Совок-8

— Ну хорошо, не хотел я тебе об этом говорить, но уж, если ты сама начала этот разговор, то изволь! — с грустной безысходностью разглядывая свои неровно остриженные ногти, я уныло продолжил, — Скажи мне, пожалуйста, почему свои трусы ты стираешь с наволочками и полотенцами, а мои с носками? — привёл я свой единственный, но убийственный довод.

Вчерашним вечером я заметил, что мои трусы были замочены в одном тазу с носками. Каким образом стирает своё исподнее Зуева, я точно не знал, но это в данный момент и не имело никакого значения.

Главное, что это был, действительно имевший место факт. А следовательно, аргумент. Якобы, не позволяющий мне строить семейное счастье с этой прекрасной женщиной. Стоящей в данный момент напротив меня с открытым ртом и хлопающей ресницами выпученных глаз. И по всему выходило, что возразить на высказанную мной обиду, ей было нечем.

Я молча встал и, не медля ни секунды, покинул кабинет находящейся в смятении Лидии Андреевны.

Закрыв за собой дверь зуевского кабинета, я с облегчением выдохнул. Но чувствуя, что расслабляться рано, опрометью ринулся к себе. Быстро попрятав в сейф все бумаги и оставшиеся бабские причиндалы, я приступил к эвакуации себя из здания РОВД.

По пути в сторону Управления городской торговли я старался не думать, что будет, когда я вернусь в райотдел. Свой мыслительный аппарат я попытался нагрузить раздумьями о том, как буду противостоять воровскому кагалу «ликёрки». Самым лучшим выходом для меня было бы избавиться от находящегося в моём производстве дела. Может быть, мне тяжело заболеть? Но чем? Не острой же гонореей?! Во-первых, не факт, что этот постыдный диагноз поможет мне соскочить на длительную нетрудоспособность. А, во-вторых, даже, если это получится, то все благоприобретённые выгоды мне омрачит общественное порицание со стороны комсомольской организации и руководства РОВД. Тем более, что чесоткой я уже болел и это уже не вырубить топором из моей медицинской книжки. Чесоточно-триперный следак, это явный перебор. Даже для такого непредсказуемого мента, как лейтенант Корнеев. Нет, симуляция, она, конечно, залог здоровья, но не в этом случае.

Так, ничего не придумав, я и вошел в приёмную Шевцовой.

— У тебя десять минут! — после того, как мы поздоровались, бросила мне Светлана Сергеевна, складывая в свой изящный дамский портфель какие-то документы, — Мне через сорок минут нужно быть в горисполкоме.

Поставив крест на совместном обеде в здешней столовой, я начал излагать свои проблемы. И, если с двумя парами туфель всё решилось без промедления, то все оставшиеся восемь минут я потратил на вымаливание тридцати пар всё тех же проклятущих немецких колготок. Которые к сему времени уже так мне осточертели, что при упоминании о них я начинал чесаться, как шелудивый пёс по фамилии Шариков.

— Серёжа, а тебе не говорили, что ты, как бы это помягче выразиться, хоть и молодой, но слишком наглый тип? — отвлёкшись от сборов, задала мне вопрос моя благодетельница. — Ты и так выгреб дефицитного товара столько, что мне даже вспоминать об этом не хочется! Ты полагаешь, что ОБХСС и моё руководство ничего не видят и ничего не знают? Знаешь, сколько желающих занять моё место? Поверь, они мне не только злобно в спину дышат, они еще непрерывно сигнализируют наверх и во все стороны. Или, может быть, ты думаешь, что моё объяснение, что дефицит был реализован для сотрудников Октябрьского РОВД, снимет все вопросы ко мне?

Торговая фея смотрела на меня, как на сбежавшего из специализированного интерната, недоумка. С сочувствием и грустью.

Нет, я так не думал и очень хорошо понимал Светлану Сергеевну. И её, далеко небеспочвенные опасения, я понимал тоже. Отпуск со склада товаров, предназначенных для розничной реализации, был учтён ныне действующим УК РСФСР. И то обстоятельство, что санкции по той статье не шибко велики, утешением для чиновницы было слабым. Судимость и потеря партбилета в комплекте с должностью, ломали хорошо устроенную жизнь раз, и навсегда. Шевцова права на все сто процентов, операцию с наборами я провернул по-махновски. Сверх всяких лимитов и без необходимых согласований. Заручившись лишь письмом от начальника райотдела. И воспользовавшись добрым к себе отношением хорошей женщины.

— Извините, Светлана Сергеевна, что-то я действительно лишканул! — покаянно приложил я руку к груди. — Занесло меня по юношеской неопытности, вот и забыл про приличия. Вы только не подумайте, я не корысти ради! Так уж случилось, что партийное руководство взяло на себя функции распределения, ну и по своему обыкновению маленько проворовалось. Еще раз прошу простить великодушно!

С минуту Шевцова рассматривала меня, как бесхозного пикинеса, задравшего правую заднюю ногу на сапог постового милиционера. Потом взяла с подставки листок бумаги и начала что-то быстро на нём писать.

— Вот, езжай с этим к директору «Светланы»! — протянула она мне бумажку, — Знаешь этот магазин на Мира?

Я заверил, что знаю.

— Марченко Зинаида Петровна. Это директор магазина. Отдашь ей эту записку и деньги за тридцать колготок. Всё, иди! — Шевцова встала и подойдя к настенному зеркалу, начала поправлять помаду на губах.

— Спасибо большое, Светлана Сергеевна! — растрогался я великодушием этой золотой женщины, — Вовек вам этого не забуду! — рассыпался я в выражении признательности.

Видя, что царица горторговли витает мыслями где-то уже не здесь, я, пятясь, покинул Олимп дефицита. Тихо затворив за собой дверь и весело подмигнув секретарше в приёмной.

Из Управления торговли я устремился, отнюдь, не в «Светлану». А в сторону городской винокурни. Я принял решение, как буду решать вопрос с уголовным делом по «ликёрке». Буду раскрывать его в режиме дембельского аккорда. Постараюсь в течение суток, максимум двух, разрубить этот гордиев узел так, чтобы сразу решить два вопроса. Служебный и свой лично-шкурный. В части, касающейся собственной безопасности.

Когда проходил через пограничный кордон «ликёрки», стоящая на калитке вохрушка, даже не стала смотреть на моё удостоверение. Видимо, на данном градоспаивающем предприятии меня уже знали в лицо.

Зайдя в здание склада, я не пошел к огненной мадам Юдиной, а сразу приступил к поискам моего знакомого книголюба. Алёшу Мордухаевича я обнаружил у вертикальной ёмкости в глубине склада. Там он вяло пререкался с каким-то мужиком, облаченным в синий халат и в солидные очки с толстенными стёклами.

— Гражданин Вязовскин, вы задержаны! — суровым голосом бригадира расстрельной команды, поверг в уныние я бздуна и стяжателя. — На сборы вам пятнадцать минут! В ИВС поедем!

— Позвольте, как это он задержан?! — поперёд несчастного пидора визгливо забеспокоился синехалатный товарищ, — А как же я? Кто мне отпустит недостающее сырьё? Товарищ, вы понимаете, что из-за вас план дневной смены может быть не выполнен?! И, вообще, вы кто такой?

На суетливо переживающего за плановое спаивание строителей коммунизма, я не счел нужным обращать своё внимание. И даже не полез в карман за ксивой. В этот момент я с плохо скрываемым удовлетворением разглядывал смертельно перебздевшего Алёшу. Который едва держался на ногах от внезапно настигшего его пренеприятнейшего известия.