Сотрудник иностранного отдела НКВД
Шрифт:
Глава 9.
Сердце стучало часто и громко. Зинаида Филипповна проснулась. Нет, оно не болело. Слава Богу, просто громко стучало. Подумала: «должно быть приснилось?». На всякий случай посчитала пульс. Нормальный. Значит, все-таки приснилось.
А вот там, на Западной Украине не приснилось. Там, в маленькой деревушке на выселках не приснилось. Здесь было темное осеннее утро. Если, конечно, верить зеленым цифрам на часах. Солнце и не думало всходить. За окном, о жестяной отлив, постукивали редкие капли. Под одеялом в постели было тепло и спокойно. Вставать не хотелось, она лежала и вспоминала.
Это случилось в сорок четвертом году. Тысяча девятьсот сорок четвертом. Такой же, как сейчас, поздней осенью, почти зимой, но снега еще
Город поразил старинным замком на каменистом холме, рекой окружавшей его, полуразрушенными мостами и старинными домами, наверное, до войны делавшими город неповторимо очаровательным. Но любоваться архитектурными руинами, оставшимися от красавца города после фашистских бомбежек и красотами окрестностей, было некогда. Надо было работать, чтобы прокормить и сына, и себя. Никакого пайка на время конспиративной работы, естественно, не давали. Иначе раскрыли бы мгновенно. Так что приходилось им с сыном обходиться тем, что было. Володе хотя и хорошо было в интернате, сытно и под постоянным присмотром воспитателей, но воспитатели воспитателями, а оставаться надолго без сына Зинаида не хотела. Потому и взяла его с собой на Западную Украину. Сын к этому времени окреп и подрос, стал почти взрослым. Понимал, что язык надо держать за зубами. Понимал, что любое, случайно сказанное слово может привести к смерти. Должно быть в интернате хорошо объяснили и выучили этому.
По легенде её и направили сюда добрые люди из министерства, которые знали, что живет она впроголодь, чтобы не умереть с голода сдаёт кровь для раненых, а Западная Украина считалась богатой на еду. Полагали, что там Зинаида с сыном не помрут с голоду. Свободная квартира подвернулась сразу. Была эта квартира обставлена шикарной мебелью. В шифоньере висела дорогая одежда. В кладовке полно муки, консервов, в погребе масло, копчености.
Зинаида испугалась такого изобилия. Попросила переселить ее куда-нибудь попроще, но прихрамывающий милицейский капитан, живший по соседству сказал:
– Не бойся, Зинаида Филипповна. Сына своего откармливай, пока есть чем. Чего не съешь, вывезет мое начальство на днях, а пока отъедайся. Тут раньше жила любовница фашистского коменданта, да сбежала, когда мы брали город. А потом квартировала, вроде как жена, нашего коменданта. Того перевели куда-то, и она тоже сгинула вместе с ним. Так что не боись. Пользуйся, пока есть чем.
Зина кивнула. Вечером напекла блинов, сделала пирог и заснули не на голодный желудок. Но дня через два приехала машина и все, что было вывезли.
А еще через неделю в местное отделение НКВД поступили документы из более строгого ведомства, и с ней встретился сотрудник СМЕРШа, пришедший в квартиру вроде бы для проверки документов.
Она должна от конторы «Заготскот», куда официально была направлена на работу, объехать окрестные районы, чтобы определить, сколько скотины в этих местах могут сдать на мясозаготовки. На самом же деле поставили задачу выяснить, у кого из местных связь с бандеровцами, бывшими полицаями и прочими бандитами. Бандиты озверели. Пытали, а потом убивали только что избранных председателей сельсоветов и председателей колхозов. Убивали направленных в школы учителей, жгли амбары с заготовленным зерном. Запугали людей. Одного председателя сельсовета заживо сожгли, другого распяли на воротах собственного дома. В председатели никто идти не хотел. Те, кто знал, что там творится, не соглашались переезжать, чтобы работать, клали на стол партбилеты, потому, что было это почти равносильно смерти, да вдобавок мучительной. Приезжавшие отряды НКВД найти бандитов не могли. Те будто растворялись в лесах и горах, где у них было полно схронов.
В СМЕРШе считали, что одним из лежбищ бандитов были выселки в окрестностях большого села. Туда ей и приказали ехать
в первую очередь, чтобы определить на месте что к чему.Сотрудник дал связь. Проинструктировал, как себя вести. Собственно, инструктирование свелось к фразе:
– Ты там Зинаида, поосторожнее будь.
Зинаида не удержалась, ухмыльнулась и ответила:
– А вы тут, поактивнее будьте, чтобы мне там не осторожничать.
Сотрудник с погонами старшего лейтенанта на гимнастерке, прикрытой гражданским пальто, махнул рукой, сказал: «Свободна» и когда выходил, добавил: «Не очень-то я доверяю связной. Да только другой там нету. Ты на месте разбирайся. По обстоятельствам действуй».
Такой сотрудничек ей еще не встречался. Здесь, на новом, мало знакомом для неё месте, после оккупации, народа профессионального не было. Подбирали, видать, людей временно, из комсостава действующей армии, таких, которые после ранений не годились для строевой службы, а по факту случайных, мало чего соображающих в работе. Как ей показалось, даже не из особых отделов.
Зинаида сначала разозлилась. Посылать ту, у которой мальчишка сын, и больше никого нет. Посылать неведомо куда, почти на верную смерть с не очень-то ясным заданием, нормальный человек не стал бы. «Сволочь!» – ругалась она, – «трусливая сволочь. Сам струсил туда ехать и посылает бабу!».
Постепенно успокоилась. Стала обдумывать. На ходу придумала простенькую легенду. Будто ходит по селам, меняет вещи на еду себе и сынишке. Такое было почти правдой. Так делала её соседка. Меняла вещи на продукты для продажи. К ней Зина и зашла вечером. Поболтать, а за одно, разузнать, что и как та делает. Как себя ведет, что на что меняет, чтобы не продешевить, что с собой выгоднее брать, ну и все такое. За чайком узнала.
Утром собрала старый отрез шерстяной ткани, несколько кастрюль, оставшихся от прежних хозяев и не вывезенных, соль, обрядилась в старушечью одежду стоптанные ботинки, а собственно других и не было, забралась в товарняк и поехала. На станции, поблизости села, спрыгнула с поезда. Прошла через село, постояла на местном базаре, пытаясь обменять свой товар на еду. Ничего не получилось. Поспрашивала у местных. Те подсказали, как идти на выселки, обнадежили, что там может и удастся что-то обменять на еду. Пошла.
Укутанная в старое, изношенное пальтишко на вате, платок, армейские ботинки, она шла по дороге, дрожала и от холода, и от страха. Казалось из-за каждого дерева, каждого куста за ней следят бандиты, направлены дула винтовок или автоматов. Каждый момент могут выйти сытые, откормленные бывшие полицаи, чего-нибудь спросить, а после пристрелить. Просто так. Взять и пристрелить. На всякий случай.
Обошлось. Уже стемнело, когда она пришла в выселки. Легко нашла дом. Тихонько постучала в то окошко в которое было сказано и так, как было сказано. Её впустила женщина. По виду её ровесница, может, чуть старше. Впустила в дом. Прошептала: «Заходи скорее».
Женщина объяснила, что с минуту на минуту обязательно придут бандиты, а потому сейчас спрячет Зинаиду, а поговорят после, когда те уйдут. Отвела в хлев, который был под одной крышей с домом. Сгребла с одной стороны сено и отодвинула несколько старых здоровенных досок. Оказалось, что под ними, на небольшом расстоянии, другой слой досок – настоящий потолок. В этот тайник Зинаида и залезла вместе со всем, что принесла вроде как для обмена. Женщина перекрестила её, сказала, чтобы не то, чтобы не шевелилась, а даже не дышала. Накрыла досками, засыпала сеном и ушла. Зина немного поворочалась, улеглась, насколько это было возможно поудобнее и стала слушать.
Вскоре в дверь постучали. Не как она, а громко, должно быть сапогами, хозяйка шумно прошлепала по полу. Открыла. В дом вошли.
– Ну, где сховала вчительку?
– Яку, таку вчительку? Та я никого не бачила. Тильки подоила корову и пишла спати.
В ответ хмыкнули:
– Ну и де молоко?
– Так ось, в бидони.
Бандиты, видать, проверили. Снова хмыкнули, потом приказали:
– Налий в гуртки, попьемо.
Позвякала посуда, должно быть хозяйка наливала парное молоко. Потом тишина. Видать пили.