Современная нидерландская новелла

Было что-то утешающее и радостное в том, что он остался наедине с ее подарком. Потом снова послышались шаги. Темная дверь отворилась. Сквозь пелену и сна, и слез он увидел, как к нему подошла она, заполняя комнату широкими струящимися волнами своей шубки, которая свежо пахла ночью и осенним холодом и была усыпана кристаллами вечерних звезд — даже глазам больно.

Ее губы, точно две половинки редкостной тропической раковины, раскрылись в медлительной, долгой улыбке.

Со стучащим сердцем он сел в кровати.

— Пойдем, — сказала она.

Я. М. А. Бисхёвел

Перевод С. Горбунова

ВЕЛОСИПЕДИСТ В МОРЕ

Исаак часами стоял на юте. Это был приятный, но немного странный юноша: в море он тосковал по работе на суше, а сидя в конторе, мечтал о морских просторах. Он с трудом переносил скучную монотонность сухопутного существования, но денег для морских путешествий у него не было. И если ему все-таки удавалось наняться на какое-нибудь судно, то обычно он, очкарик, выполнял самую черную работу: чистил котлы, был на побегушках у офицеров, — а ведь самой большой его мечтой было стать за штурвал или хотя бы служить матросом. Но на корабле он сталкивался только с хвастливой грубостью матросов, которые, играя в карты, держали под рукой ножи, ругались друг с другом и почем зря бранили Исаака. Для них он был чужой. Здесь в его общество нуждались еще меньше, чем на берегу — в порту, в цехе розлива, на фабрике или в конторе, где ему приходилось работать, — однако именно здесь, на судне, он вновь и вновь надеялся найти подлинную романтику. После вахты он всегда торчал на юте. Вот и сегодня в два часа пополуночи Исаак все еще был там, потому что ночь стояла ясная, лунная, хорошо были видны знакомые звезды южного полушария и белопенный вал за кормой (кто часами стоял на юте судна, идущего в открытом море, тот знает, что в поздний час и днем, в дождь и туман, на полярных широтах и в тропиках, в серой, зеленой и светло-голубой воде корабли всегда оставляют после себя белый, уходящий к горизонту след).

Дул легкий теплый ветерок. Приглядевшись, можно было заметить на горизонте огонек далекого судна; если б Исаак пришел сюда часом раньше, он бы, наверное, увидел, как оно идет прямо на него. Впрочем, органы чувств могут и обмануть. Некоторые философы утверждают, что все вокруг — плод нашего воображения и что обратное этому доказать нельзя! Исаак плавал в компании контрабандистов, избегавших встреч с другими кораблями. Он думал о том, как долго продлится плавание, и о возвращении домой. Смотрел на лебедки, кнехты, тросы, бортовые поручни, на легкий стул, который поставил для себя на юте. И вот Исаак увидел, как огонек вдали резко переменил направление: описал небольшую дугу и двинулся прямо на него. Мало-помалу Исаак убедился, что огонек этот зависит от «воли волн» и вряд ли может принадлежать кораблю, тем более что число сигнальных огней с его приближением не увеличивалось. Плавать только с одним сигнальным огнем? Рискованно. Когда странный свет приблизился на расстояние двухсот саженей, Исаак разглядел велосипед с мотором. Первый раз в жизни с ним случилось такое, первый раз в жизни он видел чудо. То, что было перед ним, иному человеку в самых дерзких мечтах не пригрезится. Исаак было испугался, но не мог же он в конце концов поверить, чтобы таким образом путешествовал по свету какой-нибудь новый пророк или мессия. Хоть христиане и утверждают, что Иисус ходил по водам. Велосипедист приблизился метров на шестнадцать. Исаак закричал, отчаянно размахивая руками, но в возбуждении забыл сбросить за борт веревочный трап, и велосипедист сказал ему об этом. Судя по говору, незнакомец был соотечественником Исаака. Он с большой осторожностью подрулил к трапу, управляя своим велосипедом весьма примечательным образом: точно боксер, прощупывающий противника, он, слегка покачивая верхней частью туловища, подпрыгивал возле гладкого корабельного борта и как бы топтался на месте, парируя или наступая, затем он подскочил — хоп! — и вместе с велосипедом очутился на трапе.

— Осторожно! Осторожно! — воскликнул он.

Незнакомец был в запотевших очках и в кепи с кожаными клапанами для защиты глаз и ушей от морской воды. Велосипед был самый обыкновенный. Без специальных приспособлений. Исаак помог человеку с велосипедом взобраться на палубу. Незнакомец попросил поесть. Исаак отправился за едой. Он заметил, что матросы, штурманы и механики уже разбрелись по койкам. Вернувшись, Исаак спросил у незнакомца:

— Почему вы ездите по воде?

И тот сказал, что хочет установить рекорд.

— Как вам удается ездить по воде? — удивленно воскликнул Исаак.

— Это дело тренировки, — отвечал велосипедист. — Я начинал с булавки: клал ее горизонтально на воду. Если делать это очень осторожно, она держится на воде и плывет. Шло время, я брал все более и более тяжелые предметы. Это для того, чтобы сделать мой велосипед, и вот наконец я совершил свой первый жалкий выезд на городской пруд. А теперь разъезжаю по всему миру. Я нигде не пристаю к берегу, но из-за потребности в пище вынужден подходить к кораблям. И предпочитаю делать это глубокой ночью, когда все спят. Вначале я еще подъезжал к судам средь бела дня, но люди смотрели на меня как зачарованные. Сперва они кричали, что отродясь не видели ничего более замечательного, а потом начинали молоть всякий вздор или сходили с ума. Раньше я собирался проехать около сорока тысяч километров, но думаю, что эту цифру можно увеличить и совершить кругосветное путешествие. Мне хочется сделать нечто такое, чего еще никто никогда не мог сделать. Это цель моей жизни.

— Вы никогда не боялись утонуть? — поинтересовался Исаак.

— Нет, никогда, — отвечал человек. — Конечно, необходимо осторожно прибавлять и убавлять газ. Высокие волны, например, ни в коем случае нельзя брать на слишком большой скорости, иначе можно намочить боковые стороны колес, а если это случится, гибель неизбежна.

— Да, понятно, — сказал Исаак, смотревший на незнакомца с восхищением.

Человек сидел, полностью поглощенный едой. Он выпил много молока и спиртного. Потом попросил пузырек йода. Так прошел час, и вот человек перекинул велосипед через борт и зацепил его за трап. Затем распрощался с Исааком. Исаак попросился к нему в попутчики, чтобы совершить остаток путешествия вместе.

— Я мог бы указывать дорогу, ведь я много плавал, — сказал он.

Незнакомец рассмеялся.

— Ты сначала должен многие годы тренироваться, — сказал он. — Если бы я захотел, я мог бы взять тебя с собой; велосипедом я управляю хорошо, и шины накачаны в меру, но я не вижу в этом смысла. Что я буду с тобой делать? Я путешествую уже который месяц, и вдруг в последнюю неделю ко мне присоединишься ты. С какой стати? Ведь для меня это единственная возможность отличиться. Как я на финише растолкую людям, что ты присоединился ко мне позже? Впрочем, мне пришлось бы очень стараться — не так-то легко вести велосипед с двумя седоками. Я же никогда не пробовал ездить с пассажиром. Откуда я знаю, какие неожиданные движения ты можешь сделать? Надо обладать особой сноровкой, чтобы скользить по воде подобно ветерку, — продолжал велосипедист. — Ты представляешь себе, как ходят по канату? — спросил он.

Исаак, который не совсем понял суть вопроса, ответил отрицательно.

— Так вот, — сказал мужчина, — надо все время балансировать и держать колеса как можно выше, на гребнях волн.

С этими словами он попрощался и снова спустился вместе с велосипедом по трапу. Исаак хотел было немного передвинуть трап, но велосипедист громко крикнул:

— Осторожно! Осторожно!

Уже почти у самой воды он завел мотор, и колеса закрутились в воздухе. Постепенно приближая их к поверхности воды, он улучил минуту, соскочил с трапа на свой неистовый велосипед и помчался прочь.

Светало… Исаак загрустил. За четверть часа велосипедист пропал из виду. Еще через час Исаак отправился спать. На следующий день он рассказал радисту о том, что случилось ночью, но тот только пожал плечами, а так как Исаак упорно стоял на своем, начал смеяться. Час спустя вся команда знала, что ночью Исаак видел едущего по морю велосипедиста. Все смеялись. День прошел, и Исаак заснул крепким сном. Но перед этим он еще раз побывал на юте. Солнце только что зашло. Чувствовалось, что ночь будет дивная, хотя и облачная. Исаак невольно стал вглядываться в морскую даль. Человека на велосипеде, конечно же, не было видно. Слезы навернулись Исааку на глаза; он был чужим на берегу, чужим на корабле, и даже неистовый морской гонщик не пожелал взять его с собой. Он смотрел на пенный вал за кормой, на птиц, тянувшихся за судном. Его охватило чувство одиночества, и мало-помалу он пришел к мысли, что так было и так будет всегда. Закурив сигарету, он стал тихо напевать псалом, но едва мог расслышать собственный голос. Поднялся ветер, и временами гребной винт, бешено крутясь, вырывался из воды, чтобы секунду спустя с низким гулом вновь погрузиться в волны. Исаак следил за полетом птицы и завидовал ее свободе. Ему хотелось вот так же лететь за кораблем или исчезнуть в туманной дали. Сам того не сознавая, он начал подражать движениям крыльев альбатроса. Случайным свидетелем этому стал боцман. Он смеялся, видя, что Исаак прочно стоит на палубе…

ИСПЫТАНИЕ И НАКАЗАНИЕ

По полю идет центурион. В его подчинении сотня человек, сотня солдат, и все они обязаны безоговорочно ему повиноваться. Много месяцев их муштровали, закаляя душу и тело, и теперь центурион почти доволен и собирается подвергнуть своих людей последнему испытанию: он должен знать, с кем имеет дело, насколько они усвоили его уроки. Маршрут предстоящего испытания уже намечен и, хотя он невелик — всего около километра, — простым его никак не назовешь. Ни о дороге, ни о тропинке и речи нет. Тяжелый и опасный для жизни путь проходит по гористой местности — на каждом шагу скрытые под водой провалы, обломки скал, болота, расселины, через клокочущие горные ручьи перекинуты тонкие гладкоотесанные жердины. Значительная часть маршрута проложена по уходящей ввысь скалистой тропе, то слева, то справа обрывающейся в бездонную пропасть. Серна и та воспользуется этой тропинкой лишь в крайнем случае: удирая от охотника, взявшего ее на мушку, или уходя от преследования стаи волков. Другая часть маршрута проходит по склонам крутого, поросшего скользким мхом холма; поскользнешься — либо погибнешь, либо начинай все сначала. Из чувства гуманности центурион кое-где вбил глубоко в мох деревянные колышки. Как ни силен, как ни гибок командир, умеющий падать с высоты в несколько метров, не причинив себе вреда, узкая тропа так трудна, что даже он не взялся бы прокладывать ее дважды, и все же он шел по тропе при свете дня и вгонял в землю стрелы. Двадцать пять стрел воткнул он — по одной через каждые сорок метров, указывая солдатам направление пути. Командир ждал наступления ночи. Луна и звезды были скрыты низкими тучами. Дул порывистый ветер. Центурион разбудил солдат; измученные, они спали тяжелым сном. Целый день они боролись, метали копья, надрывались, перетаскивая каменные глыбы. Двенадцать из них по приказу центуриона были высечены за то, что за глаза поносили его, трое других — за то, что чрезмерно его восхваляли.

— Солдаты, — говорит командир, руководствуясь принципом: на то и учение, чтобы преодолевать трудности, — я знаю, вы устали и спите на ходу, но прошу вас, соберите все силы и мужество, прогоните сон, ибо сегодня ночью я должен подвергнуть вас испытанию. Я хочу знать, чему вы научились.

Он делает знак рукой, и каждому солдату вручают по лампе. Однако центурион запрещает зажигать их до прибытия на место. Только у начала пути, который никто, кроме него самого, не осмелился бы назвать «тропой», он разрешает солдатам зажечь лампы и объясняет, что им предстоит делать. Они будут отправляться в путь по одному каждые десять минут. Кто совершит ошибку или поскользнется, того ждет суровое наказание. Во время похода нельзя приближаться к впереди идущему более чем на восемьдесят метров. Никто не должен обращать внимание на стоны раненых, даже на горестные рыдания своего лучшего друга или соседа. Единственная задача всякого солдата — отыскать с помощью ламп стрелы, указывающие направление движения.