Сотрудник уголовного розыска

До самого отдела милиции Кравченко, сведя густые русые брови на переносице, пасмурно молчал. И только при входе спросил:

— Зачем я вам понадобился?

— Сейчас поговорим.

В кабинет я его пропустил первым. Оказавшись сзади, увидел на пальто у воротника два слабо заметных бурых пятнышка.

Я сразу задал Кравченко главный вопрос:

— Девятнадцатого января вечером вы видели Колесова?

— Да, видел, — не задумываясь, ответил он.

— Расскажите, где, сколько времени вы с ним были? Когда, при каких обстоятельствах расстались?

— Так много вопросов сразу. Разрешите отвечать по порядку, — Кравченко натянуто улыбнулся. — Я с вами должен быть откровенным, и поэтому мне хочется сделать маленькое отступление, чтобы вам было все понятно. Виктора до последнего дня я считал своим другом.

Он рассказал уже известную мне историю знакомства с Галиной Коробовой, об испортившихся отношениях с Виктором, о том, как Виктор ударил его.

— Поймите, — ломал Кравченко свои длинные пальцы. — Галя первая дала волю своему чувству. И я не смог, у меня не хватило воли противиться ей… Да и нравилась она мне… Так как-то все получилось быстро. Я понимал, что в отношении Виктора это нехорошо… подло, но ничего не мог сделать с собой.

Мне казалось, говорит он искренне, но с какой-то особой легкостью.

— Девятнадцатого января вечером, примерно в шесть часов, — продолжал Кравченко, — я шел по улице. Около универмага увидел Виктора. Последнее время мы с ним не здоровались. И в этот раз он прошел мимо, но потом окликнул меня. Я остановился. Он подошел и предложил побродить по городу. Раньше мы часто так делали… Ходили вдвоем, мечтали. Гуляли мы часа два. Много говорили, вернее, говорил он. Я больше молчал, да мне и сказать было нечего: я чувствовал свою вину. В общем, из слов Виктора я понял, что он сожалеет о нашем разрыве и твердо решил не мешать в наших отношениях с Галей. Помню, он улыбнулся и сказал: «Насильно мил не будешь». Проходя около кинотеатра «Родина», мы надумали посмотреть фильм. Взяли два билета на девятнадцать часов пятьдесят пять минут… После окончания кино Виктор сказал, что ему надо сходить к знакомой девушке. Простился и ушел.

Кравченко не знал, что билеты, которые они купили, находятся у меня. Его ложь настораживала, заставляла задуматься.

— Какое вы смотрели кино? — спросил я.

— «Чапаев». Это наш любимый фильм.

— Вы говорите правду?

— Да, — твердо отвечал он. — Я вам говорю правду. Мне нет необходимости лгать.

— Хорошо. А не скажете, кто отправлял Колесова в больницу?

Мелкие бисеринки пота выступили на высоком бледном лбу Кравченко. Он взял из моей пачки папиросу и неловко закурил.

— Я только сейчас понял, — заговорил он с хрипотцой в голосе, — что вы меня подозреваете в уб… убийстве Колесова. Поймите, я не виноват. Честное слово, не виноват…

— Зачем же вы делаете выводы, Кравченко. Вам никто не говорит, что вы убили. Вас спрашивают: останавливали ли вы медицинскую машину и отправляли ли на ней Колесова в больницу?

— Нет, не видел никакой машины и Колесова в больницу не отправлял. В этом не было необходимости. Мы простились с ним около кинотеатра. Он ушел совершенно здоровым… нормальным. Зачем его было отправлять в больницу? Зачем?

— А что за пятна у вас на пальто?

— Где? Какие пятна?

— Снимите, пожалуйста, пальто. Я вам покажу.

Он с явной неохотой выполнил мою просьбу. Я указал ему на два буроватых пятнышка у воротника, которые заметил еще раньше.

Кравченко покраснел и неопределенно пожал плечами:

— Откуда я знаю, как эти пятна попали ко мне на пальто…

Я позволю себе забежать немного вперед: эксперты, изучившие в этот же день пятна на пальто Кравченко, дали заключение, что эта кровь по группе совпадала с кровью Виктора Колесова. Но эти данные я получил лишь к вечеру, а теперь, видя, что Кравченко сник, решил дать ему поразмыслить и отправил в дежурную комнату милиции.

Когда за ним закрылась дверь, я взялся за телефон. В кинотеатре «Родина» в день убийства Колесова действительно шел фильм «Чапаев». Почему же Кравченко и Колесов не посмотрели фильм? Зачем он скрывает этот факт?

Я решил вызвать шофера Валентина Сергеева для опознания личности Кравченко. Позвонив Сергееву, пригласил в кабинет Кравченко, еще двух парней примерно его же возраста и свидетелей.

Сергеев не заставил себя долго ждать. Через пять минут его зеленая «Победа» затормозила у отдела милиции. Шофер не знал, зачем я его вызвал, но как только появился в кабинете, даже не поздоровавшись, кивнул на Кравченко:

— Вот тот самый человек, который девятнадцатого января на улице Советской подвел ко мне парня, что умер у нас в больнице. Этот человек оставил парня в машине, а сам ушел.

— Неправда, ложь, — глухо выдавил Кравченко. — Я вас, товарищ, никогда не видел, не знаю. Никогда с вами не встречался и никого к вам не садил в машину.

— Э-э-э, дорогой! — горячо возмутился Сергеев. — Я тебя бы и через пять лет узнал. Мне достаточно раз увидеть и амба, морской закон. На всю жизнь запомню…

Я составил протокол опознания личности. Все, кроме Кравченко, подписались. Он отказался.

Оставшись вдвоем с Кравченко, я пытался добиться от него правды. Убеждал, показывал статью Уголовного кодекса, в которой говорится, что чистосердечное признание является смягчающим обстоятельством. Он упорно отрицал свою вину, обвиняя шофера Сергеева во лжи.

Высокая, худенькая, голубоглазая — такой явилась Галина Коробова. Яркий голубой шарф с особым изяществом переброшен через левое плечо. Она села, подобрав пальто, выставив вперед длинные стройные ноги.

Коробова почти все время, пока находилась у меня в кабинете, плакала.

— Михаила я видела последний раз восемнадцатого января, — рассказывала она. — Мы договорились встретиться девятнадцатого, но он почему-то не пришел. И вообще я его больше не видела. Вы знаете, в те дни как-то неспокойно мне было…

— Вы ходили на похороны Виктора?

— Да… О его смерти я узнала от знакомых ребят. Они вместе с ним жили в общежитии.

— А Михаила вы на похоронах видели?

— Нет… Я и сама удивилась. Они ведь были большие друзья. Я подумала, что между ними снова произошел скандал…

— Почему? Может быть, Михаил вам говорил о чем-либо?

— Нет, нет! Он избегал со мной говорить о Викторе. Я ничего не знаю! Я ничего не могу сказать!..

И вот снова мы сидим с Кравченко с глазу на глаз. Сегодня он бледнее обычного. Курит без разрешения, упорно смотрит мимо меня в окно, где на ветках акации прыгают озябшие воробьи.

— Так, Михаил, — нарушаю я молчание, — есть основания полагать, что ты имеешь отношение к убийству Колесова.