Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917—1991
Шрифт:

«Погоня за населением»: советизация «кочевых» регионов

1920-е гг. в «кочевых» регионах СССР проходили под флагом советизации. Мы понимаем этот процесс шире, чем он рассматривался в советский период, – как интеграцию территории и населения в общегосударственное политическое, экономическое и культурное поле СССР. Решение этой задачи в «кочевых» регионах страны было затруднено ввиду «изолированного» от государства образа жизни кочевников, наличия у кочевого общества устойчивой родовой структуры, почти полного отсутствия партийных и комсомольских организаций в кочевьях, свободы трансграничного кочевания и возможности ухода больших масс кочевников за рубеж.

Руководители «кочевых» регионов чаще всего видели наиболее простой путь к советизации этих территорий через тотальный перевод кочевников на оседлость. Очевидно, что с прекращением неконтролируемого кочевания исчезли бы многие кардинальные противоречия между государством и кочевой цивилизацией.

В Казахстане о переходе на оседлость стали говорить с самого начала

советской власти364. В Киргизии первые аналогичные решения были приняты в январе 1919 г.365 Так, власти этих регионов пытались перевести на оседлость казахов и киргизов, которые возвращались из-за границы после Гражданской войны366. Интересное обсуждение способов безболезненного отказа от кочевания прошло на Первом общекалмыцком съезде советов (июль 1920 г.). Одним из главных инициаторов перехода на оседлость была калмыцкая интеллигенция, которая считала оседание признаком роста культуры. Съезд принял решение провести подготовку земельных участков для оседания367.

Решения, касающиеся постепенного перевода кочевников на оседлость, были приняты на уровне центральных властей. 29 июня 1920 г. ЦК РКП(б) постановил, что «кочевые хозяйства должны быть обеспечены не только кочевьем, но и пашней, обеспечивающей переход к оседлому положению»368. 10 мая 1923 г. В ЦИК утвердил «Положение о землеустройстве в кочевых и полукочевых районах Туркестанской АССР». 17 апреля 1924 г. ВЦИКи СНК РСФСР приняли декрет «О землеустройстве кочевого, полукочевого и переходящего к оседлому хозяйству населения Киргизской369 АССР». В их же постановлении от 23 марта 1925 г. «О землеустройстве кочевого, полукочевого и переходящего к оседлому хозяйству населения Калмыцкой автономной области» говорилось о необходимости ускорения процесса перевода кочевых хозяйств к оседлости370.

Однако чрезмерного ускорения процесса оседания не было. До конца 1920-х гг. власти не пытались принуждать кочевников к переходу на оседлость. Присутствовало понимание того, что этот процесс требует тщательной подготовки и огромного финансирования, тем более при отсутствии такого опыта371. В 1919 г. Наркомат по делам национальностей отмечал относительно немногочисленных кочевников Башкирии, что их «переход от скотоводства к земледелию может совершаться только постепенно; будучи проведен резко и бюрократически, [он] может привести к массовому вымиранию башкир, как это было со многими инородцами во времена самодержавия»372. Поволжская колонизационно-мелиоративная экспедиция НКЗ РСФСР сделала вывод, что темпы оседания в Калмыкии не должны опережать возможностей подведения под него «хозяйственного фундамента»373. План оседания в Казахстане был рассчитан на многие десятилетия. В рамках первого этапа, рассчитанного на 15 лет, должно было осесть около 1 млн человек, или 220 тыс. хозяйств (менее 50 % кочевого населения региона), для чего требовалось наличие 1 тыс. поселений, из которых 150 нужно было возвести заново374.

Кроме того, местные власти считали невозможным тотальный переход к земледелию и выступали за сохранение традиционного хозяйства. Так, в Казахстане в 1920-х гг. при оседании никогда полностью не отказывались от животноводства375. Калмыцкий облисполком в своем письме, направленном во ВЦИК, отмечал, что в основной части региона земледелие может иметь только «нежизненные, определенно нерентабельные хозяйственные формы»376.

Попытки перевода кочевников на оседлость, кое-где предпринятые местными властями в начале 1920-х гг., чаще всего не удавались. Так, в Киргизии кочевникам были переданы дома и имущество, конфискованные у «европейских» переселенческих хозяйств. Однако они, перезимовав в поселках, за единичными исключениями, с ранней весны ушли кочевать, бросив пашни, сады и огороды377. В Калмыкии первая попытка перевода 2 тыс. хозяйств на оседлость, предпринятая в 1925 г., также была неудачной378. Очевидно, причинами возврата к кочеванию были и незнакомство с методами ведения оседлого хозяйства379, и приверженность традиционному образу жизни.

В этих условиях власти искали некое компромиссное решение «кочевой проблемы». В декабре 1927 г. СНК Казахстана поручил местному Госплану проработать вопрос о создании «культурного аула» для кочевников380, что и было сделано в виде разработки концепции «нового казахского аула»381, созданной по примеру европейских населенных пунктов. В этом регионе перевод на оседлость был запланирован не везде, а избирательно. По состоянию на 1928 г. Наркомат земледелия планировал сохранение кочевых хозяйств даже в северной, более «земледельческой», части региона в зоне осадков выше 300 мм382. В рамках второй земельной реформы, проведенной в 1927–1928 гг. в Средней Азии и Казахстане, было предусмотрено формирование хуторского расселения. Для создаваемых «середняцких» индивидуальных хозяйств выделялись участки площадью от 40 до 70 га, на которых предполагалось одновременно заниматься земледелием и скотоводством (без дальних откочевок)383.

В принципе к переходу на такой формат расселения, который мог стать компромиссным решением, уже была готовность – наличие у кочевников зимних поселений. Нужно было только убедить их оставаться там и на теплое время года, где это было возможным по климатическим условиям.

Власти «кочевых» регионов считали возможной советизацию «кочевых» регионов до перевода кочевников на оседлость384. Для этого, во-первых, нужно было создать в кочевьях советские органы власти. Особенно остро этот вопрос касался самого большого «кочевого» региона – Казахстана. Хотя формально советы здесь существовали (аульные, волостные и пр.), однако власть в них принадлежала «родовым авторитетам» (баям). Такие органы власти не только не являлись опорой Советского государства и правящей партии, но просто мешали выполнению ее программных задач. Поэтому власть поставила цель создать новые, «подлинные советы», как «действительные органы диктатуры пролетариата». В декабре 1925 г. на V Всеказахской конференции РКП(б) была принята программа «советизации аула». Она заключалась в ликвидации «байских советов» и продвижении в новые советы представителей «низших» страт кочевого общества – батраков, бедняков и середняков385.

Такие же задачи решались в других «кочевых» регионах. В Туркмении и Киргизии власти готовили активистов из числа бедняков и середняков, в том числе продвигая их в аульные советы386. В Казахстане такие активисты должны были стать «советскими аткаминерами»387 (традиционная «должность» в кочевом обществе – представитель, отвечающий за сношения с внешним миром).

Однако процесс советизации кочевий занял много времени, достиг результатов не везде, и в основном только после того, как подверглись репрессиям и конфискации имущества «родовые авторитеты». Так, в Казахстане только в 1929 г. власти смогли добиться создания «подлинных советов», где большинство составляли беднота, батраки и середняки388. Это произошло перед самым началом форсированной модернизации, которая разрушила кочевую цивилизацию в СССР, и новые советы поработать в кочевьях фактически не успели.

Второй задачей по советизации «кочевых» регионов было улучшение «обслуживания» кочевого населения (то есть предоставления им государственных услуг). В октябре 1924 г. на совещании Комитета содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК представитель АО Коми (Зырян) В.П. Юркин заявил, что «кочевое население нуждается в кочевом милиционере, кочевом судье». Он рассказал о том, что Коми облисполком не смог создать штат таких чиновников ввиду отсутствия подобного опыта. Тем не менее власти утвердили особых уполномоченных из среды самого кочевого населения (выбираемых на съездах оленеводов), которым предоставили права следственных органов389.

В Казахстане кочевое население власти формально разделили на «административные аулы», в которые было включено от 40 до 400–500 хозяйств390. Это должно было помочь установлению контроля за населением и продвинуться в плане его советизации. Однако «границы» административных аулов не всегда совпадали с «границами» родовых структур, поэтому главы последних не признавали такого административного деления391, что препятствовало интересам властей.

В «кочевых» регионах были созданы «культпункты», где работали врачи, агрономы и зоотехники392. Планировалось расширение сети школ соцвоса393 и ликбеза, приспособленных к быту кочевого населения, в том числе создание передвижных школ и школ-интернатов. Структуры соцвоса и ликбеза были провозглашены «проводником советского влияния в массу кочевников». В Бурятии к 1924 г. было открыто 16 школ для кочевого населения, рассчитанных на 30 тыс. человек. В Киргизии итогами мероприятий по обслуживанию «кочевых» районов были признаны улучшение школьного строительства, медицины и ветеринарии, организация торговли. В 1927–1928 гг. Скотоводческий комитет, созданный 4 августа 1926 г. при Президиуме ЦИК Туркмении, в летний период вел «разъяснительную работу» в районах колодцев, где постоянно появлялись кочевники. Однако такая деятельность часто была слабой394 и далеко не всегда приносила плоды – особенно в обширных и удаленных районах Казахстана, Туркмении и Киргизии. Тем не менее в Бурятии и Калмыкии меры по развитию «советской» социальной инфраструктуры принесли больше результатов. Здесь постепенно укреплялась государственная система образования и медицины, вытесняя традиционные буддийские структуры.

Как важный шаг к советизации рассматривалось объединение кочевников в общественные организации. В среднеазиатских «кочевых» регионах и Казахстане были созданы союзы «Кошчи»395 (массовая бедняцкая организация), сельские батрацкие комитеты. Конечно, среди них были реально действующие организации, но часто такие структуры были фиктивными. Так, в Киргизии работа среди батраков велась «очень слабо». В Туркмении власти фактически забросили руководство союзом «Кошчи», поэтому «если в первые дни бедняки… записывались в союз… целыми группами, то сейчас, разочарованные, уходят из союза» (данные на 1927 г.)396. Развитию общественных организаций среди кочевников мешала не только пассивность местных властей, но и традиционное устройство кочевого общества, власть «родовых авторитетов».

Поделиться с друзьями: