Современная новелла Китая

Когда он немного пришел в себя, тени стали длиннее. «Пора. Медведица наверняка испустила дух. А ведь здорово, что я без ружья с ней справился».

Везде, даже на ветках, были следы крови.

Медведица лежала ничком у дерева, вонзив в землю когти. Жалко было на нее смотреть. Медведица не дышала. Нож прошел через грудь в позвоночник, разорвал печень. Охотнику даже не верилось, что такая в нем сила!

Медвежат нигде не было — убежали, почуяв опасность. Вряд ли кто-нибудь из охотников, даже самых опытных, самых смелых, решился бы на такое. Со стороны его поступок мог показаться безумным, но ведь это прекрасно — идти на медведицу без ружья, красиво!

Раненая рука нестерпимо болела, и он с трудом содрал шкуру и разделал тушу. На это ушло столько же сил, сколько на поединок со зверем. Шкуру и мясо он развесил на дереве, мясо прикрыл ветками, чтобы не сожрало воронье.

Теперь можно было передохнуть. Оленям больше не грозила опасность. Эта мысль наполнила его душу радостью и гордостью. Он развел огонь и принялся жарить медвежатину, в воздухе вкусно запахло жареным мясом.

Вдруг до него донесся какой-то шум. Он прислушался. Кто-то приближался к нему, какие-то люди. Они были уже совсем близко. Слышались их голоса. Судя по разговору, люди эти не часто бывали в горах. О! Да они вооружены! Он слышал, как ударялись о стволы винтовки. Давно не слышал он этих звуков и сразу все понял.

Он не испугался, даже не шевельнулся. Стоит ли прятаться?! Он выполнил свой долг, олени хоть несколько дней поживут спокойно, он повидался с теми, кто ему дорог. А теперь ему все равно!

В это время появились двое, они озирались по сторонам, сразу было видно, что ищут кого-то.

Впереди — толстый, по имени Чжан Сишэн, охотник запомнил его на всю жизнь. Он тяжело дышал, даже издали было слышно, и своим нелепым видом напоминал охотнику только что убитую им медведицу.

Второго, худого и крепкого, охотник не знал.

Гуцзесе взял кусок медвежатины, разрезал и молча принялся есть.

— Сто восьмой! — крикнул Чжан Сишэн, уставившись на охотника.

Но Гуцзесе, словно не слышал, отрезал еще кусок, отправил в рот и стал не спеша жевать.

— Это… он? — спросил худощавый.

— Он! Я же сказал, что никуда он не убежит. Ты… его знаешь?

— Он — отличник труда по защите леса, Гуцзесе, верно? Как же ваша «диктатура масс»?..

— Ты хотел что-то сказать, Ван У?

— Однажды мы тушили пожар в горах, нас было человек сто, и заблудились. А он, совсем больной, помог нам выбраться, — тихо ответил Ван У.

Его лицо показалось Гуцзесе знакомым. Может быть, они и в самом деле встречались. С кем только не встречался Гуцзесе, когда был проводником пожарников! Разве всех припомнишь?

— Ты, мать твою так, не делай из него героя, и будь осторожен, он понимает по-китайски. Твоя задача — его доставить. Поменьше болтай, лучше будет. — В голосе Чжан Сишэна звучало раздражение. — Да опусти ты свое злодейское оружие! — заорал Чжан Сишэн, глядя на нож в руках охотника.

— Не бойся, я просто ем мясо. Может, отведаешь? — с насмешкой произнес Гуцзесе. Видя, что толстого может с перепугу хватить кондрашка, охотник положил нож на землю.

— Пошли, следуй, пожалуйста, за нами. — На слове «пожалуйста» Чжан сделал ударение. Он хотел поднять с земли нож, но вдруг увидел медвежью шкуру и испуганно отпрянул.

— Это шкура мертвого медведя, — не скрывая иронии, пояснил Ван У.

— Убил медведя? А ружье твое где? — оправившись от испуга, допытывался Чжан Сишэн.

— Так ведь вы их когда еще конфисковали!

— Тут что-то не так! Не мог же ты голыми руками уложить медведя.

— Нож! У меня был охотничий нож! Его вы тоже конфискуете?

— Не болтай чепухи!

— Напрасно кричите! Он правду говорит, — заметил Ван У.

— Ну-ка, ты, мать твою так, слишком много себе позволяешь!

Он надел на Гуцзесе наручники.

Ван У дернул Чжана за рукав и поморщился:

— Зачем это?

— Не лезь, куда не просят, меньшевик несчастный! Не суй нос в чужие дела!

— Эй, сними-ка эту штуку! — зло произнес Гуцзесе, обращаясь к Чжану.

— Какую штуку? Наручники? Сбежать хочешь?

Гуцзесе плюнул с досады.

— Ты не дома — в лесу. Видишь огонь? Загасить надо! Даже этого не понимаешь! — Охотник перешел на крик.

Когда сняли наручники, Гуцзесе пошел к речке, принес воды, загасил костер. Чжан Сишэн ходил за ним по пятам. Он снова надел на охотника наручники, вывел его на дорогу и с видом победителя пропустил вперед. Ван У был мрачнее тучи.

— Эй, хотел сбежать, да не вышло, — злорадствовал Чжан Сишэн.

— Сбежать? — покосился на него охотник. — И не собирался. Просто пошел повидаться с родными.

— Повидаться с родными? Хорошо придумал!

Когда перешли гору и очутились у развилки, Гуцзесе остановился.

— Чего стал? — крикнул Чжан.

— Пойду к своим, попрощаюсь.

— Нельзя!

— А я пойду!

— Нельзя!

— Пусть сходит простится, — вступился Ван У за Гуцзесе.

— Ах ты тип!.. — вскинулся Чжан и грязно выругался. — Поменьше бы играл в гуманизм. Ведь в марксизме ты ни бум-бум. А разглагольствуешь! С каких позиций?

— С каких же? Скажи! — рассердился Ван У.

— Ты и он…

— А что плохого он сделал?

— Дурак ты безмозглый. Классовой борьбы не понимаешь! Ведь этот охотник, можно сказать, живая карта данного пограничного района, знает несколько языков и подозревается в шпионаже. Говоря по правде, все они тут на сторону глядят. Так-то вот! Есть классовая борьба, есть борьба национальная. Нашел бы себе учителя, поклонился, пусть поучил бы тебя годика три… А то придумали «мирное сосуществование»! Ладно, пошли!

— Все это глупости! Смотрите, как бы эта ваша национальная борьба не превратилась в борьбу против наций. А диктатура масс в диктатуру против масс, — парировал Ван У, покраснев от волнения.

— Смелый ты парень. Ну-ка повтори, что сказал! Как раз угодишь в контрреволюционеры! — заорал Чжан Сишэн.

— Я знал, что ты считаешь меня контрреволюционером. Но пойми: такие, как ты, губят национальное единство, вы похлеще гоминьдановцев, которые всячески притесняли нацменьшинства. — Ван У говорил тихо, но очень четко.

— Погоди, мы с тобой еще побеседуем, — вскипел Чжан.

— Разрешите мне сходить домой! — Гуцзесе в ярости сжимал кулаки.

— Иди! — решительно заявил Ван У.