Современная болгарская повесть

— Первый помощник доложил? — зло спросил боцман, остро, исподлобья взглянув на Сиракова.

Сираков не ожидал такого контрвопроса и рассердился.

— Важен не источник информации, а факт! — четко произнес он и тут же подумал: «Нет, не надо было говорить „информация“, он не понимает этого слова, оно не поможет нам найти общий язык». — Вы пили. Пили или нет?

Теохари почти насмешливо смотрел прямо в глаза Сиракова.

— Вы пили, — продолжал Сираков. — Рано или поздно Роземиш поймет это. И никакое заступничество не поможет!

До сих пор Роземиш был всегда «господин суперкарго». Кроме того, когда речь зашла о заступничестве, Сираков дал понять, что только он имеет на корабле такую возможность. Но в этом намеке на покровительство Сираков как бы отделял Теохари от тех, с которыми тот пил, противопоставлял им его. А боцман предпочитал быть с ними, не с капитаном.

— Пили, господин комендант! — раздраженно произнес он. (Как моряк, служивший некогда на французском корабле, он так обращался к капитану.) — Пили! Но что вам рассказывать! И потом… первый помощник… Почему он суется туда, куда его не просят? Когда это мы терпели таких людей на палубе? Зачем вас-то мешать в эту склоку!

В последних словах Теохари Сираков уловил что-то похожее на снисходительность. Теохари в свою очередь противопоставлял его Люлюшеву, и это заставило Сиракова обратить внимание не столько на упрек в адрес своего помощника, сколько на протест против установленного в последнее время порядка на корабле. Никто не имел права протестовать против этого порядка без самых серьезных последствий. Что за дерзость?

— Первый помощник делает то, к чему обязывает его долг! — сказал он строго, и прищуренные его глаза блеснули, как острие. — Он ходит, где считает нужным, будет и впредь ходить, потому что должен знать все, что делается на корабле! Всегда так было, так есть и так будет! Не родился еще человек, который изменит этот порядок!

— Подслушивает, — как бы про себя пробормотал Теохари. — Вынюхивает… Разве это дело?

— Не хочу слышать такое о первом помощнике капитана! — Сейчас Сираков особенно ясно сознавал, что Люлюшев при всей его чиновничьей ограниченности ближе ему, чем боцман. — Кто вам позволил? Или вы считаете, что устав уже не в силе? Нет законов?. Цедите вино… Воровство! Воровство в военное время! И что же? Командование корабля призываете стать вашим соучастником, закрыть глаза на происходящее?!

Руки его задрожали, он опять резко повернулся к иллюминатору, но и по спине было видно, что он очень взволнован.

— И швабы… и они цедят, — мрачно заметил Теохари.

— Каждый отвечает за себя! За себя!

— Самое большее — по кусочку свинца в живот… последний паек…

— Хм! А еще старый моряк!.. Хороший пример подаешь, не ожидал я этого от тебя!

— Пришла бы смена, — вдруг взорвался Теохари, прижав кулаки к груди, — все бы по-другому было! Для всех нас было бы по-другому!

И Сираков опять уловил упрек, что он не делает ничего, чтобы прибыл новый экипаж.

— Довольно о смене! — прикрикнул он, все еще не оборачиваясь. — Смены не формируются здесь, на корабле. Сам знаешь! Что болтать!

Лицо Теохари обострилось, осветилось недоброй, угрожающей улыбкой.

— Понимаю, — пробормотал он. — Можно идти?

И направился к выходу, не ожидая ответа.

На пороге его догнала фраза Сиракова:

— Имей в виду, сегодня будут сгружать бочки!

«Тип!» — подумал Теохари и со злостью закрыл дверь.

Жельо сходу прилип к нему;

— Как поладили?

Теохари ответил не сразу:

— О выпивке… встал вопрос…

— А-га! Смотри, к чему придирается… А о смене не заикнулся!

Подходили моряки и один за другим спрашивали, что сказал капитан.

— Новость такая, что придется нам тянуть лямку до конца, — ответил Жельо. — Сами видели, да все-таки попались… Давайте сыпьте отсюда… Убирайтесь со своими кислыми мордами!

8

Разгрузка бочек началась после обеда. Пришли оборванные грузчики, на скорую руку соорудили сходни.

Приемная комиссия состояла из четырех немцев, одетых в форму, и одного штатского, тоже немца.

Моряки заняли наблюдательные позиции и молча смотрели, как будут развиваться события.

Больше всех оснований тревожиться было у Паско-кочегара, и, чтобы как-то скрыть свое волнение, он занялся чисткой сварочного аппарата. С одной стороны, ему хотелось сбежать отсюда и вернуться лишь поздно вечером, но с другой — удерживало желание убедиться самому, что все в конце концов обойдется.

Роземиш и Сираков были под тентом шлюпочной палубы, а Шульц сошел вниз и застыл, расставив ноги, у брезента. Немецкие артиллеристы, следуя и в этом случае неписаному правилу, что передняя палуба отведена для них, а задняя — для болгарских моряков, столпились на передней.

Брезент защитного цвета, служивший тентом для бочек, был снят, развязаны канаты, и одна за другой, подталкиваемые к борту, бочки освобождали захламленное место, на котором оставались отпечатки их днищ…

Напрасно Паско изображал человека, усердно занятого чисткой ржавых цилиндров аппарата! Взгляд его неотрывно был прикован к бочкам, ему казалось, он узнал ту бочку, из которой было выцежено все вино.

Когда двое грузчиков взялись за эту бочку, она выскользнула у них из рук и, подскакивая, покатилась к надстройке, прямо на Паско. (Позже он со смехом рассказывал, что она узнала того, кто ее выцедил, потому и направилась именно к нему.) Паско потерял голову и бросился бежать к корме. Шульц двумя прыжками преградил ему путь и ногой остановил громыхающую пустую бочку, из пробитого отверстия которой вытекала тоненькая струйка вина.

Шульц замахнулся своей плоской рукой, и кочегар сжался в ожидании удара.

Но удара не последовало. Жельо и Дичо подскочили к немцу, и Дичо крепкой хваткой сдавил ему кисть.

Изумленный Шульц утратил на миг свое бесстрастное спокойствие и люто выругался. Дичо прижал его руку к бриджам — поднялась буча, в которой каждый что-то кричал и никто никого не слушал.

— Лейтенант Шульц! — перекрывая крик, перегнувшись с мостика, потребовал Роземиш. — Прекратите, поручик Шульц!

Поглядев угрожающе сверху вниз на Дичо, Шульц двинулся к трапу, проскочил его в несколько шагов и, но взглянув на Роземиша и Сиракова, скрылся в каюте.

Действительно, было странно, но приемная комиссия не заявила протеста. Она потребовала только, чтобы болгарские моряки освободили заднюю палубу. Пустую бочку, как и еще три, из которых было отцежено вино, отделили. Вино из неполных бочек собрали в одну. Комиссия составила протокол о недостаче вина.

Заканчивался протокол настоятельным предписанием Роземишу и Сиракову в 24 часа дать объяснения по поводу вскрывшейся недостачи.

Протокол был вручен Сиракову, он подписал его с брезгливостью, а Роземиш, который тоже подписал протокол, не преминул с сожалением и разочарованием поглядеть на Сиракова, словно давал понять, кто виновен в случившемся и, кроме того, как он изумлен этим инцидентом.