Состязание. Странствие

Сказал ли сразу руководитель Ялмару, отводя глаза в сторону: «Забирай собак и уходи»? Если и сказал, то у обоих достало такта сделать вид, что ничего не было сказано. Совершенно ясно, однако, что теперь власть переходит к Ялмару. Он снимает с одних саней то, что осталось от начального груза, и переносит на другие. На освободившихся санях делает высокую постель из грязной одежды и мокрых шкур; под голову руководителю кладет его пимы. И трогается в путь вместе с собаками. Они продвигаются медленно. Ялмар может тянуть лишь одни сани за раз. Протопав сотню метров, возвращается за вторыми. Лежащий на них спит или делает вид, что спит. Лицо его исчерчено глубокими бороздами, будто прорезанными ножом. На темном фоне ярко выделяются белые губы. Оба все больше помалкивают.

Но вот, когда Ялмар в очередной раз возвращается за санями, на которых лежит руководитель, тот отдает распоряжение:

— Я остаюсь, ты иди.

Впервые Ялмар отказывается повиноваться, хотя сам еле держится на ногах.

Идут часы. За облаками медленно парит тусклый солнечный диск. Резво махая крыльями, над ними изредка пролетают морские птицы. Может быть, они из любопытства меняют свой курс, чтобы взглянуть на маленький отряд — собак и людей. Судя по тому, что птиц становится больше, где-то недалеко должна быть земля. Они должны дойти до этой земли, чтобы выжить. Там будет шанс встретить промысловиков. Они не знают, в какой она стороне — на западе или на востоке. Часы стоят, и нет никакой возможности произвести точную обсервацию.

Дни идут, перемежаясь светлыми ночами. Ялмар привычно топает по снегу — мокрый от пота изнутри и от снега снаружи. Он плюет кровью, стало быть, она еще струится во всех частях его тела. Он бредет через светлую летнюю ночь с серыми льдами вдоль горизонта, идет и идет, пока не сваливается от усталости. Когда же возвращается за вторыми санями, происходит чудо. Руководитель скатывается с саней на снег, кривясь и ревя, точно раненый медведь. Стоя на коленях, упирается руками в ледяной бугор и блюет. Потом вдруг резко выпрямляется и рывком встает на ноги.

— Я живой! — говорит он Ялмару.

— Зато я еле жив, — отвечает тот.

Хватает одну из собак и заходит за торос; нож при нем. Он закалывает собаку, собирает кровь в кружку и делит мясо с последним псом. Кровь они смешивают с остатками овсяной муки и пекут «блины» на ужин.

До чего же вкусно! Руководитель проводит ночь сидя, чтобы спина не заболела снова.

10

Ялмар сидел на льду недалеко от разводья, латая пострадавшую от огня палатку. Сидел без шапки; свой финский нож воткнул в снег рядом с собой. Что-то заставило его обернуться — и в четырех метрах от себя он увидел голову огромного белого медведя, который смотрел на него, лежа на снегу. Ялмар вскочил, чтобы схватить ружье, но сразу вспомнил, что оставил его на бугорке поодаль. В ту же секунду медведь, оскалив огромную пасть и злобно рыча, бросился вперед. Ялмар метнулся в сторону, поскользнулся и больно ушиб колено о твердый лед; хорошо еще, головой не ударился. У него потемнело в глазах, а когда он опомнился, то обнаружил, что лежит между передними лапами медведя. Прямо над ним нависла брызжущая слюной разинутая пасть с красным языком и желтоватыми клыками. Промахнувшись в первом броске, зверь поднял могучую лапищу, чтобы прикончить жертву. Ялмар рывком подался назад и железной хваткой стиснул глотку медведя своими обмороженными пальцами. Зверь снова промахнулся: должно быть, не рассчитал расстояние. Под нажимом пальцев Ялмара из медвежьей глотки вырвался свирепый хрип. Затем Ялмар как-будто услышал крик — то ли это человек кричал, то ли медведь рявкнул, борясь с удушьем… Ялмар все еще лежал между передними лапами зверя, который запросто мог раздавить его. Снова крик — точно, крик, со стороны разводья. Это руководитель увидел, что происходит. Он стоял у воды, около пришвартованного ко льду каяка. Его ружье лежало в лодке, надежно укрытое на носу от соленых брызг — не сразу достанешь. Прыгнуть в лодку, протиснуться под санями вперед за прикладом, по дороге схватить патроны… Он оступился, и одна нога выше колена ушла в ледяную воду. Его глаза были устремлены туда, где огромный медведь наклонился над маленьким человеком в черном, который изо всех сил стискивал горло зверя. Подскочила собака, тощая, но бесстрашная, несказанно обрадованная случаем принять участие в такой увлекательной охоте. Медведь отбросил ее могучим взмахом лапы. Неистово лая, она снова пошла в атаку, теперь сзади. Пришлось медведю развернуться, чтобы дать ей хорошего шлепка. Удар пришелся по ребрам пса, и он с иступленным воем покатился кувырком к разводью. Ялмар не замедлил воспользоваться представившимся шансом. Выпустив горло зверя, он вскочил на ноги и отпрянул, нашел взглядом торчащую из снега рукоятку ножа. Пока будешь нагибаться за ним, медведь успеет ударить… Горящие злобой желтые глаза зверя были устремлены на него, в хищной пасти кипела пена. Ялмар крикнул руководителю:

— Поторапливайся, слышишь, не то будет поздно!

Руководитель возился с ружьем. Патроны были уже в кармане, но он никак не мог нащупать нужный. Сорвавшись с места, он бросился к Ялмару и медведю, которые сошлись в решающей схватке. Медведь навалился на Ялмара и сбил его с ног. Грянул выстрел. Картечь попала прямо в ухо зверя. Новый выстрел, и он упал замертво. Тут же они увидели еще двух зверей, двух годовалых медвежат, и Ялмар сходил за своим ружьем. Звереныши с любопытством выглядывали из-за тороса. Путешественники подстрелили их. Ялмар сказал:

— Молодое мясо лучше старого.

Они вдоволь поели медвежатины, а из трех шкур вышла хорошая подстилка. Теперь им ночью было тепло в спальном мешке.

11

Они продолжали идти на юг.

Это было невыразимо трудное странствие. Сани опрокидывались всякий раз, когда они огибали высоченные торосы; лодки текли, когда надо было пересекать разводья. Они знали: единственный шанс попасть домой этим летом — использовать и морозные светлые ночи над полярным океаном, чтобы добраться до земли, пока там еще можно застать зверобоев. Идя на крайний риск, они снова проверили поклажу и выбросили все, что не было им крайне необходимо. Даже от медицинских инструментов избавились, уповая на то, что они им никогда не понадобятся.

И вот однажды Ялмар объявил, что видит землю. Руководитель тотчас возразил, что он ошибается; как же так — сделано важное открытие, которое должно было принадлежать ему… Взяв маленький бинокль, висевший у него на ремешке на шее, он поднес его к глазам. И понял, что его сбило с толку большое светлое облако на юге — на самом деле вовсе не облако, а крутой горный склон.

Ялмар радостно закричал:

— Дня за два дойдем!

Он ошибся. У них ушло на это две недели.

Яркий свет, когда солнце прорывалось из-за туч, скрадывал расстояния, приближая дали. К тому же за горой, на которую они смотрели, не высились другие горы, не с чем сравнить.

Путь был тяжелейший. Разводья полны ледяной каши. Кругом вздыбленные сжатием торосы. Опасности подстерегали их на каждом шагу. К тому же снова стало туго с провиантом. Тюлени явно предпочитали места с более прочным льдом. И только на суше могли они рассчитывать выйти на медведей.

Им было ясно: речь идет о жизни и смерти. И когда голод стал подтачивать преграждающий путь пессимизму инстинкт самосохранения, в душу начала закрадываться мрачная мысль: «Ну, дойдем мы до земли, а что толку, если не встретим зверобоев? Может быть, нас будут разделять сотни миль. Или ляжет туман, и нас за две мили не будет ни видно, ни слышно. Но все равно во что бы то ни стало нам необходимо добраться до земли, пока еще есть патроны».

В конце концов они подошли к огромному прибрежному ледяному барьеру. Стена льда, расписанная струйками воды, вздымалась вертикально вверх. От одного взгляда на нее кружилась голова. Когда отколовшиеся от такой громады льдины сталкиваются между собой, кажется, что схватились в поединке могучие богатыри. Проигравший должен умереть. А то и оба погибают. В своем, чуждом человеку мире.

Три дня и три ночи шли они на веслах, прежде чем, полумертвые от голода, отыскали место, где можно было высадиться на берег. Мокрые насквозь, они брели по снежной каше, измотанные до такой степени, что сразу погрузились в сон, едва прилегли отдохнуть. От палатки остались одни лоскуты. И кровом им было только белое сияние арктической ночи.

Наконец они просыпаются. Смотрят на берег, где были причалены лодки. Одна из них медленно уплывает. Руководитель вскакивает на ноги, выдергивает из кармана часы, сбрасывает часть уцелевшей верхней одежды и бежит к морю. Температура воды немногим выше нуля, но он с ходу ныряет и плывет саженками. Связанные вместе веревкой каяки не могли развить большую скорость. Один из них, до которого ближе, развернулся поперек течения. Другой удаляется по течению носом вперед, за ним будет сложнее угнаться.

В первый миг у него такое чувство, словно он очутился под ледяными струями водопада. Вынырнув, хватает ртом воздух. Он наделен богатырской силой, прекрасно плавает на груди и на спине. Тем не менее с трудом поспевает за лодкой. Но главная помеха — холод. Он ложится на спину, сберегая силы. Видит на берегу Ялмара, бегающего взад-вперед по льду. Ялмару остается только ждать, и он обращается к богу с немой молитвой. Единственной, какая сейчас приходит в голову. Если у всевышнего есть хоть капля совести, пусть поможет руководителю выдюжить.