Совок 9

Все пять минут, пока товарищ Шалаев, меняя тональность и интервалы между воплями, завывал и выплёскивал рыдания, я терпеливо изучал этикетки и надписи на коробках и ящиках. Оказывается Игорь Евгеньевич является изрядным гурманом. Однако, я здесь не за тем.

Прикинув примерно, что пик боли в конечности Николая Тихоновича пройден, я надел ему на нос его очки.

— Сейчас я тебе задам тот же самый вопрос, — монотонным голосом известил я заказчика моих неприятностей, — И, если ты мне не ответишь, то я просверлю тебе левую коленку вот этой самой дрелью!

Нажав на пусковую клавишу, я продемонстрировал товарищу Шалаеву исправность электроинструмента.

— Ты мне всё расскажешь, но на белый свет из этого подвала уже не выйдешь! — совершенно правдиво предупредил я своего недруга, — Сам понимаешь, с просверленными коленками я тебя суду предъявить не смогу. Уж больно этот метод с социалистической законностью не согласуется. И убивать не стану. Сдохнешь через неделю в этой куче. Это, если тебя здесь крысы заживо сожрут.

Я кивнул на гнилую картошку, которую я несколько часов назад собственноручно навалил из загородки.

— Минуту тебе даю! — посмотрел я на циферблат наручных часов, — Либо рассказываешь всё до самой последней мелочи и излагаешь потом всё это на бумаге, либо остаёшься здесь на съедение крысам!

— Я денег тебе дам! — поперхнувшись и долго откашливаясь, сделал мне встречное предложение Шалаев, — Отпусти меня сейчас и получишь тридцать тысяч! Пятьдесят! — поправился Шалаев, заметив, что первая названная сумма должного впечатления на меня не произвела.

— Осталось двадцать секунд! — показал я торговцу своими коленями циферблат часов, — Ты думаешь, я шутил насчет твоих коленок? Впрочем, хер с тобой, кого ты послал по мою душу, ты мне всё одно сейчас расскажешь!

Не сдерживаясь, я уже изо всей силы ударил кулаком в поддых упрямца. Замотав ему рот всё той же изолентой, я принялся вязать ему ноги. Для предстоящей процедуры это нужно было делать особым порядком. А потом еще этого борова придётся тащить наверх к тискам. Без них никак. При проведении данной процедуры, пациента не удержат даже десять здоровых мужиков.

По дико вращающимся глазам, я понял, что Николай Тихонович пришел в себя раньше времени и, что он что-то имеет мне сказать. Слабо я ударил его в «солнышко». Не та квалификация у юного тела.

— Будешь орать, вырублю надолго! И пока коленку не продырявлю, слушать тебя не буду! Понял? — решил я дать еще один шанс своему недоброжелателю, так как очень хотелось обойтись без занятий с дрелью. Слишком уж предстоящая процедура обещала быть хлопотной и грязной.

Интенсивно задёргавшаяся голова товарища Шалаева дала понять, что он меня понял и, что готов к конструктивному диалогу.

Глава 6

Инстинкт самосохранения заставил меня прежде всего выяснить у сильно умерившего норов технолога, кто был за рулём ГАЗ-53. Кто тот самый гастелло, который так беззастенчиво протаранил мою «шестёрку». Подлейшим образом покусившись на самую величайшую ценность эпохи развитого социализма. На мою жизнь, то есть. Про первую «торпеду» технолога Шалаева, а именно про мокрушника-экспедитора, недавно отправленного мной в городское подземелье принимать водные процедуры, я даже не стал интересоваться. Кому надо, пусть тот и ломает голову над пропажей лихоимца и честного каторжанина Витьки Лобачова.

— Этот грузовик из колхоза, — неохотно разродился пленник, — На нём зерно и свёклу с картошкой возят на спиртзавод, — опасливо косясь на дрель в моих руках, без особого энтузиазма начал рассказывать товарищ Шалаев. Делая неоправданно большие паузы и болезненно морщась. Мне его такая медлительность пришлась не по душе.

— Кто водила? За рулём кто был?! — положив дрель на стеллаж, я второй раз, коротко, но резко размахнувшись ногой, въехал носком ботинка собеседнику в ту же самую щиколотку.

Главный технолог ликёро-водочного завода, очевидно, непривыкший к подобному обращению и уже решивший, видимо, что самое страшное позади, вполне ожидаемо взбодрился. И издал душераздирающий вопль. Многократно усиленный замкнутостью ограниченного пространства. Из глаз его, самым натуральным образом брызнули слёзы. Не потекли, а действительно брызнули. Его столь болезненную реакцию вполне можно было понять. Поскольку даже при неяркой освещенности подвала было заметно, как сильно распух голеностопный сустав его ноги. Еще от первого моего удара. А тут снова и ровнёхонько по той же самой косточке. Время работало против меня. И я подумал, что, может быть, после этого Николай Тихонович перестанет тянуть с выдачей актуальной для меня информации и станет немного разговорчивей.

Мои скромные ожидания полностью оправдались. Этот человек, который уже дважды посягнул на мою жизнь, после второго недружественного воздействия на костяшку его щиколотки, стал гораздо оживлённее. И принялся торопливо излагать всё то, что переполняло его память и тяготило его технологическую совесть жулика и убийцы.

— Это Лунёв! Он в «Красном луче» живёт! — по-женски взвизгнул, до того общавшийся со мной исключительно начальственным баритоном Шалаев, — Это Сашка Лунёв! Он, подонок, он пять тысяч взял за работу! Пять тысяч!

Меня сильно покоробило, что моё запланированное убийство, вот этот привалившийся к стене утырок, назвал просто и буднично — работой. Мне захотелось и в третий раз прикоснуться ботинком к его опухоли на ноге. От всей души и со всей классовой ненавистью добропорядочного советского потерпевшего. Но дело есть дело и все сторонние эмоции, способные как-то навредить процессу получения информации, следовало строго контролировать. И, разумеется, я сдержался.

— Он, пидор, деньги наперёд взял, а дело, уже полностью оплаченное, так и не сделал! — утратив от жуткой боли самое элементарное здравомыслие, завывая, сполз на грязный пол интерьвьюируемый. Вслух и искренне, на полном серьёзе переживая в моём же присутствии, что меня так и не убили по его указанию.

— Где его искать? — отводя ногу назад и делая вид, что примериваюсь для нового мануально-терапевтического воздействия, негромко задал я следующий вопрос.

— Не надо! — пуще прежнего визжа и заливаясь слезами, начал поджимать под себя задние конечности испытуемый, — Я всё вам расскажу! Я же говорю, он в «Красном луче» живёт! Хватит уже! Не бейте меня, мне очень больно! Я всё и про всех вам расскажу!

В очередной раз я убедился, что, как и нанятые ими грозные киллеры, сами заказчики мокрух почти всегда тоже плачут. Оглядевшись, я снял с полки деревянный ящик с какими-то заграничными или прибалтийскими деликатесами. И, поставив его на пол, поудобнее сел на него сверху.

— Ты готов рассказать мне всё, что знаешь? Еще раз повторяю, абсолютно всё рассказать!! — стараясь разглядеть в глазах Шалаева любую неискренность или малейшее лукавство, спросил я его.

В глубине души содрогаясь от того, что сейчас придётся делать, если этот уё#ок начнёт пуржить и пытаться изображать из себя молчаливого штирлица-сепаратиста.

— Учти, если мне придется тебя еще хоть самую малость покалечить, то ты уже отсюда никуда не выйдешь. Ты это понимаешь, Шалаев? Если ты утратишь товарный вид, то неминуемо прямо здесь и сдохнешь! Ты уж извини, но с просверленными коленками я тебя в СИЗО не повезу. Сам понимаешь, такое вызывающее непотребство категорически исключено! МВД СССР, Шалаев, это тебе не какое-то там гестапо! Да и кто мы с тобой такие, чтобы лишать советское общество основополагающих иллюзий?! Идеология и догмы — наше всё! Ты ведь меня понимаешь, Шалаев? Как коммунист комсомольца?