Современная идиллия. Книга 1.
Шрифт:
Михал Михалыч осклабился.
– Это так точно-с, – пошутил он, – даже рыба, и та во весь опор мимо Корчевы мчится. В Твери или в Кимре ее ловят, а у нас – не приспособились.
– Ничего у нас нет, а вы – рискуете! И себя подвергаете, и нас подводите!
– Может быть, господам отдохнуть захотелось? – вступился за нас секретарь.
– И отдохнуть… отчего бы на пароходе не отдохнуть? Плыли бы себе да плыли. Ну, в Калязине бы высадились – там мощи, монастырь. Или в Угличе – там домик Дмитрия-царевича… А Корчева… что такое? какая тому причина?
К великому моему ужасу, Глумов забыл об нашем уговоре насчет Проплеванной и вдруг брякнул:
– Да
– А я об чем же говорю! Почему? как? Ежели есть причина – любопытствуйте! а коли нет причины… право, уж и не знаю! Ведь я это не от себя… мне что! По-моему, чем больше любопытствующих, тем лучше! Но времена нынче… и притом Вздошников!
– Да кто же наконец этот Вздошников? что это за сила такая? – полюбопытствовал я.
– Да так… Вздошников, – только и всего.
Он постепенно все больше и больше волновался и наконец начал ходить взад и вперед по комнате.
– Как мне теперича поступить? – произнес он, останавливаясь против меня.
– Право, Пантелей Егорыч, мы ничего…
– Знаю я, что ничего. До сих пор – ничего, а завтра может быть – чего! На этом нынче все и вертится. Ну, что такое? Плыли, плыли, и вдруг… Корчева!
Очевидно, что "Корчева" у него колом в горле застряла, и никак он не мог ее проглотить.
– Пантелей Егорыч! да ведь мы только на денек. Посмотрим достопримечательности, и опять в путь.
– Какие такие достопримечательности?
– Собор, например.
– Собор? ну, собор… положим. Это похвально.
– Еще сказывали нам, что в Корчеве ста семи лет старичок живет.
– Ну, и старичок… пожалуй! Старость уважать – это…
– Может быть, и еще что-нибудь найдется…
– Что вы! что вы! ничего у нас нет! – заговорил он быстро, словно боялся, чтоб и в самом деле чего не нашлось.
– У мещанина Презентова маховое колесо посмотреть можно… в роде как perpetuum mobile [25] , – подсказал секретарь. – Сам выдумал.
25
Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем в Корчеве не могло быть получено, но что же делать, если так вышло. Ведь, собственно говоря, и в Корчеве никто из нас не был, однако выходит, что были. (Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)
– Нечего, нечего смотреть. Только время терять да праздность поощрять! – зачастил Пантелей Егорыч. – Так вот что, господа! встаньте вы завтра пораньше, сходите в собор, помолитесь, потом, пожалуй, старичка навестите, – а там и с богом.
– Пантелей Егорыч! позвольте perpetuum mobile посмотреть!
– Вот вы какие! И охота вам, Михал Михалыч, смущать! Ах, господа, господа! И что такое вам вздумалось! В дождик, в сырость, в слякоть… какая причина? Вот если б господин исправник был в городе – тогда точно… Он имеет на этот предмет полномочия, а я…
Он имел доброе сердце и просвещенный ум, но был беден и дорожил жалованьем. Впоследствии мы узнали, что и у исправника, и у его помощника тоже были добрые сердца и просвещенные умы, но и они дорожили жалованьем. И все корчевские чиновники вообще. Добрые сердца говорили им: оставь! а жалованье подсказывало: как бы чего из этого не вышло!
Вечное движение.
– Пантелей Егорыч! деточки у вас есть? – спросил Глумов, вдруг проникаясь жалостью.
– То-то… шесть дочерей. Невесты.
– Так
мы завтра… чем свет…– Ах, что вы! я ведь не к тому… – вдруг застыдился он. – Отчего же не посмотреть – посмотрите!
– Нет, уж что же, ежели…
– Ах нет, я не в том смысле! У нас ведь традиции… мы помним!.. Да, было времечко, было! Собор, старичка… ну, пожалуй, perpetuum mobile… Только вот задерживаться лишнее время… Ведь паспорты у них в исправности, Михал Михалыч? как вы скажете… а?
– Вполне-с.
– Ну, что ж, и с богом. Вы не подумайте… Прежде у нас и в заводе не было паспорты спрашивать, да, признаться, и не у кого было – все свои. Никто из чужих к нам не ездил… А нынче вот – ездят!
Представление о жалованье вновь смутило его. Он пытливо взглянул на нас и силился что-то угадать. Но ничего не угадал.
– Михал Михалыч? – вопросительно-тоскливо обратился он к секретарю.
– Думается, что ничего…
– Ну, так с богом! полюбопытствуйте! – сказал он решительно и, обратившись к Фаинушке, прибавил: – И вы, сударыня?
– И я-с.
– Вам-то бы… А впрочем, отчего же… нынче мода на это… Акушерки, стенографистки, телеграфистки… Дай бог счастливо, господа!
Он благосклонно пожал нам руки, вручил паспорты и отпустил нас.
На другой день, только что встали – смотрим, два письма: одно от Перекусихина 1-го к меняле, другое от Балалайкина к Глумову [25] . Перекусихин подавался. Он сознал, что первоначальные его претензии были чрезмерны, и соглашался убавить их наполовину. Балалайкин уведомлял, что по обоим порученным ему делам он подал прошения в интендантское управление. Мысль о заравшанском университете была всеми интендантами встречена сочувственно, а проект учреждения общества обязательного страхования жизни – даже с восторгом. Но Балалайкин должен был «пообещать». После слова «пообещать» он поставил целую строку точек и затем прибавил: грустно, а делать нечего!
25
Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем в Корчеве не могло быть получено, но что же делать, если так вышло. Ведь, собственно говоря, и в Корчеве никто из нас не был, однако выходит, что были. (Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)
– Вот ведь прохвост! – без церемоний выругался Глумов, скомкав письмо.
В самом деле, всем показалось удивительным, с какой стати Балалайкин с вопросом о заравшанском университете обратился в интендантское управление? Даже в корчевское полицейское управление – и то, казалось, было бы целесообразнее. Полицейское управление представило бы куда следует, оттуда бы тоже написали куда следует, а в дороге оно бы и разрешилось. Но такой комбинации, в которую бы, с пользой для просвещения, могло войти интендантское управление, даже придумать никто не мог.
Один Очищенный не разделял наших недоумений.
– А я так напротив думаю, – объяснил он. – По-моему, всякое дело, ежели его благополучно свершить желают, непременно следует с интендантского управления начинать. Ближе к цели.
– Чудак! да что же у интендантства общего, например, с университетом?
– Общего нет, а привышные люди в интендантстве служат – вот что. Зря за дело не возьмутся, а ежели возьмут, так сделают.
– Как же они подступятся к делу, коли оно даже не ихнего ведомства?