Современная филиппинская новелла (60-70 годы)

Сейчас, связанный тонюсенькой ниточкой со всей своей полной невзгод жизнью, он страстно желал, чтобы пришли как можно быстрее эти мгновения и он смог бы отдохнуть на ступеньках своей хижины.

Нет, дядюшка Итой не роптал на судьбу, хотя снова и снова чувствовал, что смерть бродит где-то поблизости, когда раздавался хриплый кашель Маринг. Он молча сносил и слезы его дочери Клемении, совсем уже девушки, которая все время сидела на полу, вытянув ноги, рядом с матерью, не зная, как облегчить страдания больной. Но его ни на минуту не оставляла мысль о том, как помочь жене, как избавить ее от тяжести, сдавившей грудь, и от судорог, пробегавших по всему телу.

Вечером, когда Карьо, как бы невзначай подойдя к нему на берегу, попросил об услуге, дядюшка Итой не сразу ответил согласием. Он уже спустил свою лодку на воду, чтобы осмотреть ловушки на крабов, и ему не по душе было слушать Карьо, говорившего так, будто он привычным движением насаживал на крючок вкусную приманку, собираясь рыбачить.

— Я слышал, у вас жена в тяжелом состоянии, — с деланным участием проронил Карьо.

Хотелось бы дядюшке Итою обмануть самого себя, сказав, что не так уж все страшно. Но в то же мгновение перед глазами его возникли лица близких — страдающей от тяжелого недуга Маринг и заплаканной Клемении.

— Это ее малярия свалила, а у меня есть несколько таблеток атабрина. Я принесу их сегодня.

Какую-то особого рода нерешительность почувствовал дядюшка Итой — нерешительность, которая появляется, когда удача ходит где-то рядом. Один только кивок, и Маринг будет спасена. Вправе ли он отказаться? Неужели от этих двух таблеток зависит будущее — жизнь или смерть?

— Вам ничего особенного не нужно делать — только переправить за разрушенный мост и доставить в Ваву баул, который мы погрузим в лодку, — сказал Карьо.

— А это не опасно? Ведь на мосту патруль! — быстро спросил он, вспомнив, что по ночам там немало макапили [3] и японских солдат.

— Все знают, что там крестьяне часто ловят рыбу. Чего еще тут раздумывать? — рассмеялся Карьо.

Соглашаться? Да, искушение велико. В конце концов, река поможет… Он вдруг подумал о том, как часто в этой реке Маринг мыла свои длинные красивые волосы. Заметит ли она его отсутствие? Да и что с того, что заметит? Лекарство стоит дорого, а Карьо даст таблетки.

3

Макапили — так называли членов одноименной коллаборационистской организации, сотрудничавшей с японскими оккупантами в годы второй мировой войны. — Здесь и далее примечания переводчиков.

Только поэтому он и согласился. Ему было невыносимо чувствовать дыхание смерти каждый раз, когда он слышал хриплый кашель Маринг. И еще Карьо пообещал дядюшке Итою кошелек денег. А на деньги все можно купить! В такое время это, конечно, не богатство, однако достаточно, чтобы вырвать Маринг из когтей смерти.

— Сегодня ночью меня не будет, Клемения, — сказал он дочери за ужином, ничего больше не добавив.

В глазах Клемении дядюшка Итой увидел надежду и страх. Нет, не все еще потеряно. Он еще глава их семьи. «Я заплачу Карьо за таблетки», — решил он, почувствовав уверенность в своих силах.

Опуская в лодку огромный тяжелый баул, дядюшка Итой не сомневался, что там винтовки и патроны.

Большой и круглой, похожей на золотое яйцо, плыла по воде луна, когда он отправился в Ваву.

2. Клемения

Когда дядюшка Итой ушел, Клемения потрогала лоб матери. Он был очень горячим. После выпитого лекарства кашель прошел, и больная перестала дрожать.

Стараясь не шуметь, Клемения встала и подошла к окну. Ночь была удивительно тихой. Высунувшись из окна и взглянув на небо, она увидела, что облаков нет — только луна сияет в окружении звезд.

Она решила прилечь. Откинулась на узкую лежанку и зажмурила глаза. Как ей хотелось хоть на несколько мгновений убежать из этой хижины. Этот мир тяготил ее — в нем не было места для ее мечты. А где-то вдали ей виделось прекрасное будущее.

Клемения давно уже прятала от всех журнал, в котором было много ярких фотографий какого-то города и в котором она читала прекрасные рассказы о любви, надежде и победах. Как часто в течение трех лет войны она пряталась от правды, от всего, что ее окружало здесь, переносясь по ночам в жизнь других, незнакомых людей и народов. Из тех событий, что были описаны в рассказах, она создала для себя некий идеальный мир, в котором с ней происходили удивительные вещи: она встречала элегантных и образованных юношей, завоевывала их любовь… Она не показывала этот журнал отцу, надеясь, что придет время, о котором она мечтала. Бесконечно прятать журнал было хлопотно, а Клемения не любила беспокойства. Но созданный ее воображением сказочный мир она предпочитала таить в себе.

Что и говорить, та жизнь, которой жила Клемения, не имела ничего общего с ее мечтами. Реальный мир начинался у порога ее хижины, на несколько вершков возвышавшейся над землей; отсюда вилась узкая тропинка к реке, где густыми зарослями рос толстый бамбук. И это было все. Вместе с ней в этом мире жили отец и мать, Карьо да еще несколько соседей на другом конце небольшого поля.

Клемения невольно содрогнулась при мысли о Карьо. Недавно она увидела, как ее отец разговаривал с ним у реки. Припомнились вдруг слова, которые она нередко слышала от Карьо: «Красивая ты, Клемения. Если бы я решил жениться, то взял бы тебя за себя!»

Он был уродлив и вел себя развязно. У него не было ничего общего с теми мужчинами, которых видела Клемения в своих грезах. Каждый раз, случайно столкнувшись с ним где-нибудь, она закрывала глаза и быстро уходила. Даже воспоминание о Карьо было ей неприятно.

Поговорив с отцом, Карьо поднялся к дому. Клемения увидела, как он уселся на ступеньках, и догадалась, что он ее заметил. Она отпрянула от окна и укрылась в своей комнате. Но тотчас вышла оттуда, когда он громко сказал: «Вот две таблетки. Их надо выпить сразу». Отец быстрым шагом направлялся от берега к дому. Но прежде чем он подошел, Карьо повернулся и вдруг, в упор взглянув Клемении в лицо, предложил ей: «Если тебе что-нибудь нужно, не стесняйся, заходи ко мне…»

Клемения тотчас поняла, что он имел в виду. Да, значит, она была права. Не случайно она всегда испытывала к нему такое отвращение. Как это гадко! В ушах еще долго звучало: «Если тебе что-нибудь нужно… не стесняйся…»

Долго лежала она на топчане, а губы шептали: «Боже мой!» Провела ладонью по лбу. Сегодня, закрыв глаза, она уже не могла убежать от правды в другой мир, созданный по рассказам из старого журнала. Рядом, в углу хижины, лежала ее мать. Разве можно уйти от этого?

Клемения открыла глаза. Мать спала спокойно. «Надолго ли это спокойствие?» — подумала девушка. Она понимала, что не только из-за малярии страдала мать, у нее ведь болели и грудь, и горло. Можно ли отвернуться от такой правды? И неужели последней надеждой оставался Карьо? «О боже!» — снова прошептала она.

Девушка посмотрела в сторону реки. Отца еще не было видно. Наверное, сегодня он вернется не скоро. Прошла только одна неделя с начала паводка, и река разлилась широко. Всем своим существом девушка ждала возвращения отца. Осторожно приблизилась к лежавшей матери. Тетушка Маринг спала спокойно. Ну что ж, о том, что она собиралась сделать, не узнают ни мать, ни отец.

Какое-то мгновение она еще колебалась. Ей даже показалось, что лицо тетушки Маринг помрачнело под ее взглядом, но она быстро схватила со спинки стула темный платок и покрыла им голову. С бьющимся сердцем спустилась по ступенькам и медленно побрела, освещаемая луной, к дверям дома Карьо.