Современная японская новелла 1945–1978
Шрифт:
— Запомнил, Юмимаро? Никому не дозволено превосходить меня. Стрела направляющая и стрела разящая — это коварство зверя. Третья стрела — это мое изобретение. Это стрела злого духа. Знание, убийство и дух зла — эти три стрелы, слившись воедино, изменяют мир по моей воле. Помни это даже в аду!
Позвоночник Юмимаро хрустнул под ногами Мунэёри, кровь, хлынув изо рта Юмимаро, обагрила землю.
— Это место должно порасти пурпурными астрами.
Мунэёри собрался уходить, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел Фудзиути.
— Фудзиути! Ведь никому не дозволено стоять за моей спиной и подглядывать.
Фудзиути
— Смотри! Рассмотри как следует спину этой дохлой твари. Раскрой глаза и посмотри, что у него на спине.
Однако глаза Фудзиути не увидели ничего, кроме окровавленной спины. Он не понимал, что хочет сказать ему наместник.
— На твоих гадательных палочках, похоже, не видно.
Фудзиути тайком пытался угадать по палочкам. Но они что-то темнили, да и в глазах у Фудзиути было темно.
— Раз не видишь, Фудзиути, я тебе покажу. Сила, скрывающаяся в этом луке, делает тайное явным. Успокойся, отдышись и всмотрись туда, куда указывает лук.
Мунэёри, повернувшись к мертвому телу, вытянул руку с крепко зажатым в ней луком. Лук отбрасывал зловещую тень, и сердце Фудзиути дрогнуло. Вглядевшись туда, куда указывал лук, он охнул и отпрянул назад. Там, поверх спины Юмимаро, был старый матерый волк, со вздыбленной шерстью волк, который сдох, захлебнувшись черной кровью. В тот же миг тонко зазвенела тетива, и волк мгновенно исчез.
— Ну, видел? Эта тварь незримо овладела спиной Юмимаро. А твоей спиной, Фудзиути, что овладело? Уж коли твои гадательные палочки не видят волка в других, вряд ли твои глаза достанут до твоей спины.
Фудзиути потупился, чтобы не выдать себя, и упорно молчал. Светило солнце, а над ними небо почернело, и полил мелкий осенний дождь.
Мунэёри вернулся в покои. Там все переменилось. Покои были убраны яркой узорчатой парчой, накрыт стол с сакэ и закуской. И сама Тикуса принарядилась.
— Уж не собралась ли ты держать меня здесь взаперти?
— Скорей меня сюда заманивают. После того, как у меня исчез тайный умысел причинять наместнику зло, я стала находить удовольствие в людских обычаях. Я же родилась на воле и на многое способна.
— А я должен поломать обычаи этого мира. Я хочу убежать с тобой в неведомые дали. А перед уходом надо бы оставить по себе память в замке.
— И свидетельством ваших деяний будут заросли пурпурных астр? Каждую осень, зацветая, они будут являться людям и напоминать о вас. Это, пожалуй, надежней любых записей.
Мунэёри поднял чарку. Тикуса, наливая ему сакэ, сказала:
— Коли разговор зашел про замок, похоже, что гадательные палочки этого Фудзиути перемешались под влиянием ваших стрел. Я и раньше пыталась выведать намерения хитреца, но он в гадании нечист на руку, а это препятствует моему колдовству, поэтому мне было трудно разобраться в его замыслах, а сегодня я вывела его на чистую воду. Как вы и предполагали, Фудзиути родился в скалистых горах. Он был злонравен, ему чужды были прозрачные воды его края, и он тянулся к обычаям земли, где извлекают выгоду из людской толкотни и стремятся к богатству и славе. Не стерпев жизни в родной деревне, он преодолел скалистые горы и, утаив свое происхождение, проник во дворец, чтобы при случае выбиться в люди. Обладая сметливостью и разбираясь в гадании на палочках,
он даже пробился в управляющие. И, несомненно, метит выше — он хочет подставить князю ловушку и влить ему в спину яд.— Удача в дурных делах — защита моей спины. Ее не берет ни стрела, ни яд.
— Фудзиути, рассчитывая на раздор между вами и Юмимаро, замыслил поединок, в котором погибли бы оба соперника. Вы уцелели, и его планы расстроились. Но и сейчас он строит козни и не оставит своих намерений.
— Чего же достигнет этот негодяй, погубив меня?
— Фудзиути метит на должность наместника.
— Должность?
— Он замышляет получить это место после вашей смерти.
— Так это звание для меня ничего не значит. Будь у меня желание — все соседние провинции были бы у меня под пятой. Впрочем, меня интересует другое. Но если бы я погиб, этот негодяй Фудзиути не смог бы стать наместником — на эту должность назначают по указу из столицы.
— Так Фудзиути вчера ночью тайно отрядил верного слугу в столицу с секретным поручением. Он должен подать жалобу и оклеветать вас, выставив сумасшедшим. Более того, этот тип намеревается стать мужем Уцуро-химэ, чтобы занять должность наместника.
— Неужто и этот ублюдок снюхался с ней?
— Нет, в замке он единственный, кто не побывал еще в ее опочивальне. Дело в том, что Фудзиути родился обделенным природой. Уд у него до смешного маленький, да еще упрятан под кожицу так, что ему, бедняге, и не подняться. Фудзиути стыдится своего естества и вряд ли осмелится кому-нибудь его показать. И уж тем более Уцуро-химэ, — разве ей угодишь с такой крохотной кисточкой! Да Фудзиути и не из тех, кто в момент, когда будет решаться его судьба, пойдет и силой овладеет беззащитной во сне госпожой.
— Ну, ладно! Разговор ведь не о должности и Уцуро-химэ. Таким ничтожеством, как Фудзиути, я не стану осквернять свою стрелу, но чтобы отрубить ему голову и выставить ее на площади, не надо много времени. Сегодня же вынесем приговор. Я больше не могу проводить здесь время попусту. Есть у меня одно дело…
Мунэёри пил не хмелея и почти не слушал Тикусу. Мыслями он был не с ней. Блестящими от нетерпения глазами вглядывался он в ему одному ведомую даль.
— Как вы себя чувствуете, господин?
Мунэёри, бросив чарку, резко поднялся.
— Вершина скалистой горы зовет меня. И я должен позвать ее. Как окликнуть вершину?
Тикуса, припав к его ногам, сказала:
— Господин! Ведь это безумие. Успокойтесь, прошу вас.
— Молчи! И тело, и душа мои спокойны. Сердце подсказывает мне, что я должен пойти на вершину.
— Зачем?
— Слышала ли ты о человеке по имени Хэйта, который живет там?
— Да, — ответила Тикуса, и по лицу ее пробежала тень.
— Я должен посоветоваться по одному важному делу с Хэйтой.
— Вы, наверно, собираетесь поговорить с ним об исходе поединка с Фудзиути? Я, по правде говоря, затаила обиду на господина Хэйту.
— Что за обида?
— Как-то раз, когда господин Хэйта был в деревне у подножия горы, я решила обмануть его, обернулась изящной столичной дамой и под покровом ночи прокралась в деревню. Но он догадался, повалил меня наземь и больно высек веткой персикового дерева. Натерпелась я стыда. Для лисы — нет, для женщины — нет большей обиды! Так в чем же наместник рассчитывает на господина Хэйту?