Сотник и басурманский царь
Шрифт:
– Живучий, шайтан! Кто тебя учил так драться? Императорская академия, фехтовальный класс месье Жана де Маре? Или испанская школа Педро Родригеса Хуана де Сааведра? Или владение мечом в стиле бусидо великого Суси…
– Дедушка учил. Ты только не нервничай. Вона уже и пена пошла…
Зарычал воевода по-тигриному, зафыркал по-львиному, на одну ногу встал, другой за ухом почесал, а сам рожи корчит, чисто обезьяна в него вселилась.
– А вот такому он тебя учил? А вот так, вот так, вот так?! Умри-и-и!
– Делать мне больше нечего, – казак вздыхает, с лёгкостью от всех ударов
– Чего ты ждёшь, казак? – воевода прохрипел, давя на жалость. – Убей меня!
– А ты куда-то торопишься?
– Убей меня, я опозорен навек! Мне теперь только в монастырь и дорога…
– Я могу ближайший подсказать, – кивнул сотник. – Недалеко отсюда, тюрьма называется.
Понял воевода, что ни победить, ни обхитрить казака не удастся, и совсем голову повесил. А тут из кучки пленниц одна женщина вырвалась да по берегу бежит, кричит что есть мочи:
– Андрей! Ми-лый! Род-но-ой!
– Ты погоди тут. Никуда не уходи, – сотник воеводу попросил, шашку в ножны бросил и жене любимой навстречу кинулся.
Стоит воевода на коленях, ждёт, дураком себя чувствует…
За пленницей два басурманских воина сорвались было, однако, видя, кто им наперерез пошёл, свернули вовремя и обратно к своим ещё быстрей припустили.
– Родной мой… живой…
– Настя! – Сотник жену к груди прижал, в глаза её синие наглядеться не может.
Она тоже его по лицу гладит, слова ласковые шепчет, у самой слёзы по щекам, уж до того сцена-то душещипательная. Казак глаза опустил и видит на шее у жены медальон незнакомый, красивый, с камнем зелёным. Удивиться не успел, как взлетела вверх рука тонкая, и вонзилась ему сзади в шею стальная иголка волшебная. Словно подрубленное дерево, упал он навзничь, ни мёртвый ни живой, чародейством чёрным в полон захваченный…
А жена его Настасья выпрямилась, ногой мужа родного пнула, головой встряхнула эдак, словно кобыла гривой, и прежний лик обрела.
– Спи, милый…
Ну вы уж, поди, сами поняли, кто это был. А кто не понял, подскажу: это злая ведьма на себя личину жены сотниковой примерила. Да так громко хохотнула в небо коварная Агата Саломейская, очень уж собою довольная, и к воеводе обернулась с ехидцею:
– Теперь ты дважды мой должник. Что скажешь, великий, блин, воин?!
Молчит воевода, свой позор пережёвывает. Встал, ятаган поднял, себе за пояс сунул, к казачьей шашке руку протянул…
– Бери, – ведьма разрешила. – Но этот казак моя добыча! Эй, Наум да Хряк! А ну, быстро ко мне! Где вас нечистая носит, остолопы?!
Взял воевода шашку сотника, посмотрел, задумался. Потом рукой махнул своим, кивнули басурмане, толчками и пинками погнали связанных пленных вдоль реки. Кавказского юношу с собой взяли, решили не убивать пока, урезать частично и на невольничьем рынке продать, молодые и красивые евнухи на Востоке всегда в цене, да?
А воевода, прежде чем уйти, взял шашку двумя руками
и об колено переломил! Обломки в реку выбросил, чтоб и памяти о его поражении в бою не осталось…– Наум! Хряк! Третий раз повторять не буду!
В один миг, как из-под земли, вылетели два чёрта, толстый и тонкий. Глаза горят обожанием, морды подобострастные, улыбка вполлица, и аж ножонками сучат от усердия.
– И не надо, мы уже тут!
– Чего изволите, мадам?
– Вас изволю…
– Э-э, в каком смысле? – осторожно переглянулись черти.
Ведьма прикрыла ладонью глаза и выпустила пар из ноздрей, достали-и…
– Мы сразу тут были, – поспешил объясниться Наум. – Просто под ногами путаться не хотели!
– Ну, чтоб не мешать вашей злобности, – в такт поддакнул Хряк. – А так стояли и буквально любовались, как эффектно вы этого станичника уложили. У вас редкий талант перевоплощения, мадам! Не хотели бы попробовать себя на театральной сцене?
– Возможно, – на миг отвлеклась Агата, но быстро вернула себе нить разговора. – Вот что, возьмите этого казака…
– Вот этого? У-у, нехорошая морда… – Наум храбро пнул сотника по сапогу.
– Осторожно, он ещё живой.
– Живой?! – ахнул тощий чёрт и с большей осторожностью вытер сапог сотника краем своей рубахи.
– Повторяю. Взяли вот этого казака и отнесли на кладбище…
– Будет исполнено, мадам! – дружно гаркнули Наум и Хряк, с неумеренной энергией берясь за дело.
Да только тяжеловат оказался сотник. Уж они его и так и сяк, и за ноги в разные стороны тянут, и на голову ставят, направо-налево роняют, по земле волокут, об кочки стукают, сами через него падают, спотыкаются – не скучно, одним словом…
Ведьма смотрела-смотрела на это безобразие, потом глаза закатила:
– Идиоты… И за что только такое наказание на мою голову?!
– Хозяйка-а, – едва дыша, подполз к ней на карачках тощий чёрт, – он сли-и-ишком тяжёлый! Может, не будем его на кладбище тащить, а прямо здесь закопаем?
– Нет, вы понесёте на кладбище и…
– Я придумал! – радостно перебил ведьму Хряк. – Мы его здесь распилим, а потом по частям перетаскаем! Так же легче, правда, а?
– Так, заткнись, рационализатор… – уже с нескрываемым раздражением прошипела Агата сквозь зубы. – Он мне на кладбище целый нужен.
– Да легко! – ещё радостнее Хряка подпрыгнул оживший Наум. – Вот у меня нитки с иголкой есть. Перетаскаем по частям, на месте сошьём, и будет как новенький!
Не сдержалась ведьма, кулаки сжала и на рык перешла:
– А ну, заткнитесь вы оба! Дебилоиды космические, никакого зла на них не хватает… Короче, ты и ты! Взяли вот этого казака целиком, как есть, взвалили на плечи, понесли на кладбище, а там…
– А там съедим. Да?!
– Убью… или уволю. Нет, сначала уволю, а потом убью… Слушать меня-а-а!!!
– Что прикажете, хозяйка? – черти во фрунт вытянулись. – Чего сразу орать-то…
– Так… взяли казака, отнесли на кладбище, положили на третью могилу слева, – утомлённо потирая пальцами виски, продолжила Агата Саломейская. – Не справа! Зажгли три свечи, одну в головах, две в ногах. Не перепутайте, болваны!