Сотворение брони

Что же он увидит сейчас, летом тридцать четвертого, через год после первой встречи с Магниткой?…

Старший консультант американской фирмы «Мак-Ки» мистер Харингтон возвращался с трехдневной охоты. Километрах в двадцати от поселка иссякло горючее. Харингтон оставил шофера дожидаться, пока он пришлет бензин, и налегке зашагал к заводу.

С перекинутой за плечи двустволкой, в кожаной куртке с «молнией» и высоких, с отворотами, сапогах, он шагал пружинисто, насвистывая песенку своей юности. Голова под синим беретом была вскинута, загорелое сухощавое лицо выражало удовольствие.

Чем ближе к поселку, тем гуще застилали небо желтовато-красные, бурые, пепельно-серые дымы. Сквозь их рваные клубы Харингтон различал бочкообразную громаду газгольдера и стену коксовых батарей. Еще километра два, и американцу показалось, что он находится в окрестностях родного Питсбурга. Как и там, небо подпирают четырехугольные короны домен, круглые шапки башен каупера, острые свечи труб мартеновских печей. Как и там, металл хлещет в ковши и воздух плавится от жарких всполохов. И домны, самые лучшие в мире домны, здесь, как и там, возведены при его, Харингтона, непосредственном участии. «Незаменим, в обоих полушариях незаменим!» - подумал он горделиво и громко рассмеялся.

Из высокого ковыля взметнулся ястреб. Харингтон вскинул ружье, но гашетку не нажал; хищник с размашистыми, гибкими, словно из пружинной стали, крыльями круто подался к синеющей на горизонте дымке гор.

За спиной раздался захлебывающийся от нетерпения сигнал. Харингтон посторонился, увидел директорский «линкольн». Качнув продолговатым овальным корпусом, автомобиль остановился. Директора в нем не было. Рядом с шофером сидел широкоплечий человек в белом кителе, белой фуражке военного покроя с красноармейской звездочкой на околыше. С живостью и быстротой выскочил он из машины.

–  Мистер Харингтон?!

–  Мистер Орджоникидзе?!

Они улыбались друг другу с искренней доброжелательностью.

Познакомились они в начале 1932 года, когда Серго пригласил Харингтона в Москву, чтобы поблагодарить за участие в пуске домны и поздравить с награждением советским орденом. В других обстоятельствах Харингтон вряд ли удостоился бы подобного приема: он, как и другие иностранные инженеры, получал от Советского государства большие деньги, и консультировать строительство и пуск домны было его обязанностью. Но Харингтон выполнял свои обязанности в условиях необычных, в какой-то мере исключительных. Вице-президент компании «Мак-Ки» - главный ее представитель на строительстве металлургического гиганта - считал недопустимым задувать печь зимой, предсказывал гибель домны и снял с фирмы всякую ответственность за пуск. Поначалу Харингтон колебался: не простое это дело - идти против своей фирмы. И все же пошел. Эксперимент привлекал его отважностью, верой русских в свои силы и в печь. Шесть домен такой мощности пускал Харингтон в Соединенных Штатах - пускал всегда в теплое время. Кризис потушил их, и если б не стройка седьмой такой домны в России, Харингтон, вероятно, оказался бы на положении полубезработного. Мог ли он отказаться от участия в пуске? Это было бы предательством по отношению к самому себе. И Харингтон пренебрег запретом вице-президента. Когда в морозный январский день домна дохнула на людей живым пламенем, он ликовал вместе с русскими - не мог, не захотел сдерживаться, хотя это как будто и не к лицу респектабельному инженеру почтенной американской фирмы.

С любопытством оглядывая Серго, Харингтон заметил рыжие пылинки в его усах.

–  Вы посещали вредный шамотный цех?
– Харингтон уже неплохо объяснялся по-русски.

–  Говорят, вы тоже бываете там.

–  Я - инженер, вы - государственный деятель. Американский министр не ходит на вредное производство.

–  Американский… - Серго переменил тему: - Удачно охотились?

–  Удачно, очень удачно, - обрадовался Харингтон возможности повторить часто встречающееся в разговоре русских слово.
– Пять тетеревов, три утки.

Глаза Серго блеснули мечтательно.

–  Встретил бы вас на Кавказе, обязательно на горную косулю и кабана пошли бы. Эх и охотился когда-то! Молод был, джигитом был.

–  Джигитом? Как понимать - джигитом?
– й, не дожидаясь объяснения, Харингтон извлек из накладного кармана куртки миниатюрный русско-английский словарь. Перелистал, такого слова не нашел и вопросительно уставился на Серго.

–  Джигит - хороший наездник, ловкий человек, - объяснил Серго.
– . А где ваша машина, мистер Харингтон?

–  Там, у озера.
– Американец показал на северо-запад.
– Бензин кончился.

–  Сеня,- слетай! Одна нога здесь, другая там!

«Линкольн» развернулся, помчался к озеру.

–  Одна нога здесь, другая там - как это можно, мистер Орджоникидзе?
– И Харингтон заулыбался, узнав, что это означает «как можно быстрее».
– Великолепный язык! Я охотно изучаю русский язык!

–  Не боитесь американской прессы, мистер Харингтон? Узнают, что увлекаетесь русским языком, снова придерутся. Слышал, газеты поругивали вас за домну и наш орден.

–  О-о, глупая пресса. Писала: Харингтон не работает на фирму «Мак-Ки», работает на фирму Орджоникидзе.

Оба засмеялись, неторопливо пошли в сторону завода.

–  Протеста американской прессе не посылали?

–  Нет. Мне нравится служить фирме «Мак-Ки» и фирме Орджоникидзе. Фирмы надежные.

–  У нас говорят: одной рукой два арбуза не поднимешь; вероятно, вам нелегко угодить двум фирмам сразу. Не так ли произошло у вас с мартенами?
– намекнул Серго на недавние неприятности между советскими организациями и владельцами «Мак-Ки».

Советский Союз попросил спроектировать не сто двадцати пятитонные мартеновские печи, как было предварительно согласовано, а сто пятидесяти тонные. Разница не столь большая, и за рамки контракта просьба не выходила. Все же владельцы фирмы, отказались, доказывая, что сто двадцати пяти тонные печи являются самыми экономичными и производительными. Харингтон понимал: это отговорка, хозяева просто не желают поставить русским более мощные мартены, чем имеют США. «Понимал и молчал, - подумал Харингтон.
– Боялся вторично идти против фирмы, боялся, как бы она не скинула с руки бархатную перчатку, не показала железный кулак… Куда бы ты делся в кризис, Харингтон?»

Серго прервал затянувшуюся паузу:

–  Как вы находите проект мартеновских печей и строительство цеха, мистер Харингтон?

Американец остановился, закурил трубку, сделал несколько глубоких затяжек, - видно, нелегко давался ему ответ.

–  Хочу говорить честно. Русский проект - хороший проект. О строительстве пока не могу говорить, надо время.

Серго снял фуражку, уважительно наклонил голову:

–  Ваша оценка мне очень приятна.
– И как школьник, получивший долгожданную пятерку, подкинул фуражку, поймал ее на лету, досказал весело; - Выходит, по мощности мартеновских печей Советский Союз оставил позади Соединенные Штаты. Вам не кажется, мистер Харингтон, что Соединенные Штаты в последние годы ходят в узких брюках и боятся нормально шагать, как бы брюки по швам не лопнули?

Харингтона позабавили и вспышка мальчишеского восторга, и житейское сравнение. Так же полушутливо-полусерьезно он ответил:

–  Поживем немножко - посмотрим, у кого лучше брюки…

Они подошли к заводскому пруду, миновали мостик через узкую в этом месте реку и оказались на плешине небольшого холма. За спиной осталась степь. Перед глазами лежала вывороченная наизнанку земля. На путников наступали стальные каркасы, горы песка, глины, щебенки. На дне котлована копошились люди с тачками. Надрывалась, беря подъем, полуторатонка. Мимо нее протопал облезлый, тяжело нагруженный верблюд.