причине не доверяла ему. Кроме того, она отдавала себе отчет в том, что, подобно всем грубиянам, в глубине души он был отчаянным трусом.

Адель решила не поддаваться на его уловки. Стоит ей проявить хоть малейшую мягкость, как он тут же воспользуется ее слабостью и в результате она потеряет не только лицо, свой материнский авторитет, но и возможность защитить Эдвина от дальнейших посягательств Джеральда.

– Ты поступил не просто грубо, а жестоко, – обратилась она к старшему сыну. – На этот раз я, так и быть, соглашусь оставить этот случай без последствий, но в дальнейшем ожидаю от тебя более уважительного и достойного поведения, – она говорила ровным голосом, смотря на Джеральда в упор и на разу не позволив себе отвести взгляд. – А сейчас изволь мне объяснить твое возмутительное поведение там, во дворе. Я хотела бы выяснить, почему собственно... – Адель на миг умолкла, продолжая мерить сына холодным взглядом, – ты позволил столь отвратительное отношение к своему младшему брату? Я нахожу твои постоянные придирки к Эдвину достойными всяческого порицания. Ведь он твой брат! Знай, больше терпеть подобное я не намерена, Джеральд.

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Джеральд понял из слов матери одно: разговор будет гораздо тяжелее, чем он себе представлял. Выдержка матери и ее спокойствие озадачивали. Да, похоже, сообразил он, что одним извинением тут не отделаешься. Глубоко вдохнув, Джеральд приступил к объяснениям, стараясь говорить как можно более примирительным тоном:

– Все это, мама, было лишь бурей в стакане воды, поверь мне, я говорю тебе сущую правду. Мне очень жаль, но я... вспылил больше чем надо. – Он сделал небольшую паузу и послал матери одну из своих самых очаровательно-фальшивых улыбок. – Мы ехали верхом по вересковому лугу... ну, ты знаешь. И когда возвращались обратно, то нам повстречалась какая-то собака – скорей всего убежала из деревни. Она попала в один из капканов, которые расставил там отец, чтобы ловить зайцев и разных грызунов. Эдвину стало жалко собаку. Но эту свою жалость он начал выражать слишком уж явно, так мне, во всяком случае, показалось. Он даже захотел выпустить пса из ловушки. Я возражал. Ну мы и повздорили с ним. У этих капканов очень опасное устройство. В конце концов я убедил брата оставить собаку и ехать дальше. И тут, не знаю почему, на него вдруг что-то такое нашло – и он разревелся. Уже когда мы подъехали к дому. Вот, дорогая мамочка, и все, что тогда произошло.

– Так, понимаю, – сказала Адель задумчиво и внимательно, долгим изучающим взглядом, посмотрела на старшего сына. Того слегка передернуло от этого взгляда, проникавшего в самую душу.

– Я рассказал тебе все, как было, мама. Можешь сама спросить Эдвина, – произнес он самым миролюбивым тоном, на какой был способен.

– Я именно так и собираюсь поступить, – сурово изрекла Адель, хотя у нее начали дрожать колени, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Тем не менее она, не позволяя себе расслабляться, продолжала тем же строгим тоном. – А теперь, Эдвин, мне хотелось бы, чтобы ты, со своей стороны, изложил нам подробности этой истории. Этой ужасной... истории. Итак, мы слушаем тебя, дорогой.

– Хорошо, мама, – ответил Эдвин, подошел к камину и встал рядом с матерью.

Лицо его и сейчас было белым как мел – чувствовалось, как он встревожен, хотя тревожился Эдвин в основном не за себя, а за мать, опасаясь, что разговор может повредить ее здоровью. Меньше всего сейчас Эдвином руководил страх перед Джеральдом: при всей своей кротости и чувствительности, младший брат в большинстве случаев мог постоять за себя.

Откашлявшись, Эдвин тихо произнес:

– Джеральд сказал тебе правду, мама. Во всяком случае, в основном все так и было. Он просто забыл упомянуть, что собака в тот момент была еще жива и корчилась от страшной боли. Когда Джеральд не разрешил мне ее выпустить, я предложил, чтобы мы послали за кем-нибудь из слуг и тот вызволил бы ее из капкана. А если нет, то уж лучше было бы, как я считал, пристрелить пса, чтобы он больше не мучился. Это было бы, по-моему, самым гуманным с нашей стороны. – Эдвин замолчал, устремив на брата осуждающий взгляд. Тот быстро отвел глаза в сторону.

В голосе младшего теперь звучала ярость:

– Но он еще стал надо мной смеяться! Да, да, смеялся и говорил, что я веду себя как младенец, впадаю в истерику и прочее. И даже утверждал, что возиться с собакой было бы пустой тратой времени и... пули! Из-за этого-то я и разозлился. – Эдвард взволнованно провел рукой по волосам. – Его жестокость – вот что меня вывело из себя. Тогда я сказал, что обо всем расскажу папе. И тут он стал осыпать меня оскорблениями.

Адель сглотнула, пытаясь развеять охватившее ее чувство отвращения.

– До чего ты омерзителен! Видеть, как бедное животное мучается, и даже пальцем не пошевелить, чтобы облегчить его мучения. Да ты... ты даже... – Она вонзила свой гневный, как нож, взгляд в сына. Однако тот продолжал все так же спокойно смотреть на мать, ничуть не смутившись.

– Да не расстраивайся ты так, мама. А то ведь еще опять можешь заболеть, – говорил он вроде бы заботливым тоном, в котором отчетливо слышалась насмешка. – Собака была при последнем издыхании. Сейчас она скорей всего уже подохла. О чем мы все тут говорим?

Он пожал плечами, понимая, что нужно как можно быстрее покончить с этим делом, пока не вернулся из Лидса отец, не то в доме начнется такая заваруха, что не приведи Господь. Поэтому он поспешил заключить с притворным миролюбием:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов замолить свой грех. Не могу видеть тебя в таком состоянии.

Адель упорно смотрела на толстое тело Джеральда, но по ее лицу нельзя было понять, что она чувствует.

– Пусть ко мне сейчас же зайдет кто-нибудь с конюшни, Джеральд, – произнесла она.

У Джеральда отвисла челюсть, и он заморгал от удивления.

– Сюда? В папину библиотеку?

– Да, сюда. Не я же пойду на конюшню!

– Но может быть, мама...

– Делай, как тебе говорят!

– Хорошо, мама. Раз ты хочешь... – смиряясь, проговорил он недовольным тоном, почти не скрывая своих чувств.

Адель обернулась к стоявшей в тени Эмме, чье лицо сейчас, как и у Эдвина, было пепельно-серым и встревоженным.

– Пожалуйста, Эмма, – попросила ее хозяйка, – будь добра, принеси мне из кухни стакан воды. Из-за этой ужасной истории у меня во рту пересохло.