Современная африканская новелла

Чарли со смешанным чувством разглядывал железнодорожную станцию. Масса народу. Белые, попадаются и черные, несколько коричневых, как и он сам. Здесь все толпились вперемешку, но настороженно оглядывали друг друга: одни смотрели со страхом, другие с презрением. У каждого была своя собственная, только ему предназначенная дорога. «Этому порядку нужно бросить вызов! — говорил оратор. — И каждый пусть делает это по-своему». Но как «по-своему»? Как бросить вызов закону?

Взгляд Чарли упал на скамью, и он понял: вот подходящий случай. Скамья. Обыкновенная вокзальная скамья, на которой четкими белыми буквами выведено: «Только для европейцев».

В мгновение ока эта скамья стала для Чарли символом всех несчастий многострадального народа Южной Африки. Да, эта скамья отнимает у него все человеческие права. Вот она стоит перед ним, обыкновенная вокзальная деревянная скамья, как сотни тысяч других по всей Южной Африке. Но это его скамья, его вызов!

Сейчас для Чарли в этой скамье сконцентрировалось все зло того порядка, которого он до сих пор не понимал. Скамья — это преграда между ним и остальным человечеством. Если он сядет на нее — он человек! Если побоится — сам откажет себе в праве быть человеком, Чарли представилось, что стоит ему только сесть на скамью, и наступит конец всему этому пагубному порядку.

Да, это удобный случай, и Чарли не упустит его. Он бросит вызов!

Опускаясь на скамейку, он казался совершенно спокойным, но сердце его бешено колотилось. Два противоречивых чувства владели им, столкновение их было неизбежным. Одно твердило: «Ты не имеешь права сидеть на этой скамейке». Другое возмущалось: «А почему ты не имеешь на это права?» Первый голос шел из прошлого, от жизни на ферме, от раболепных фигур отца и деда, рожденных быть мулами, живших как мулы и умерших как мулы. Второй голос был голосом надежды и шел из будущего. Он говорил: «Чарли, ты человек. Ты отважился сделать то, на что никогда не решился бы твой отец. И если тебе суждено умереть, ты умрешь человеком!»

Чарли достал сигарету и закурил. Казалось, никто не замечал, что он сидит на этой скамье. Напряжение его прошло. Мир продолжал идти своим обычным путем. Люди жили, дышали, умирали. Никто не кричал: «Чарли, ты победил!» Просто он — обыкновенное живое человеческое существо, он сидит на вокзальной скамье и курит сигарету. А может быть, именно в этом, в том, что он просто обычный человек, и есть его победа?

Нарядно одетая белая женщина шла вдоль платформы. Сядет ли она на эту скамейку? И опять этот предательский голос: «Встань, чтобы этой белой женщине не пришлось сесть рядом с тобой». Глаза Чарли сузились, он еще сильнее затянулся сигаретой. Женщина прошла мимо, даже не взглянув на него. Она признала за Чарли право быть человеком?! А может, ей просто наплевать на него?

Только сейчас Чарли понял, как он устал. Теперь подкрадывалась третья мысль, примиряющая: «Ты здесь не потому, что решился бросить вызов. Ты просто устал. Вот почему ты сидишь здесь». Но где же все-таки истина: вызов это или усталость?

К платформе подошел поезд. Из вагонов повалили пассажиры. Станция вмиг заполнилась людьми, спешащими, толкающими друг друга, но Чарли по-прежнему никто не замечал. Это был его поезд. На нем он мог бы уехать домой. Самым простым на свете было войти сейчас в вагон и уехать от всего на свете: от этих вызовов, от скамеек, на которых нельзя сидеть, от митингов под палящим солнцем. Но это значило бы сдаться, признать свое поражение, отказаться от протеста и согласиться с тем, что ты не человек.

И Чарли остался сидеть. Лениво потягивая сигарету, он размышляет. Мысли уносят его далеко от митинга и от этой скамейки. В памяти всплывает поселок Бьетесвлей и старик Оу Клаас. Чарли делится с Оу Клаасом своей мечтой: поехать бы в Кейптаун, сверкающий в вечерних огнях, познакомиться с красивыми коричневыми девушками! Оу Клаас посасывает трубку и лукаво улыбается. Он мудрый старик, он много знает, он говорил, что надо поехать в Кейптаун доглядеть на других. Когда он говорит о Кейптауне, он всегда многозначительно сплевывает и лукаво улыбается, вспоминая о девушках из Шестого района, коричневых, оливково-коричневых, о малайских девушках. Старый Оу Клаас все знает. Он говорит: «Бог создал отдельно белого человека, и отдельно — черного, и поэтому каждый должен знать свое место…»

— А ну, проваливай отсюда!

Чарли не слышал.

…Оу Клаас, наверно, сидит сейчас у себя дома в ожидании своего стаканчика дешевого вина…

— Ты слышишь, что я сказал? Убирайся с этой скамейки, свинья!

Чарли возвратился к действительности. Повинуясь инстинкту, он уже готов был подняться, но вдруг его будто окатило холодной водой. Он вспомнил, кто он и зачем он здесь.

Страшная усталость разлилась по всему его телу. Медленно поднял он глаза на злобное, налитое кровью лицо над ним.

— Встать! — хлестнула его команда.

Чарли молчал. Острые, холодные серые глаза глядели на него в упор.

— Ты что, оглох, черная образина?!

Подчеркнуто медленно Чарли выпустил изо рта сигаретный дым и с минуту изучал противника. Вот оно, его испытание. Они смотрели друг на друга, словно два боксера, примеривающиеся один к другому, перед тем как начать схватку.

— Ну погоди же, сейчас я позову полицейского!

Чарли все так же упорно молчал. Заговорить значило нарушить заклинание, потерять преимущество, которое он чувствовал за собой. Но как трудно было молчать!

— Ладно, ты дождешься, негодяй! Я сейчас приведу полицейского! Он не удосуживается даже раскрыть свою пасть, когда с ним разговаривает белый!

Чарли сразу же заметил слабое место противника. Тот боялся действовать в одиночку. Он, Чарли, выиграл первый раунд в битве за скамейку. Но возле нее собиралась толпа.

— Африка! — громко сказал какой-то шутник и многозначительно поднял вверх указательный палец.

Чарли пропустил это мимо ушей. Толпа росла. Люди пялили глаза на это необычное зрелище: на черного, сидевшего на скамейке для белых! Чарли спокойно курил.

— Вы только посмотрите на эту черную обезьяну! Вот что получается, когда им дают свободу!

— Ничего не могу понять. Ведь у них есть свои скамейки.

— Получит сполна, когда придет полицейский.

— Да благословит тебя господь, человек! Не вставай. У тебя столько же прав сидеть здесь, сколько у любого!

— Не понимаю, почему они не могут сидеть там, где им нравится?

— Этим дикарям нельзя доверять. У меня был слуга, черномазый, так тот еще не такое творил…

Чарли сидел и ничего не слышал. Он уже твердо решил: нет, он ни за что не встанет. Пусть с ним делают что хотят!

— Вот этот самый? А ну-ка, поднимайся! Читать умеешь?

Над Чарли возвышался грузный полицейский. Чарли видел медные пуговицы на мундире, крошечные морщинки на красной шее.

— Фамилия? Адрес? Давай, давай поторапливайся.

Чарли продолжал молчать. Полицейский опешил.

Толпа росла с каждой минутой.

— Вы не имеете права так разговаривать с этим человеком.

Это была леди в голубом платье.

— Не вмешивайтесь в чужие дела! Я попрошу у вас помощи, когда она мне понадобится. Из-за таких заступников, как вы, эти кафры и пристают к белым женщинам… Вставай, ты!