Советсткие ученые. Очерки и воспоминания

И вместе с тем Сергей Иванович руководил молодежью с необычайным тактом и деликатностью. Он всегда старался подчеркнуть заслуги своих учеников, стремился так направлять их работу, чтобы им казалось, что они сами нашли решение вопроса, порой незаметно подсказанное им самим. При этом он уходил в сторону, оставался в тени. Так было со мной, например, при переходе от работ по нейтронам к работе по космическим лучам. И каждый из его учеников мог бы вспомнить примеры подобного рода.

Мы всегда поражались огромной эрудиции, осведомленности и работоспособности Сергея Ивановича. Характерный для него вопрос: «В таком–то вот журнале напечатана интересная для вас статья. Успели прочитать?» И часто приходилось сознаваться, что пока еще статьи не видел или видел, но не читал.

При своей огромной нагрузке каждый день брал он домой на вечер (а фактически на ночь) пачку журналов и за счет своего отдыха систематически читал их.

Закончу эти строки о моем учителе одним из самых трагических воспоминаний моей жизни.

24 марта 1951 г. Сергею Ивановичу должно было исполниться 60 лет. Незадолго до этого по его предложению я был назначен по совместительству одним из ученых секретарей Президиума академии. Готовясь к юбилею С. И. Вавилова, Президиум поручил мне написать проект адреса Сергею Ивановичу. 24 января до поздней ночи я сидел над составлением адреса. В памяти всплывали все новые эпизоды моих встреч с ним, его советы, наставления. Чем больше я думал о нем, тем ярче вставал передо мной образ этого талантливого ученого, руководителя и просто замечательного человека и учителя. Я особенно остро ощущал радость от того, что я могу причислять себя к ученикам Сергея Ивановича, что могу работать под его руководством, что моя жизнь неразрывно связана с ним. Представьте себе мое потрясение, когда по телефону в ту же ночь меня известили о кончине Сергея Ивановича.

Юрий СОКОЛОВ Из воспоминаний физика [19]

Дрожащая стрелка секундомера обежала последний круг. Я нажал на стоп–кнопку и посмотрел на тусклые огоньки неоновых лампочек на счетчике импульсов.

— Ну как? — нетерпеливо спросил Игорь Васильевич.

—- Еще меньше, всего двадцать один.

— А фон?

— Что–нибудь около пятнадцати.

— М-да… Ничего не выйдет. Активность мала. Выключаю установку и давай подумаем, как быть.

19

Из кн.: Пути в незнаемое. М.: Советский писатель, 1965.

«Борода», как мы все звали Курчатова и как он сам называл себя в кругу своих сотрудников, посвистывая, отошел от стола и уселся на диван. Знойный летний день клонился к вечеру, но в комнате, окна которой выходили на юг, было жарко и душно.

— Что же тут думать, Игорь Васильевич? Ничего мы не придумаем, кроме того, что нужно увеличить ток в пучке циклотрона.

— А можно это сделать? Ток у нас действительно слабенький.

— Мне кажется, можно. Сейчас больше двадцати микроампер не получается, наверняка, из–за плохой формы магнитного поля. Завтра попробуем поднять его на периферии — заложим новые шимы.

Борода задумался.

— Но это опять не то. Что тебе даст увеличение тока? Поднимешь ты его в три, самое большее — в четыре раза. А надо бы минимум раз в десять. Поэтому нужно усовершенствовать еще и самую методику счета, увеличить телесный угол, в котором улавливаются частицы, испускаемые образцом. Тогда и получится то, что надо: раза в три мы поднимем ток, да раза в три выиграем за счет телесного угла. Как раз нужная десятка и наберется. Что можешь ты предложить по поводу такой методики? — Курчатов внимательно смотрел на меня, барабаня пальцами по ручке дивана.

Академик И. В. Курчатов

Конечно, телесный угол необходимо увеличить. Другого выхода нет. Но как это сделать?.. Я понимал, что выгляжу неважно. Две недели налаживаю опыт, а хорошей методики не придумал.

—Так как же можно увеличить телесный угол? Что ты предлагаешь? — повторил свой вопрос Борода.

Что я мог предложить? Ничего.

Нестерпимое чувство, внезапно охватившее меня, было похоже на злость. А что если взять образец не в виде сплошного висмутового цилиндрика, а в виде тонкой фольги? Свернуть ее колбаской, облучить, а потом размотать и положить на счетчик. Тут поверхность не в три, а в тридцать три раза увеличится… В принципе, это, конечно, верно. Но как сделать фольгу из висмута? Он ведь очень хрупкий… А, собственно, зачем делать фольгу? Нужно, как только мы вынем висмут из циклотрона, расплавить его на горелке. А потом сразу вылить на холодный металл. И тогда наверняка получится тонкий блин с большой поверхностью. Ведь если с паяльника падает на ровный лист капля олова, она всегда превращается в тоненький кружочек…

Все это я немедленно доложил Бороде.

—Это ты, пожалуй, правильно говоришь. Давай прямо сейчас попробуем. Горелка у тебя есть?

— Есть на первом этаже. Как раз недалеко от циклотрона.

Мы пошли вниз. Рабочий день давно окончился, и в здании было безлюдно и тихо — жаркая погода выгнала на свежий воздух даже самых заядлых полуночников. Только из комнаты теоретиков доносился нестройный гвалт: видимо, там, в сизых облаках табачного дыма, шло бесконечное и шумное обсуждение какой–то мудреной проблемы или рассказывались самые свежие новости вперемежку с новейшими анекдотами. В коридорах стоял упоительный запах физической лаборатории — сложная смесь паров эфира, бензина, спирта и ацетона, продуктов горения газа и канифоли, сдобренная ароматом паленой изоляции.

Отрезав полоску тонкой нержавеющей стали, я сделал маленькую ложечку и, положив в нее висмутовый цилиндрик, сунул в пламя горелки. Висмут начал плавиться, и вскоре в ложечке перекатывалась тяжелая металлическая капля, покрытая серой сморщенной пленкой. Быстрым движением я уронил ее на гладкий алюминиевый лист. Капля разлетелась и мгновенно застыла, образовав большой диск с неровными краями, расписанный красивыми радужными пятнами. Курчатов проворно подковырнул его ногтем и положил себе на ладонь.

—Это у тебя ловко получилось. Как у фокусника. Мне говорили, что ты у Кио работал — придумывал ему разные иллюзионы. Это правда?.. А у тебя вообще есть это самое — какая–то склонность к черной магии.

Он быстро подошел к окну и внимательно осмотрел «блин».

— Действительно, тут поверхность увеличилась раз в двадцать. А если удастся еще поднять ток, то работой мы с тобой будем обеспечены.

Курчатов, улыбаясь, протянул мне висмутовый диск.

— Так ты циклотрон когда наладишь?

— Завтра. Шимы у нас уже есть, а поставить их недолго.

— Ладно, действуй, — Борода прошелся по комнате и остановился передо мной, распахнув пиджак и заложив пальцы за края брюк. — Ты хорошо плаваешь?

—Плохо… — ответил я, не понимая, в чем дело. — И воды боюсь.

— Вот тебе и на. Жил в Ленинграде, а воды боишься.

— Я в Ленинграде только зимой жил. А лето всегда проводил в Средней Азии, в горах.

— А я воду люблю! — Курчатов поднял руки над головой и с удовольствием потянулся. — : Поедем на речку, выкупаемся. Это, говорят, для здоровья полезно. Запирай комнату и пошли. Ты все выключил?

У подъезда стояла машина Игоря Васильевича — низкий и длинный серый спортивный «мерседес». За рулем сидел шофер Володя, веселый, разговорчивый парень, великий знаток и любитель всех видов борьбы. Борода забрался на сиденье и устроился поудобнее.

— Сел?

— Сел.

— Поехали на речку. Поплаваем.

Володя обрадовался:

— Вот это, Игорь Васильевич, в самый раз.

— Почему — в самый раз?

— А я сегодня запарился. Повозился с одним другом на ковре и взмок. Жарко очень.