Совок – 3

Я на всякий случай перестал сыпать шлих и сосредоточился взглядом на литейщике. Сначала у него увеличились глаза, а потом он испуганно выронил из руки то, что полминуты назад вынул из своего тазика. Лицо плавильщика тоже стало немного другим. Оно напрочь утратило уверенность и степенность незаменимого заводского специалиста.

– Это не бронза! – икнув, сообщил он мне шепотом.

– Я знаю, Аверьяныч, – не стал спорить я с опытным мастером, – Знаю, что не бронза это. И не латунь. И даже не медь. Мы с тобой оба знаем, что это такое, Корней Аверьяныч. И больше, кроме нас, никто этого не знает! – я пристальным взглядом впился под бесцветные брови умельца, – И не узнает! Из золота мы будем с тобой Ленина делать! Или ты, Корней Аверьяныч, считаешь, что Ильич этого не заслужил? А? Так ты, Аверьяныч, только скажи! – теперь уже оголтелый фанатизм в моем пылающем взгляде зашкаливал безмерно. Как количеством, так и радикальным качеством. Во всяком случае, я старался, чтобы все так выглядело.

– Достоин! – поперхнувшись, в два приема прокашлял литейщик, – Пятьсот рублей!! – добавил пролетарий уже более осмысленно и внятно.

– Тысяча! – не согласился я с профессионалом, – Тысяча! Но, чтобы все было очень качественно и строго в соответствии с образцом!

Заметно повеселевший гегемон затряс головой. Мелко, надо сказать, затряс и суетливо. Беспринципно и с большой долей конформизма. Лишний раз по-пролетарски верифицируя утверждение классиков, что согласие, есть не что иное, как продукт непротивления сторон.

Дальше все пошло строго по технологии. В которой я ничего не понимал и даже не пытался понять. Единственное, за чем я следил с самым высочайшим вниманием, так это за тем, чтобы предоставленное мною сырье не подверглось ни усушке, ни утруске. Оно, не то, чтобы было жалко металла, хотя, чего уж там, это чувство тоже присутствовало. Но все же больше всего я беспокоился, что «сэкономленный» материал потом где-нибудь, да вылезет. И тогда уже «бабочка», то бишь, статья 88 УК РСФСР, уже точно закроет глаза всем участникам этой плавки на белый свет. При таких объемах золота, никаких вариантов, кроме высшей меры не будет. Никому. И потому, ничуть не скрывая своей чрезмерной подозрительности, я следил за руками Аверьяныча. Вплоть до того момента, когда он грязными щипцами откусил золотой штырь от лысины вождя мирового пролетариата.

– Тут осталось… – не глядя на тигель с рыжим сгустком на дне, произнес мастер, – И литник, вот еще! – бросил он штырь в посудину с оранжевым металлом. – Давай, я тебе одним куском остатки вылью? Всяко оно, удобнее хранить-то будет? – без эмоций поинтересовался мой соучастник.

– Долго? – спросил я, взглянув на часы, окончательно удостоверяясь, что спать мне сегодня уже не придется.

– Не долго. Минут двадцать! – заверил меня золотой специалист. – Пошли, пока посмотрим, что там получилось, – сунув тигель в печку, Аверьяныч направился к ящику с формой.

Ильич получился живее всех живых. Вождь полностью соответствовал своей глазурованной под шлифованный мрамор, гипсовой форме. С той лишь разницей, что был золотой, очень тяжелый и из макушки у него торчал огрызок литника.

– Сам потом отпилишь! – посоветовал ювелир-ваятель, – Ножовкой по металлу. Только полотно возьми с мелким зубом!

Вылив в какую-то чашку остатки расплавленного металла, он тут-же опрокинул ее в ведро с водой. Достав мокрую чушку, Аверьяныч сунул ее в свою замшевую рукавицу и протянул мне.

Забрав варежку, которая тянула килограммов на пять, я положил ее на верстак и полез в карман за деньгами. Заранее приготовленная пачка четвертаков была не сильно объемной и перетянута обычной аптечной резинкой. Обстоятельно пересчитав деньги, сталевар перегнул купюры пополам и сунул их в гаманок, щелкнув двумя блестящими металлическими бусинами, служившими застежкой.

– Теперь слушай, Корней Аверьянович! – подошел я вплотную к пролетарию. – Очень внимательно слушай! – мужичок испуганно подался назад, но оттуда его подперла какая-то железяка.

– Работу ты сделал и деньги взял! Так? – я присмотрелся к белесым глазам литейщика и тот вынужден был согласно кивнуть.

– Теперь твоя задача, забыть про все это! – я взял паузу, по-прежнему не отрывая взгляда от его лица, – Не было здесь никогда этого Ленина, – я без уважения пнул стоящий на полу сверкающий бюст ногой. – Не было его здесь никогда и ты сегодня ничего не плавил! Ты это понял, Аверьяныч?!

Мужик как-то неуверенно, хоть и без возражений покивал головой. Плохо! Придется его пугать.

– Я в этом деле всего лишь исполнитель, сам понимаешь! – изо всех сил нахмурился я, – А люди, по поручению которых я это делаю, – я указал глазами на бюст и снова пнул Ильича, – Они жалости не знают ни к ментам, ни к пролетариям, ни к малым детям! Всех закопают! Без суда и следствия!

Сталевар в завязке, ставший в одночасье богаче на тысячу рублей, не понимая недосказанных угроз, только хлопал глазами и переминался с ноги на ногу.

– Аверьяныч, у тебя ведь дочь на фабрике-кухне работает, так? И зять там-же рубщиком, верно? – мой подельник по расстрельной статье все еще без страха кивал головой.

– А внук с внучкой у тебя, вроде бы, в сорок первую школу ходят и все они живут на Средне-Садовой, так? – с лица Аверьяныча постепенно уходила радость от нежданно свалившегося богатства. – Дом у них, вроде бы двадцать седьмой и квартира, кажется, четырнадцатая или нет?

– Вобщем так, Корней Аверьянович, это я к тому, что, я и сам хочу дожить до лет преклонных. И еще хочу, чтобы твои дочь с внуками в какую-нибудь беду с со смертельным исходом не попали, ты понял меня?! Но для этого нам с тобой забыть про все это надо! – и я уже в третий раз совершил святотатство, пнув ботинком вождя мирового пролетариата, указав на него пальцем для пущей надежности. – Иначе всех нас, как кутят слепых передавят!

Аверьяныч что-то замычал и затряс из стороны в сторону головой. Потом дрожащими руками достал из-за пазухи свой кошель. Не открывая его, он протянул его мне, пытаясь что-то выговорить трясущимися губами.

– Нет, друг, так не пойдет! – я аккуратно отвел его руку в сторону, – Работу ты выполнил безупречно и плату тоже получил в самой полной мере! – начал успокаивать я проникшегося соучастника, – Деньги эти твои и ты трать их как захочешь! Ты, главное, язык в жопу засунь и про золото с Ильичом, никому ни слова! Никому и никогда! Ты меня понял?

– Понял! – уже человеческим голосом и достаточно громко ответил мне Корней. – Все понял! Вы не сомневайтесь, товарищ! – и скоробчил свой кошелек опять себе за пазуху.

– Ты тогда помоги мне его получше упаковать, – кивнул я на блестящего политического деятеля всех времен и народов. С несвойственной ему скромностью, стоявшего на грязном полу под ногами и зрящего в сторону печки, из которой он совсем недавно вылился.

На воротах нас традиционно досматривать не стали. Впрочем, если бы и проверили, то три бюста Владимира Ильича вряд ли бы послужили причиной конфликта.