Состоятельная женщина. Книга 2

Лаура улыбнулась. Ее прекрасное лицо стало торжественным, а глаза, такие огромные, что, казалось, занимали половину ее лица, были спокойными и умиротворенными.

– Я не признаю слово „смерть”, Эмма. Пока живы Блэки и ты, пока вы сохраните память обо мне в своих сердцах, я буду жить. И еще у Блэки останется от меня Брайан.

Эмма не знала, что ответить. Она зажала рот ладонями, плечи ее вздрагивали.

– Передай Блэки, что я люблю его, – сказала Лаура.

– Да, дорогая.

Эмма закусила губу, пытаясь унять душившие ее слезы.

– О, Лаура, что я буду делать без тебя? – прошептала она, ошеломленная и убитая горем.

– С тобой все будет отлично, Эмма. Я очень верю в тебя. Ты такая замечательная, такая отважная. И помни: Бог никогда не взваливает на человека такой груз, который он не сможет вынести.

– О, Лаура, я не могу…

– Не забудь про мои рождественские подарки детям. Собака для Кита в конуре и жасминные духи для Эдвины. Они лежат упакованными в моей спальне, ты найдешь их. Там еще есть кое-что для тебя, дорогая моя Эмма…

Лаура закрыла глаза, и тень смерти пала на ее, только что лучившееся улыбкой лицо.

– Я не забуду, дорогая.

Эмма почувствовала, как рука Лауры безжизненно обвисла в ее руке.

– Лаура! Лаура! – закричала она, прижимая к губам ее холодеющую руку. Доктору Стокли пришлось с силой разжать пальцы Эммы, так крепко она сжимала руку Лауры. Священник вывел ее из палаты, бормоча слова утешения. Эмма зажала руками уши, оглохшая и онемевшая от своего ужасного горя. Через несколько минут к ним подошел врач.

– Я думаю, что мы сможем выписать ребенка через несколько дней, миссис Лаудер. Мы дадим вам знать, когда вы сможете прийти и забрать его. Такова была воля миссис О'Нил.

Эмма с трудом разобрала его слова.

– Я понимаю, – машинально ответила она. – У вас есть мой адрес и номер телефона.

Она резко повернулась и, не попрощавшись, дошла прочь. Двигаясь как во сне, Эмма распахнула дверь госпиталя Святой Марии, прошла по дорожке к чугунным воротам и вышла на улицу. Она повернулась и двинулась через Хилл-Топ, упорно карабкаясь вверх и глядя перед собой невидящими глазами. Стоял холодный декабрьский день. Сумрачное пустое небо набухало снегом, колючий ветер, гулявший по холмам, высушивал текущие по ее щекам слезы.

Эмма глубоко в душе спрятала свою боль, оставив людям напоказ только свое непроницаемое лицо. Шли недели и месяцы, и она привыкала жить с разбитым сердцем в гнетущем одиночестве.

Ребенок Лауры, Брайан, жил с нею и ее детьми. Блэки, приезжавший в краткий отпуск на похороны жены, согласился с тем, что это самый разумный выход и что его сын будет жить у нее в более подходящей обстановке, нежели с няней в доме дядюшки Пэта. Безутешный, придавленный своим горем Блэки почти тотчас же уехал обратно на фронт, и Эмма вновь осталась одна.

На первых порах она с плохо скрываемым предубеждением относилась к Брайану, видя в нем причину смерти Лауры. Но однажды ей вдруг стало ясно, что она жестоко несправедлива к ребенку и таким отношением к нему она предает доверие Лауры и свою беззаветную любовь к ней. Ведь это был ее сын, ее дитя, ради которого Лаура пожертвовала жизнью. Эмма терзалась угрызениями совести, стыдилась самой себя, и, наконец, наступил такой день, когда она впустила ребенка в свое истерзанное сердце как своего собственного. Брайан унаследовал от отца смуглую кожу и иссиня-черные волосы, но глаза у него были материнские, такие же большие и прозрачные, похожие на глаза олененка. Он был спокойным ребенком с таким же хорошим характером, как у Лауры. Когда Эмма видела у него на лице улыбку, так похожую на улыбку Лауры, она брала его на руки и крепко прижимала к груди, переполненная любовью и желанием лелеять его всю жизнь.

Порой Эмма забывала, что Лауры больше нет, и когда у нее возникала потребность поделиться с кем-то самым заветным, ее рука машинально тянулась к телефону и бессильно падала на полпути. Потом она подолгу сидела молча с мокрыми от слез глазами, погрузившись в воспоминания о прошедших десяти годах, прожитых бок о бок с ее подругой. Но с нею были дети, помогавшие ей справиться с болью и печалью. Эмма посвящала им все свободное время, понимая, что сейчас, после смерти Джо, переживая самые ответственные для их формирования годы, дети нуждались в ней больше прежнего, и она щедро отдавала им себя. Приезжал на побывку Уинстон, Фрэнк регулярно навещал ее, и Эмма находила покой и утешение в своей семье.

V ЧАСТЬ ВЕРШИНА 1918-1950

Всегда теснятся тучи вокруг вершин,

И ветры хлещут крутизну нагую.

Кто над людьми возвысится один,

Тому идти сквозь ненависть людскую.

Джордж Гордон Байрон. Паломничество Чайлд-Гарольда

Глава 43

– Почему ты сердишься, Фрэнк? – спросила Эмма, глядя на брата поверх накрытого для обеда столика в ресторане отеля „Ритц".

Фрэнк очнулся от оцепенения и схватил Эмму за руку.

– Я вовсе не сержусь, любимая, просто я беспокоюсь за тебя, вот и все.

– Но я чувствую себя намного лучше, Фрэнк. Честное слово, я совершенно оправилась после пневмонии, – с оживленной улыбкой на лице уверяла его Эмма.

– Я знаю. И выглядишь ты превосходно, Эмма. Но меня тревожишь ты сама, а точнее, то, как ты живешь, – осторожно произнес он.

– Как я живу? О чем ты говоришь? Ты находишь в моей жизни что-то неправильное? – воскликнула Эмма.

Фрэнк осуждающе покачал головой.

– „Неправильное” в твоей жизни, ты спрашиваешь? Ах, Эмма, почему бы тебе просто не остановиться на минутку и не задуматься? Крутишься как белка в колесе, любимая, вкалываешь теперь даже больше, чем когда-то в Фарли-Холл…

– Это просто смешно! – перебила его Эмма. Ее лицо сразу стало серьезным.

– Слава Богу, ты, конечно, больше не драишь полы, – быстро проговорил Фрэнк, – но ты по-прежнему работаешь как каторжная, хотя и живешь теперь в роскоши. Ты приковала себя к своему бизнесу и никогда не будешь свободной, – вздохнул Фрэнк.

– А мне и не нужна свобода, – сказала Эмма, неожиданно рассмеявшись. – Тебе никогда не приходило в голову, что я могу получать удовольствие от своей работы?

– Работа! Это единственное, чем ты занята! Как раз об этом я тебе и твержу. А как насчет того, чтобы иметь немного радостей в жизни, сейчас, пока ты еще молодая? – Он бросил на нее осторожный взгляд и нерешительно добавил: – Через несколько месяцев тебе исполнится двадцать девять. Мне кажется, что тебе следует подумать о том, чтобы снова выйти замуж.