Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Василие хочет поговорить с Эйнарссоном с глазу на глаз. Положитесь на него.
Я согласился и предложил Дюдаковичу свой пистолет. Но министр не обратил внимания ни на меня, ни на оружие. Он с холодным спокойствием смотрел на офицера. Я вышел вслед за девушкой из комнаты и прикрыл за собой дверь. Около лестницы я обнял ее за плечи.
– Я могу верить твоему Василие?
– Ох, милый, он справится с десятком таких Эйнарссонов.
– Я имею в виду другое. Он не обманет меня?
– Почему это встревожило тебя именно теперь?
– Он совсем не похож на человека, которого переполняют дружеские чувства.
Девушка засмеялась и повернула лицо, чтобы укусить меня за руку.
– У
Может, и сдержит, но он же не дал мне слова – это сделала за него девушка.
– Я должен встретиться с его величеством, – сказал я. – Это не займет много времени. Потом я приглашу к нему тебя. Зачем ты устроила эту сцену с пришиванием пуговицы? У меня они все на месте.
– Нет, – возразила она, ища в моем кармане сигареты. – Я оторвала одну, когда мне сообщили, что ты ведешь сюда Эйнарссона. Надо было создать домашнюю обстановку.
Я нашел своего короля в красной с позолотой приемной в резиденции; его окружала толпа муравских общественных и политических почитателей. От униформ все еще рябило в глазах, но к королю уже пробилась группа гражданских вместе с женами и дочерьми. Какое-то время он был слишком озабочен, чтобы уделить мне несколько минут, поэтому я ждал невдалеке и рассматривал присутствующих. В частности, высокую девушку в черном платье, которая стояла возле окна в стороне от остальных.
Я заметил ее прежде всего потому, что у нее было красивое лицо и великолепная фигура; потом стал изучать выражение ее карих глаз, следивших за новым королем. По всему было видно, что девушка гордится Грантхемом. Она стояла одиноко и смотрела на него так, словно он соединял в себе Аполлона, Сократа и Александра Македонского, но и тогда не заслуживал бы и половины такого взгляда. Я подумал, что, наверное, это и есть Валеска Радняк.
Я посмотрел на короля. Его лицо пылало от гордости; он все время оборачивался к девушке у окна, не очень прислушиваясь к тому, что тараторила группа подхалимов вокруг Я знал, что Грантхем далеко не Аполлон, не Сократ и не Александр Македонский, однако он сумел приобрести достойный вид. Парень получил то, чего добивался. Мне было даже немного жаль, что он недолго будет тешиться, но жалость не помешала мне спохватиться: потеряно уже много времени. Я протолкался к нему сквозь толпу. Лайонел посмотрел на меня глазами полусонного бродяги, которого пробудил от сладкого сна на скамейке в парке удар резиновой дубинки по подошве. Он извинился перед обществом и повел меня по коридору к богато обставленной комнате, где окна были с матовыми стеклами.
– Тут был кабинет доктора Семича, – сказал он. – Завтра я....
– Завтра вы будете уже в Греции, – грубо прервал я его. Он угрюмо опустил взгляд и уставился на свои ботинки.
– Вы должны знать, что долго не продержитесь, – продолжил я. – Или, может, вы думаете, что все продвигается гладко? Если вы так думаете, то вы глупец, слепец и тупица. Я помог вам сесть на трон, ткнув дулом пистолета Эйнарссону в бок. И вас до сих пор не сбросили потому, что я выкрал его. Потом я договорился с Дюдаковичем – он единственный сильный человек, которого я тут встретил. Теперь разделаться с Эйнарссоном – уже его забота. Я не могу ему приказывать. Из Дюдаковича выйдет неплохой король, если он захочет им стать. Министр обещал вам четыре миллиона долларов, специальный поезд и безопасный проезд до Салоник. Вы уйдете с поднятой головой. Вы были королем. Вы взяли страну из нерадивых рук и передали в надежные – так оно и есть на самом деле. Кроме того, еще заработали миллион.
– Нет. Оставьте меня.
Я пойду до конца. Эти люди поверили мне, и я...– О Господи, вы как тот старина Семич! Эти люди вам не поверили – ни на йоту! Это я поверил в вас. Я сделал вас королем, понятно? Я сделал вас королем, чтоб вы могли вернуться домой с достоинством, а не оставаться тут и выглядеть ослом! Я купил их за обещание. В частности, я пообещал, что вы в течение суток заявите об отречении. Вы должны выполнить обещание, которое я дал от вашего имени. Говорите, люди вам верят? Да вы стоите им поперек горла, сынок! И запихнул вас туда я! Теперь я хочу вытащить вас отсюда. И если на этом пути встанет ваш роман, если Валеска не согласится на иную цену, кроме трона в этой занюханной стране...
– Довольно, хватит – Голос его донесся до меня словно с пятнадцатиметровой высоты. – Вы получите свое отречение. Сообщите мне, когда будет готов поезд.
– Напишите его сейчас, – велел я.
Он подошел к столу, отыскал лист бумаги и твердой рукой написал, что, покидая Муравию, отказывается от трона и отрекается от всех прав на него. И, подписавшись «Король Лайонел Первый», передал бумагу мне.
Я спрятал бумагу в карман и сочувствующе начал:
– Я понимаю ваши чувства и жалею, что...
Грантхем отвернулся и вышел из комнаты. А я снова поехал в отель.
Выйдя из лифта, я тихонько подкрался к двери своего номера. Внутри было тихо. Я нажал на ручку – дверь оказалась незапертой – и переступил порог Пусто. Исчезли даже моя одежда и чемодан. Я поднялся в номер к Грантхему.
Дюдакович, Ромен, Эйнарссон и половина всей полиции страны были там.
Полковник Эйнарссон сидел в кресле посреди комнаты так, словно кол проглотил. Его темные волосы и усы блестели. Подбородок выступал вперед, на румяном лице играли желваки, глаза горели – его боевой дух был на высоте. А все благодаря тому, что у него были зрители.
Я сердито посмотрел на Дюдаковича, который стоял спиной к окну, широко расставив огромные ноги. Неужели этот жирный болван не понимает, что полковника лучше держать в каком-то безлюдном углу, где он не доставит хлопот?
Я все еще стоял в дверях, когда ко мне, лавируя между полицейскими, подбежала Ромен.
– Ты все уладил? – спросила она.
– Отречение у меня в кармане.
– Дай его мне.
– Не сейчас, – возразил я. – Сначала я хочу узнать, так ли велик в самом деле твой Василие, как выглядит. Твой толстяк должен знать, что пленнику не следует задирать нос перед зрителями.
– Я не стану объяснять, на что способен Василие, – мягко ответила девушка. – Скажу только, что он поступил правильно.
Я не был столь уверен, как она. Дюдакович, рыча, о чем-то спросил у девушки, и она быстро ему ответила. Тогда он прорычал что-то еще, уже адресуясь к полицейским. Те начали выходить – один за другим, по двое, целыми группами. После того как вышел последний, толстяк процедил сквозь свои желтые усы несколько слов, обращаясь к Эйнарссону. Полковник поднялся, выставил грудь, расправил плечи и уверенно усмехнулся.
– Что дальше? – поинтересовался я у девушки.
– Пойдем с нами, там увидишь.
Мы спустились вчетвером по лестнице и вышли из отеля. Дождь утих. На площади собралось большинство населения Стефании; наиболее плотной толпа была перед правительственным зданием и королевской резиденцией. Над головами у людей маячили каракулевые шапки полка Эйнарссона – он до сих пор окружал здания.
Нас, или по крайней мере Эйнарссона, узнали и, пока мы пересекали площадь, приветствовали криками. Эйнарссон и Дюдакович шли плечом к плечу: полковник строевым шагом, жирный великан – вперевалку. Я и Ромен держались сразу за ними. Мы направлялись к правительственному зданию.