Современная математика. Исток. Проблемы. Перспективы
Шрифт:
3) Откровенно холопские и либерально-монархические концепции при освещении политики самодержавия, особенно политики Екатерины II в области культуры и просвещения. Полностью игнорировалось то положение, что передовая демократическая русская наука и культура и, в частности, ломоносовское направление в Московском университете развивались не с помощью царизма, а вопреки ему, в непрерывной борьбе с ним.
4) Извращение роли Ломоносова и основанного по его инициативе Московского университета в общественно-политической жизни России XVIII века. Игнорирование тесной связи Московского университета с освободительным демократическим движением в стране и его места в этом движении. Стремление изобразить Ломоносова сторонником, а университет – оплотом монархии и религии.
Первый официальный
“Патриотическим ходатайством пред великою в кротости Елизаветою, незабвенного друга просвещения, Шувалова, в златой век ее царствования положено в 1755 году первое основание мирного храма наук”, – заявлял Сохацкий.
В официально-монархических тонах с начала до конца выдержана появившаяся через 30 лет статья И.М.Снегирёва. Здесь мы снова встречаем “покровительницу наук Елизавету”, которая будто бы любила университет истинно “материнской любовью”, безудержное восхваление “изобретателя сего полезного дела” Шувалова, елизаветинских и екатерининских вельмож.
И.М.Снегирёв, правда, упоминал и о Ломоносове, но его роль он ограничивал ролью “консультанта”, которого привлек и использовал Шувалов. Что же касается последователей Ломоносова, то те несколько страниц, которые посвятил им Снегирёв, совершенно извращают как содержание, так и значение их деятельности. Такой же характер имели написанные Снегирёвым и П.И.Бартеневым биографии Шувалова, напоминающие торжественное похвальное слово в стиле XVIII века.
Логическим завершением и наиболее ярким выражением этих откровенно реакционных концепций явилась «История Московского Университета» С.П.Шевырёва, составленный под его руководством «Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского Университета» и речи, произнесенные на столетнем юбилее университета в 1855 году…»
Как это ни покажется странным, но наиболее живо, правдиво и горячо писали в те годы про Ломоносова и его достижения разночинцы Радищев и Чернышевский, яркие представители т.н. народничества, или же революционно-демократического направления в российской культурной жизни, в историографии и публицистике 19-го века. Но, как представляется автору, не из-за какой-то там особой любви к Михайле Васильевичу они это делали, нет, а исключительно в пику романовскому официозу, в пику властям. Что власти хаяли и не замечали тогда, что регулярно поносили и принижали, то они защищали, раскручивали и превозносили. Вот и вся немудрёная логика, объясняющая их поступки…
* * *
Судьбе же затравленного Д.И.Менделеева, творца Периодического Закона, и вовсе не позавидуешь! Его даже и в Российскую Академию наук не избрали – “прокатили” на выборах злобные и завистливые академики-немцы (Ф.П.Литке – президент, Г.П.Гельмерсен, Г.И.Вильд, А.А.Штраух, Ф.Б.Шмидт, Л.И.Шренк, Ф.Ф.Бейльштейн, Георг фон Клопштосс, Ганс Пальменкранц, Вильгельм Гольдумм, Карл Миллер, Вольфганг Шмандкухен и др.), вершившие тогда все дела в Санкт-Петербурге за спиной ручных и прикормленных министров правительства Александра II.
«Для людей, следивших за действиями учреждения, которое по своему уставу должно быть “первенствующим учёным сословием России”, такое известие не было неожиданным. История многих академических выборов показала, что в среде этого учреждения голос людей науки подавляется противодействием тёмных сил, которые ревниво затворяют двери академии перед русскими талантами» /из письма московских профессоров Менделееву/.
«Как же винить ветхую академию за то, что она отвергла Менделеева, человека крайне беспокойного – ему до всего дело – он едет в Баку, читает там лекции, учит, как и что делать, съездив предварительно в Пенсильванию, чтобы узнать, как и что там делается; выставил Куинджи картину – он уже на выставке; любуется художественным произведением, изучает его, задумывается над ним и высказывает новые мысли, пришедшие ему при взгляде на картину. Как же впустить такого беспокойного человека в сонное царство? Да ведь он, пожалуй, всех разбудит и – чего боже упаси – заставит работать на пользу родины» /из газеты «Голос»/.
Российская Императорская Академия наук в большинстве своём состояла тогда из “учёных деятелей”, про которых теперь никто ничего не знает, не помнит, даже и в родной им Европе; вклад которых в науку был равен нулю. А в ненавистной России все они занимались одним только – воровством русских идей и немедленной переправкой их в Германию. Только-то и всего!… Ну и ещё “рулили” и собирали дань – по тем временам огромную!
И о чём после этого можно теперь спорить и рассуждать, когда дело Октябрьской революции касается (плюсов её и минусов), какие ещё давать оценки и характеристики романовской подлой эпохе, кроме самых что ни наесть уничижительных и негативных?! Рухнула она, насквозь прогнившая, в Октябре Семнадцатого, провалилась в тар-тарары. И хорошо! И пусть! Туда ей была и дорога!…
А ведь Периодический Закон химических элементов, если к отвергнутому и униженному Менделееву вернуться, один из фундаментальных законов мироздания, неотъемлемый для всего естествознания – прошлого, современного и будущего. До него в физике и химии был настоящий хаос, если не сказать бардак. Физики, жившие своей обособленной жизнью, дули в свою дуду и совсем не понимали химиков. Химики – физиков. Потому что у химиков главными “инструментами” познания долгое время были цвет, запах и вкус, твёрдое, жидкое и газообразное состояние вещества, которое они беспрерывно нагревали, окисляли и перемешивали – главная их работа в течение многих веков. А у физиков в наличии был свой набор “инструментов” и, соответственно, свои забавы: вес, плотность, упругость тела, ускорение, скорость и гравитация, к которым в середине 19 века добавились термодинамика и электромагнетизм… Мало того, учёные, занимавшиеся неорганической химией, допустим, совсем не понимали коллег-органиков. У каждого крупного исследователя был свой собственный взгляд на мир и его устройство, как и то нагромождение “неоспоримых фактов и доказательств”, на которые он, учёный, гордо ссылался в научных спорах как на Слово Божие, стараясь переубедить и очернить других.
И вот пришёл Менделеев – и, если перейти на метафоры, будто мощную лампу зажёг в огромном и тёмном, заваленном до потолка дворце под названием “Естествознание”. В течение 40 лет (а именно столько времени Дмитрий Иванович трудился над своим главным открытием, которое достаточно долго называл “гипотезой”) он навёл во “дворце” порядок, расставил всё по местам, поражая и удивляя научный мир внутренним “дворцовым” убранством, изяществом, строгостью и красотой; и при этом примиряя физиков с химиками неотразимой логикой своих убеждений, которые всякий раз подтверждались опытами. А потом ещё со знанием дела он заявил им всем, поражённым и потрясённым, что во “дворце” существует множество потаённых комнат, оказывается, которые пока неизвестны ему, но искать которые нужно всенепременно для пользы науки. Только тогда, дескать, можно, наконец, полную картину мира получить и увидеть, повнимательнее её рассмотреть и оценить по достоинству.
До сих пор непонятен и до конца не осознан исследователями, бурный восторг вызывает, восхищение и изумление тот абсолютно-фантастический факт, как смог Менделеев во второй половине 19 века, одной лишь силой мысли и интуиции, силой воображения так безошибочно точно расставить известные на тот момент химические элементы в своей таблице по возрастанию зарядов их атомных ядер, а не по весу атомов, что безуспешно пытались сделать другие до него. Ведь само это понятие – “заряд ядра” – было теоретически определено лишь в 1914 году учеником Резерфорда Мозели. Только тогда окончательно стало ясно всем, что величина электрических зарядов атомных ядер в точности совпадает с номерами клеток, которые Менделеев отвёл для отдельных элементов в своей таблице. Зарядом ядра, таким образом, и определяется “индивидуальность” атома, «тайну которой нам завещал Менделеев, и закономерность, которую он гениально предвосхитил в своей таблице элементов».
«Имя великого русского ученого снова было у всех на устах, когда англичанин Мозели специально взялся проверить, насколько прав был Менделеев, перемещая в соответствии с требованиями системы, как он их понимал, места кобальта и никеля, теллура и йода. Мозели измерил заряды ядер атомов этих элементов и показал, что Менделеев безошибочно, сообразуясь со своей системой, определил номера этих элементов, соответствующие, как оказалось, заряду ядер их атомов, вопреки отношению их атомных весов…