Сотворение брони
Шрифт:
Обед продолжался.
Беседа то удалялась, то опять возвращалась к танкам, к непоследовательности генштаба.
– Наметки генштаба - довести количество танковых дивизий до двадцати к концу этого года - не имеют пока реальной базы в нашем производстве; если добьемся этого, то единственно за счет трофейных машин - французских, чешских и польских. А впредь кто нас будет «кормить» материальной частью, если усилия немецкой промышленности не будут переключены на преимущественное развитие танкового производства?
– В сорок первом году, дорогой Гудериай, наши танкостроительные фирмы обещают в три раза увеличить производство танков и штурмовых орудий.
Гудериан скептически
– Обещают… Здесь нам нужно, доктор Тодт, вместе с вами ломать упорство людей некомпетентных. Требовал же фюрер, и я за это. стою, чтобы прекратили конструирование и совершенствование той боевой техники, которая не может появиться в армии в течение года. Или что-нибудь изменилось за время западной кампании?
– Вам ли говорить?… - пригубив бокал, ответил рейхс-министр.
– Военный атташе то привозит из Москвы непроверенные слухи, что русская армия модернизирует свою военную технику, то докладывает Гальдеру, что русским нужно минимум четыре года, чтобы догнать нас по качеству танков. В первом случае фюрер вызывает Порше и требует представить ему проект тяжелого танка, в другом - вторит Гальдеру, что наш танк Т-П1 дает нам явное превосходство, так как основная масса русских танков имеет плохую броню и плохое вооружение.
– Не дает, а даст, если фюрер подпишет наш проект решения узаконить новую танковую пушку на Т-Ш и если Крупп исполнит это решение.
Тодт притронулся пухлыми пальцами к сухой коричневой руке Гудериана:
– Рассчитываю, мой дорогой генерал, в ближайшее время поздравить вас с исполнением давнишней вашей мечты о мощной пушке на нашем непобедимом танке. Он будет под стать непобедимому полководцу, которого солдаты называют быстроходным Гейнцем.
3
Вряд ли Гудериан мог знать о директиве Гитлера и Брау-хича, записанной начальником генштаба сухопутных войск Гальдером в конце июля сорокового года и ставшей первоначальной завязью плана нападения Германии на Советский Союз - плана «Барбаросса». Но, занимаясь формированием и боевой подготовкой нескольких новых танковых дивизий, появившихся за счет военных трофеев, и не переставая удивляться, почему Гитлер, который доверяет ему, считается с ним, все же не принимает его предложений об операциях в Африке, Гудериан все чаще задумывался о России: «Не туда ли повернет фюрер?»
Гудериан вспомнил откровенную речь Гитлера перед генералами восемь месяцев назад, в которой тот, говоря о советско-германском пакте о ненападении, недвусмысленно заявил, что «договоры соблюдаются только до тех пор, пока они целесообразны». И добавил: «Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе».
Одна мысль потянула за собой другую: не считает ли Гитлер, что руки на Западе уже освободились, что пришла пора готовиться к удару по России? Сказал же он со всей определенностью на том же совещании генералитета: «Я не для того создал вермахт, чтобы он не наносил ударов». И Гудериан загорелся: надо написать фюреру доклад о превосходстве немецких бронетанковых сил над бронетанковыми силами русских, о практическом опыте вермахта в проведении глубоких наступательных операций с использованием на острие наступления танковых клиньев, как это было только что во Франции. У русских нет ни такого опыта, ни таких танков, как Т-Ш и T-IV, ни таких отличных командиров и солдат-танкистов, бурей прошедших дорогами Европы до Атлантики. Непременно сказать, что необходимо срочно перевести все средние танки на 50-миллиметровую пушку, подчеркнуть, что с ней не страшна встреча с русским колоссом, пусть даже
и имеющим больше танков, чем Германия. Сказать непременно, что русские танки - устарелых марок и им не выдержать концентрированных ударов немецких танковых клиньев, тем более если довести выпуск танков в рейхе до восьмисот - тысячи машин в месяц уже в начале сорок первого года. А главное - внезапность и стремительность нападения! Пронзить русского гиганта прежде, чем он успеет размахнуться мечом!Только с Тодтом советовался Гудериан по поводу своего доклада. Тодт поручил сотрудникам министерства произвести расчеты, и те были не очень утешительны. Для достижения такого месячного производства танков потребовалось бы истратить дополнительно два миллиарда марок и найти еще сто тысяч квалифицированных рабочих и инженеров… Поразмыслив, Гудериан решил не называть в письменном докладе эти цифры, оставив их на случай личной встречи с фюрером.
Адъютант Гитлера майор Энгель 10 августа вручил фюреру доклад. Прочитав его при Энгеле, Гитлер воскликнул, будто перед ним находился Гудериан: - Браво, быстроходный Гейнц!
В декабре сорокового года, когда Гудериан впервые читал план «Барбаросса», он возликовал, обнаружив в нем и своп мысли: германские вооруженные силы разобьют Советскую Россию в ходе кратковременной кампаний; основные силы русских сухопутных войск будут уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев; достигнув конечной цели операции - создания заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга - Архангельск, - можно будет парализовать с помощью авиации последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале…
Слово «парализовать» Гудериану хотелось бы заменить более точным и определенным: «сокрушить». Протаранить бропевым острием своих танковых корпусов уральский промышленный край!
А в остальном план «Барбаросса» его удовлетворял полностью,
ЕДИНОБОРСТВО
1
Такое и присниться никому не могло - на заводе появился немецкий танк!
Да не какой-нибудь устаревший, а Т-Ш, который впервые участвовал в войне против Польши, а в мае сорокового с авангардными полками Гудериана пересек за двенадцать дней Бельгию, Францию и дошел до Ла-Манша.
Удивительная весть облетела цехи, притянула множество людей к внутризаводскому железнодорожному тупику.
– Вэлыка. до нэба, та дурна як нэ трэба!
– съязвил пожилой рабочий, насмешливо поглядывая, как машина с куцым стволом 37-миллиметровой пушки и крестами на башне и корпусе загудела на высокой платформе и начала сползать по бревенчатому скату на землю.
– На кой ляд притащился?
– Гитлер, наверно, подкинул…
Разговоры погасли, когда Мальгин повел чужестранца к экспериментальному цеху, где его дожидалась группа конструкторов-исследователей с Морозовым во главе.
На просторном, хорошо освещенном участке T-III взвесили, раздели, разули, и когда к вечеру к нему наведался Василий Фомич Захаров, башня с пушкой находилась отдельно на стенде, а танк без гусениц и верхнего листа выставил на обзор всю свою начинку.
Опытным глазом Захаров заметил, что рабочие, разбиравшие машину, поснимали с внутренних стенок корпуса и башни стружку, - видно, главный конструктор направил ее в заводскую лабораторию определить процент легирующих элементов в немецкой броне - кремния, марганца, никеля и хрома, от которых зависит крепость и вязкость.