Сотворение мифа

В безжалостных морских набегах и схватках, где побеждённый не мог рассчитывать на пощаду, куётся особый тип скандинава – викинг. Само это слово появляется именно в VIII веке. В его образовании, по всей видимости, поучаствовал глагол vikja – «поворачивать», «отклоняться». То есть викинг – это человек, который уплыл из родного дома, отправился в поход за добычей. Вместе с тем слово это обозначало не только человека, но и само грабительское предприятие, причём в более поздние времена – с оттенком осуждения. В скандинавских сагах встречаются выражения «отправиться в викинг», «погибнуть в викинге».

Если эти люди целиком посвящали себя войне, то они образовывали боевые братства со строгим уставом. «Сага о йомсвикингах» сохранила требования к идеальному воинскому союзу: «Первая часть законов гласила, что ни один человек не может стать здесь членом дружины, если он старше 50 и моложе 18 лет; члены этой дружины должны быть в возрасте между этими годами… Ни один человек не имеет права убежать от какого бы то ни было противника, даже если тот столь же доблестен и хорошо вооружён, как и он. Каждый дружинник обязан мстить за другого, как за своего брата. Никто не может сказать слова страха или испугаться, как бы плохо ни сложилась ситуация… Ни один из них не должен держать женщину в их городе, и никто не должен отлучаться из города дольше, чем на три дня».

Некоторые хёвдинги со своими людьми навсегда уходили в море и больше «никогда не спали под закоптелой кровлей и никогда не осушали своего кубка у очага». Их домом становился корабль. Такие морские бродяги называли себя «морскими королями». По словам скальдов, «они населяли море и на нём искали себе пищи».

Викинги в совершенстве усвоили основные законы военной тактики: разведка, быстрота передвижений, внезапность нападения. В сражениях на суше они стремились занять господствующую высоту или прикрыть свои фланги реками, ручьями, болотами, рвами, лесом. Особо следили за тем, чтобы солнце не слепило глаза и ветер не дул в лицо. В зависимости от условий местности они строились «клином», «ножницами» (против «клина») или вытягивали боевые порядки в линию, с центром и крыльями. При нападении превосходящего противника всё войско собиралось в четырёхугольник или круг и закрывалось щитами, выставив копья.

Мораль и религия скандинавского общества превыше всего ставили любовь к славе и презрение к смерти.

Глупый надеется

смерти не встретить,

коль битв избегает;

но старость настанет —

никто от неё

не сыщет защиты.

<…>

Гибнут стада,

Родня умирает,

И смертен ты сам;

Но смерти не ведает

Громкая слава

Деяний достойных.

(Старшая Эдда. Речи Высокого)

Викинг рождался уже посвящённым богу войны:

Войне от колыбели

Я жизнь свою обрёк.

Ещё ребёнку

Мне дал Один

Смелое сердце.

(Сага об Олафе Трюггвасоне)

В течение жизни он крушил черепа врагов на разных широтах, упивался блеском награбленных сокровищ и, настигнутый стрелой или мечом, шёл на корм акулам возле какого-нибудь незнакомого берега, чтобы предаться в Валгалле яростным битвам и неистовым пирам.

«Мы поражали мечами в тот день, когда я видел сотни людей, лежавших на песке у одного английского мыса: с оружия капала кровавая роса; стрелы свистали, отыскивая шлемы… О, это было для меня такой же отрадою, как держать на коленях у себя красавицу!

…Какое же другое назначение для храброго, как не смерть в бою в числе первых? Скучна жизнь того, кто никогда не бывал ранен; надобно, чтобы люди нападали и защищались…

Мы поражали мечами в пятьдесят одной битве. Сомневаюсь, есть ли между людьми король славнее меня. С молодых лет я проливал кровь и желал такой смерти. Валькирии, посланницы Одина, называют моё имя, манят меня; иду пировать с богами на почётном месте. Часы моей жизни на исходе, но умру с улыбкой» (предсмертная песня Рагнара Кожаные Штаны).

В конце VIII века викинги вырываются из Балтийского региона и рассеиваются «по всему обширному свету», в бесстрашном желании померяться силами «со всем человеческим родом», по выражению Андерса Стриннгольма.

Поначалу их интересует только грабёж: флотилии, насчитывающие десятки и сотни кораблей, опустошают побережья, поднимаются по рекам, набрасываются на богатые аббатства, иногда осаждают города. «Мы, викинги, не спрашиваем <…>, если хотим иметь чью-то жизнь и имущество», – говорится в одной саге. На берегу они действуют быстро и слаженно, стремясь не допустить организованного сопротивления. Население местечка, подвергшегося их нападению, предаётся мечу, немногие оставшиеся в живых обращаются в рабство. Дома, церкви и монастыри, погреба и подвалы старательно вычищаются от съестных припасов и ценных вещей. Всё, что не может уместиться на палубах драккаров, безжалостно уничтожается – скот забивается, здания сжигаются. К утру на месте оживлённого поселения остаются одни дымящиеся развалины.

Особенно страшными вторжения делаются с 837 года. Прибрежные районы Англии, Шотландии, Ирландии один за другим превращаются в безлюдную пустыню. Лондон и другие крупные города по нескольку раз подвергаются осадам и грабежам. Власти не могут организовать отпор вездесущим грабителям, а учёные мужи не знают, чем объяснить такую напасть. Остаётся вслед за Алкуином цитировать пророка Иеремию: «От севера откроется бедствие на всех обитателей сей земли» (Иер. 1:14).

Начиная с 874 года викинги переходят к территориальным захватам. Под этим годом «Анналы Ульстера» именуют норвежского конунга Олава Хвити «королём норманнов всей Ирландии и Британии». В следующем году сыновья Рагнара Кожаные Штаны впервые делят английскую землю между своими воинами. К концу IX века датская колонизация Северо-Востока Англии приводит к появлению обширной «области датского права» (Денло).

На континенте созданная Карлом Великим система береговой охраны – речные флоты и постоянные отряды сухопутной стражи, рекрутируемые из местного населения, – служила надёжным щитом от морских набегов вплоть до начала 40-х годов IX века. Но раздоры между сыновьями Людовика I Благочестивого позволяют викингам разрушить эту плотину и хлынуть вглубь королевства.

Через Сену, Луару, Гаронну они проникают в тело Франции, словно смертельные вирусы, и начинают своё разрушительное дело. Монах Эрментарий из Нуармутье (860-е годы) в ужасе описывает последствия этих вторжений: «Число кораблей увеличилось: нескончаемый поток викингов не прекращает усиливаться. Повсюду христиане становятся жертвами резни, сожжений и грабежей: викинги захватывают всё на своём пути, и никто не сопротивляется им: они захватили Бордо, Периге, Лимож, Ангулем и Тулузу. Анжер, Тур и Орлеан уничтожены, и бесчисленный флот проплыл вверх по Сене, и зло растёт во всей области. Руан лежит пустынным, разграбленным и сожжённым: Париж, Бове и Мо взяты, мощная Мелюнская крепость сровнена с землёй, Шартр занят, Эвре и Байе разграблены, и каждый город осаждён».

Другие франкские хронисты говорят о разорённых садах и виноградниках, безлюдных дорогах, заброшенных полях, поросших кустарником стенах городов, церквей и монастырей, чьи обитатели либо покинули землю отцов, либо примкнули к норманнам и поступали с соотечественниками ещё более свирепо, чем северные варвары.

Так, одно французское предание делает «самого страшного из викингов» – Гастинга (Хастейна) – крестьянином из восточной Франции (что, видимо, не соответствует действительности, хотя о его происхождении ничего не известно). Согласно хронике Дудо из Сен-Кантена, после разграбления и сожжения Парижа он возомнил себя новым «Бичом Божьим» и вознамерился увенчать свою славу взятием Рима.

В 857 или 859 году, встав во главе флотилии из 62 длинных судов, Гастинг прорывается через Гибралтарский пролив в Средиземное море и устремляется к берегам Италии. Но тут с ним приключается географический курьёз. Ветер приносит норманнские корабли в бухту Специи (Генуэзский залив), к старинному городу Луна (Луни). Оживлённый порт и громада городского собора, выступающая из-за мощных стен с высокими башнями, наводят Гастинга на мысль, что он у цели. Взять город приступом, однако, нет никакой возможности. Тогда Гастинг пускается на хитрость.