Сотовая бесконечность

Комроты обшаривает карманы Саньки, вытягивает солдатский билет, сквозь зубы тихо ругается, злобно командует: «Какого винта пасти раззявили! Вперёд и без заминок!»

Лучмётчики шагают дальше без остановок, вперёд и до следующего падения.

Последние метры несколько поредевшая рота двигается ползком, ребята практически плывут в жидкой грязи, как рыбы хватают ртами воздух, – над головой огненная сеть, сотканная из пуль, снарядов, ракет и лучей. Враг старается выбить подкрепление до того, как оно займет свои позиции. Поле кажется бесконечным, все силы уходят на то, чтобы не утонуть и не зацепиться за смертельную сеть. О том, что предстоит ещё и воевать, юнцы просто забывают. Они сваливаются в траншеи, грязные, как черти из ада, и долго лежат, не в силах осознать: прибыли. В первые мгновения им даже кажется, что самое страшное уже позади. Вроде как Конец Света уже состоялся, а мы ещё живые.

– Какого демона! И де так долгонько шатались?! Рассвет вскорости! Ждём вас… – «приветствуют» подкрепление бывалые фронтовики, добавляя совершенно непечатные словеса. Новички ошалело приподнимаются и смотрят, как бравые вояки лихо переваливаются через бруствер и споро ползут по грязи, вместе со своими лучмётами, в ту сторону, откуда только что притащились мальчишки.

– Они куда? – выдавливает кто-то.

На глазах у Сергия выступают слезы. Хорошо, что в темноте не видно. Подспудно ребята ожидали, что «старики» их встретят, объяснят, как надо воевать, что делать и как вести себя. Они же выжили! Значит – умеют воевать!

– Слёзы и сопли отставить! – командует комроты Мишаин Петро Валькович. – Им надобно затемно в тыл утянуться, дабы хансы не приметили. – Он добродушно усмехается, превосходно понимая, что творится на душе у пацанов. – Всё, ребятушки. С момента сего вы – фронтовики. Что бы дале ни стряслось, никто не скинет на то, что вы всего лишь недоученные курсанты. Вы – уже воины! А те, кому полечь судилось на пути сюда – пали смертушкой отважных. Для хансов вы таки ж солдатушки, как и вои, только что отсель ушедши. Пять хвилинок на отдых, и расчетам приступить к подгонке своих выкопов!

Слова ротного привели всех в чувство. Сергий успевает подумать, что с таким командиром они не пропадут, как его в бок толкает Вас Льц.

– Гля, гля, а ровики стары, давненько копали, вона бочины как вытерты, заеложены, до блеску! Значитца, крепенько тут стоим.

– Могёт, у хансов отбили! – возразил Сергий. – Мене чеши языком, приказ был, лучмёты к бою ладить.

Как ни странно, но в их голосах уже не было паники, нахлынувшей некоторое время назад. Голоса стали спокойными, словно эти пацанята уже воевали много лет. В считанные минуты лучмёты были собраны и задрали свои курносые морды, прицелившись в сторону вражеских позиций.

– Памятуешь, в училище грезилось, скорше б до фронту? – спросил Вас, когда, закончив сборку, их расчет прикорнул на дне рва.

– Ага, вона теперича на передовой мы, – ответил Федул. Он пришёл в училище толстощёким крепышом, который мог переломать подкову ладонью. Сейчас бы он, пожалуй, смог переломить две подковы, поднатаскался станин и зарядников к лучмётам. А вот румянца на его бледных щеках давно не наблюдалось. С тех самых пор, когда у него на глазах разорвало другаря, с которым из одного туеса чай пили.

Небо горело от ракет, чей мертвенный свет заливал даже дно рова. От этого потустороннего свечения лица казались белёсыми, перепуганными.

– На фронте. Ужо и в нашем расчете потери, Санька полёг, – ответил Вас.

Все угрюмо замолчали. Пули мерзко посвистывали над самым ровом. Где-то выше шуршали пролетающие в обе стороны рои ракет. Подсыхающая одёжа неприятно липла к телу.

– Да, ребятки, – сказал Петро Валькович, подходя к ним, – дочекались. Вы на фронте. Теперича дулжно воевать справно, как я вас научал. Не осоромьте меня!

Ротный, старлей, был боевым командиром. На войне давно. Вроде бы даже с самых первых дней. Лучмёт знал в совершенстве и поучал курсантов до кровавого пота веденью беглой пальбы, мгновенной разборке и сборке тяжеленной махины, заставил каждого расчетного командира затвердить аки молитву «Порядок деяний при отказе матчасти».

– Что, мулодцы, страшно? – спросил подошедший вместе со старлеем замкомроты по духовной части младший политвед Амсал Имов. Говорили, что до войны он был письменником, а может быть, и стихотворцем. Совсем молодой, годился в сыновья Мишаину, но вместе они работали как единый прилад. Иногда юным воителям мстилось, что командиры понимают друг дружку с полувзгляда.

Мальчишки, уже полчаса как воины, промолчали.

– Трусят, – улыбнувшись, сказал Мишаин. – Токмо не сознаются.

– Не трусим мы! – горячо возразил Федул.

– Да не соромьтесь, – добродушно ухмыльнулся Амсал. – Все трусят.

– И вы? – Не удержался Вас.

Ребята оживлённо зашевелились. Неужто их бравый командир, кавалер ордена «Храбрая Душа» первой ступени, такоже трусит?! Волк войны? Трусит в точности, как и они, мелкие щены?

– А как же ж! Иль мы не люди? – ответил за двоих Мишаин. – Равно хочем жить. То и трусим, ан виду никогда не кажем. И вы не показывайте!

– Ага, не тот трус, кто боится, а тот, кто бежит! – заговорщицки, словно выдавая огромную военную тайну, молвил Амсал. – Выше носы, военные! Всё едино как в атаку первый раз подымаесся – кишки отрабатывают сами собой. Портки напрочь пропадают… по себе знаю.

– Неча поробить, храбрецы мои, – тяжело вздохнув, сказал Мишаин. – Не мы на них рыпнулись. Оне нашу землю испоганили. То оне вознамерились нас рабами створить. То оне объявили себя избранным племенем. А всех прочих – поганой нечистью. С такими разговор один – добра пуля иль горячий луч, да прямо в морду. Чтоб другим неповадно было. Мы же с вами – мужи. Значит – воины. Вот и воюем. Так что трусь не трусь, однако же драться надобно.

– А чего ж робить с грязью? – как всегда некстати ляпнул Федул.

– Грязь не девушка, засохнет да отлипнет! – хохотнул Амсал.

– Светает… хансы ракеты боле не пускают, – не обратив внимания на диалог Федула и Амсала, сказал комроты. – Готовьтесь, ребятушки. На рассвете начнём, помолясь. И грязь нам не помешает…

Это явно был родной мир Ильма! Какой-то из периодов бурной истории восславян.

Рокировка что надо. Ильм по Земле шатается, Виталий в его родимом краю ротой командует.

Что же между вами произошло в своё время, бравые замы старшего Алексея Дымова?

Она сокрушалась, она корила себя за то, что ослабила слежку за принцем и маршалом. По сути, не выполняла порученное ей боевое задание главнокомандующей. Машинально рапортовала госпоже о перипетиях фронтовой стажировки, уже привычно подтасовывая детали, подвергая цензуре содержание докладов…

И не открывая матери главного: пока наблюдательница увлекалась слежением за головокружительными эскападами Лёхи и его восславянского дядюшки, у иноземных наметилась оч-чень даже характерная тенденция. Принц всё больше становился похож на «экстремала-адреналинщика», не способного нормально себя чувствовать в мирной обстановке, ощущаещего себя полноценно живущим только НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ, только в беге по лезвию клинка, только на фронте, под огнём противника.