Совьетика
Шрифт:
Слегла я на третий день – когда меня давно уже выбросили из больницы. Моя мама в свое время лежала со мной в родильном дней 10! Но такая роскошь голландскому обществу не по карману. Это ведь не государственная субсидия в 350.000 евро для того, чтобы «сделать возможным обсуждение в мигрантских кругах гомосексуализма»… Что ж, у каждого общества свои приоритеты.
…Удивительно, но после рождения Лизы депрессия у меня как раз на какое-то время прошла. Она словно вселила в меня новую надежду. А может быть, просто не до »хандры» теперь было – с новыми возникшими у меня обязанностями? Например, надо было привыкать
Сейчас, конечно, забавно вспоминать, как глядя на личико спящей Лизы в первые несколько часов ее жизни, я думала, что ничего теперь в моих буднях не изменится, только одним человеком в семье будет больше…. Рождение ребенка меняет жизнь коренным образом, и никуда от этого не деться. Говоря по правде, я была не готова когда к материнству эмоционально – не потому, что не могла выполнять свои соответствующие обязанности, а потому, что в 26 лет все еще не чувствовала себя хозяйкой дома, старшей женщиной в семье, которую отныне можно было называть “mami” . Меня коробило, когда Сонни меня так называл – хотя мой дедушка точно так же называл бабушку, только, естественно, на русском языке. Может быть,как раз именно поэтому – от этого слова возникало чувство: «И что, это все? И так теперь будет всю жизнь?» . Оно заставляло меня ощутить себя старой.
Дело еще и в том, что моя семья дома – бабушка, мама, Шурек, Тамарочка и даже умерший уже дедушка – продолжала оставаться для меня именно моей семьей, как это было принято у нас. «Атомная» семья-ячейка: я, муж и ребенок, которая автоматически если не обрезает, то значительно ограничивает твои связи со старшим поколением, как это принято на Западе (где именно муж и дети считаются твоей семьей, а не твои другие, кровные родственники) была мне глубоко чужда. Сонни очень ревновал меня к родным, еще даже их и не встретив:
– Я теперь твоя семья, а не они!
Советскому человеку такое казалось по меньшей мере странным. Это не укладывалось в голове. Наши семьи тем и были сильны – связью поколений и их взаимопомощью. Дело не только в бабушках, которые помогают ухаживать за внуками (что хорошо не только для их детей, но и для самих внуков в первую очередь!): не могу себе представить, чтобы моя бабушка, моя любимая Зайка вдруг сказала мне:
– Я хочу пожить для себя! – и укатила на курорт с соседской бабой Нюсей.
Если это показалось бы нам по меньшей мере странным, еще более неприемлемым было сдавать своих пожилых родителей в богадельню – дом престарелых. Это почти приравнивалось к фашизму. Как бы ни было трудно, но это же твои родители, они дали тебе жизнь, воспитали тебя, заботились о тебе – а ты выбрасываешь их из дому, как вышедшую из употребления вещь? Не знаю, как такие «дети» могут спать спокойно. И дело вовсе не в том, какие в том доме престарелых условия – да будь там хоть райский уголок, человек там одинок, а сознание того, что ты не нужен собственным детям и внукам, способно загнать раньше времени в могилу кого угодно.
Иногда я вообще удивляюсь, зачем западному человеку семья. Ради статуса: «у всех есть, и у меня есть»? Ведь родители не могут дождаться, когда дети вырастут, чтобы те ушли из их дома – и не скрывают радости, когда этот день наконец настает. Бабушки с дедушками не помогают с внуками, потому что «хотят пожить
для себя». И когда «поживших для себя» и чуть ли не силком вытуривших в свое время собственных детей из дома через некоторое время на склоне лет отправляют в приют, разве это не закономерный итог их собственного эгоизма?… Я полюбила Лизу с самого начала и безоговорочно – хотя знаю, что не у всех матерей это чувство возникает сразу. Лиза была очень тихая, спокойная девочка: за весь первый год жизни она, может быть, только один раз ревела как следует больше получасу.
Но когда я смотрела на нее, мысли мне приходили в голову не очень обычные: например, о том, что отныне я знаю уже все таинства в жизни. Осталось только последнее неизвестное мне таинство: собственная смерть… Почему-то не приходило в голову, что есть еще многие неизведанные мною жизненные тайны: такие, например, как стать бабушкой. Или чувство победы над врагом…
Итак, через три дня после ее рождения, под влиянием известных процессов в организме, которые для меня, естественно, были совершенно внове, я слегла. У меня была температура, болело все тело, и чувствовала я себя ужасно.
Как раз в тот вечер сосед за стенкой – тот самый единственный сосед, который шумел по ночам, не марокканец и не антилец, а самый что ни на есть голландец! – устроил у себя дома вечеринку…. Не знаю, что они там творили, но звучало это так, словно кого-то периодически каждые 5 минут спускали с лестницы! Это длилось и повторялось до бесконечности. Я уже ревела в голос, умоляя Сонни, раз уж он не хочет звонить в полицию, то хотя бы позвонить в соседнюю дверь и по-хорошему попросить их не шуметь так, потому что за стенкой новорожденный ребенок. Но куда там!
– Никуда я не пойду. Они имеют на это право.
Ну, можно жить в такой стране или нет? У любого хама здесь есть все права. Нет их только у нормальных, обычных людей, которые сами никому не мешают.
Быть студенткой- мамой нелегко в любой стране. В детский сад в Голландии детей надо записывать еще до рождения – это не шутка, такие здесь очереди.О ценах я уже и не говорю. Правда, Сонни заверял меня, что мне будут помогать все его родные, но на практике приходилось его маму каждый раз чуть ли не уговаривать посидеть с Лизой денек, когда мне надо было на занятия…
Мама Сонни теперь тоже обосновалась в Тилбурге. От нас туда было чуть больше часа езды на поезде. Я отвозила Лизу к ней – час в дороге, а потом ехала в университет – еще полтора часа на дорогу и потом столько же обратно- за Лизой и еще час – чтобы доехать с ней до дома. Неудивительно, что Лиза с детства полюбила путешествовать: все младенчество она провела в вагоне поезда! И полетела первый раз на самолете в возрасте 7 месяцев….В таких условиях, естественно, пришлось быстро перейти на искусственное питание.
К слову, когда я узнала, на какой по длительности декретный отпуск имеет право по закону голландская женщина, со мной чуть не случился разрыв сердца: около 3 месяцев!! Правда, можно было продить его до 4-х месяцев – это если работать до самых родов и добавить таким образом еще и дородовый отпуск. Сравните с Советским Союзом, где в декрете можно было провести полтора года -с оплатой, а если ты могла себе позволить- то и до 3-х лет (еще полтора года без оплаты, но с сохранением за тобой рабочего места).