Сотовая бесконечность
Шрифт:
Парнишка, который меня спас, упал рядом со мной, руку подал, вытащил – иначе бы засосало. Читал я в детстве про зыбучие пески где-то в чужедальних странах. Так вот, в такой же самый что ни на есть зыбучий превратила война наш обыкновенный украинский песочек. Выходит, опять меня солдатик этот спас. Дважды я ему должник!
– Не могу своих найти! – кричит он мне в ухо. – Меня Михаилом звать… Миха я. Давай вместе держаться! Лады?
– Лады! – кричу я. – Меня Петром кличут!
Да ежли б я за него дважды не держался, то уже в раю на арфе играл бы. Потому как хуже ада, чем здесь и сейчас, – не бывает!
– А это
Друг постарше Михи, в отцы ему годится. По всему видать – солдат бывалый. На войне давно. Только побывав на войне и поварившись в её кровавом котелке, не раз умывшись кровушкой, начинаешь узнавать настоящих вояк с одного взгляда. Глаза, что ли, особенные становятся?
Взрывная волна опять окатывает нас песком, в кровь обдирая лица. Фашисты явно хотят порвать остров на куски. Не дают продыху. Хватаем мы воздух ртом, как выброшенные рыбы. Отплёвываемся. Взрывами набивает рот песком и грязью.
– Что делать-то будем?! – кричит Фёдор.
– Автомат не стреляет, песком заклинило! – кричу в ответ.
– Гранаты утопли! – вторит Миха.
– Зато сапёрные лопатки не заклинило! – отвечает Фёдор и скалит зубы.
– Ага-а, вот этой лопаткой ты и будешь сражаться с фрицами?! – кричит в ответ Миха.
Разговаривать нормально нет никакой возможности – то и дело нас накрывает очередной волной песка, перемешанного с водой.
– Скоро от нас только шкура выделанная останется! Во попали! – опять орёт Миха. И добавляет странное: – Будем уходить дальше, командир?!
– Пока нет! Стыдно на произвол бросать! – такое же странное кричит Фёдор.
Не иначе контузило мужиков, мелют что ни попадя…
– Идём в глубь острова! – распоряжается старший, названный командиром, хотя никаких знаков различия, даже ефрейторских, нету на нём. – Там мёртвая зона! Глядишь, и наших сыщем. До фрицев всё едино не достать, сидят на другом берегу. До них воды метров шестьсот.
Это мысль здравая, ничего не скажешь!
И мы бежим, низко пригибаясь, перепрыгиваем через людей, через половинки людей, через четвертинки…
– Ложись! – кричит Фёдор и падает как подкошенный, за ним, точно связанные одной верёвочкой, падаем и мы.
Там, где только что были наши головы, воздух прошивают пулемётные очереди. Что за бес?!
– Фашисты! – зло орёт Федор.
– А то! – соглашается Миха. – Не наши же нам в рожу шпарят!
– Значит, фрицы тоже на острове! – наконец-то и до меня доходит.
– Ага, вот поэтому здесь снаряды не рвутся. Те, с другого берега, своих бояться задеть, – сплёвывает песок Фёдор. – Закапываемся!
– Вот и лопатка пригодилась, – зубоскалит Миха.
В белесом свете занимающегося утра мы лихорадочно копаем песок…
Когда солнце поднялось, гитлеровцы усилили артобстрел. Знать, хорошо им на высоком берегу сидеть – своих и чужих на острове видать как на ладони. Вот и различают, и бьют в нас, как в мишени.
– Что, мужики, вы помирать собрались? – Фёдор спрашивает. – Нам бы день простоять. Да ночь продержаться! – вдруг цитирует он Мальчиша-Кибальчиша.
– Хэ, да вот только с нашего берега даже хилого снарядика нам не подкинули. Хоть бы одного фашиста хлопнули! – злится Миха.
– Может, бросили нас? – сдуру ляпаю я крамолу.
– Может, и бросили. Да вот только нам не доложили! – сквозь зубы цедит Фёдор.
– Всё равно обычным способом
отсюда не выбраться. Будем ждать, – уже спокойнее говорит Михаил.Солнца мы так и не увидели. Немного посветлело, но небо по-прежнему чёрное от взрывов и песчаной взвеси. Хоть водой нас теперь не поливает, и на том спасибо. Чуточку высунул голову, оглянулся кругом.
Вижу, парень в нашу сторону бежит. Заслонило его взрывом… Когда фонтан песка опадал, я увидел только рукава гимнастёрки с обрубками рук. Фрицы не прекращают огонь, как будто решили выпустить на нас весь запас снарядов.
Хотя им ли, сволочам, жалеть для нас смерти! Не отступаем же, как в сорок первом и сорок втором, а наоборот, рвёмся к их логову. Они прекрасно понимают, что с ними будет, когда мы дойдём. Вот именно – не ЕСЛИ, а КОГДА. Всё равно всех нас не перебьют, а те, кому Берлин брать, за нас расквитаются…
В редкие минуты передышки – фашисты воюют по расписанию: с полчаса лупят по острову снарядами, потом передышка минут десять, и опять молотят. Лежу и думаю: никогда ещё так хреново не было. Говорят, когда человек помирает, перед ним вся жизнь проходит, как в ускоренном кине. Вот и крутится во мне кинолента – вроде ещё не приложило снарядом и смерть ещё не пришла, а остановить эту фильму не могу. Дороги, которые топтал сбитыми в кровь ногами, поля, которые выглаживал пузом, – всё помню. Как в болоте тонул и как под Сталинградом едва умом не тронулся. Но так беспросветно тяжко нигде не было! Слепые, контуженные, раненные, безоружные, ослепшие и оглохшие, мы беспомощно умирали под шквальным огнём. Настоящая бойня.
Думал я раньше, что все самые тяжёлые бои я уже прошёл, что никогда и нигде не будет мне уже настолько тяжело, как бывало. Вроде как и сам ветеран уже! Столько всего повидал и пережил, уверен был, что самые страшные дни-ночи уже в прошлом – ну хотя бы под Курском остались. Уже нигде не будет мне труднее и опаснее, чем было там.
Однако ЗДЕСЬ…
Будто и не остров это! Могила. Братская. И подумал я с тоскою, что все мы так и поляжем здесь. Все до единого. И такое чувство обречённости накатило, хоть сам выпрыгивай под снаряды, чтоб больше не мучиться. Ведь не погибнуть обидно, а так вот, по-идиотски, жизнь отдать!
– Да-а… так и помереть недолго, на полном серьёзе, – сплёвывая чёрную слюну, глубокомысленно изрекает Миха в очередной промежуток между обстрелами.
– Кто-то из красных отцов-командиров в штабе лопухнулся. Стратеги хреновы. Подставили мужиков. – Зло откликается Фёдор. – Полягут здесь все. Без пользы для фронта.
– Не скажи, ребята! – Во мне вдруг проснулся бес противоречия. Обидно стало за командиров и за всех. Как-то странно эти парни говорят, словно и не наши. – Здесь явно какой-то план.
– План, говоришь?.. – призадумывается Фёдор. – Ну, вообще, если подумать, сейчас мы отвлекаем на себя огромную часть фашисткой артиллерии…
– Ну да! – загорается Миха. – Если бы не мы, фрицы эти пушки куда-нибудь ещё перебросили бы. Вот в чём стратегия!
– Значит, не напрасно тут сгинем! – подвожу я итог. И ей-богу, с обретением смысла на душе как-то легче стало. Всё ж таки не зазря в песок жизни наши вкопаем…
К вечеру фашисты прекратили огонь. Надеюсь, снаряды у них закончились, а может, решили, что все уже мёртвые. Хотя вдруг на ужин перерыв сделали? Мы выползли из окопчика, надо искать своих.