Современный Американский детектив
Шрифт:
— Нет! Папка жив. И на этот раз я его найду.
— Чтобы он тебя опять бросил?
— Он меня никогда не бросал.
— Так мне сказала твоя мать. Он бросил вас обеих, спутался с какой-то девкой.
— Ничего подобного! — закричала она. — Не смей так говорить о моем отце.
— Почему бы мне не говорить, раз это правда?
— Я не стану тебя слушать! — опять закричала она. — Убирайся отсюда. Оставь меня в покое.
— Нет. Мы вместе поедем домой, в Сан-Диего, и ты будешь вести себя прилично. Мы прожили вместе двадцать лет, и ты обязана сделать это ради меня.
На минуту женщина замолкла — и тут
— Раньше ты всегда возвращалась, — сказал он с надеждой в голосе.
— На этот раз я не вернусь.
— Вернешься, Джин, — поднял он голос.
Надежда оборачивалась угрозой. Я поспешил обогнуть коттедж.
— Не смей ко мне прикасаться, — сказала она.
— Я имею полное право. Ты моя жена.
Все, что он говорил и делал, было ошибкой, кому как не мне это знать: ведь я в свое время совершал те же ошибки. Женщина негромко взвизгнула. Похоже, это была репетиция, в следующий раз она завизжит погромче.
Я завернул за угол — тропинка привела меня во внутренний дворик. Мужчина, сжав женщину в объятиях, целовал ее белокурые волосы. Женщина отворачивалась. Лицо ее было обращено ко мне, глаза смотрели холодно, словно от поцелуев мужа у нее кровь стыла в жилах.
— Прекрати, Джордж. Мы не одни.
Он отпустил ее и попятился, лицо у него побагровело, в глазах стояли слезы. Крупный, средних лет мужчина смотрел на меня так сконфуженно, словно не я сюда вторгнулся, а он.
— Моя жена, — сказал он, скорее оправдываясь, чем представляя нас.
— Почему она кричала?
— Все в порядке, — сказала женщина. — Он мне ничего плохого не сделал. А теперь, Джордж, тебе лучше уйти подобру-поздорову.
— Мне надо с тобой поговорить, — и он протянул к ней ширококостную красную ручищу. Жест этот, трогательный и грозный одновременно, чем-то напомнил мне чудовище Франкенштейна [11] , также не ведавшее своей разрушительной силы.
11
В одноименном романе М.Шелли — чудовище, созданное студентом Франкенштейном, погубившее впоследствии своего создателя.
— Ты только опять заведешься.
— Но я имею право себя защищать. Ты не можешь прогнать меня, не дав мне слова. Я не преступник — не то, что твой отец. Однако и преступнику суд дает возможность высказаться. Ты должна выслушать меня. — Он все больше распалялся и в любую минуту мог окончательно потерять власть над собой.
— Вам лучше уйти, мистер Траск.
Он перевел на меня безумные, налитые кровью глаза. Я показал ему оставшийся от прежних времен значок полномочного представителя полиции. Он осмотрел его внимательно, словно это был некий раритет.
— Хорошо, я ухожу. — И он зашагал прочь, но, дойдя до угла коттеджа, остановился. — Я буду неподалеку! — крикнул он.
Женщина со вздохом повернулась ко мне. Волосы ее растрепались, она поправляла их дрожащими пальцами: пышная кукольная прическа была не по возрасту.
Но чтобы там ни говорила Бетти, она, несмотря на свои сорок или около того, была вовсе недурна: высокая грудь, несколько грубоватое, но красивое лицо. И только глаза ее меня насторожили — потухшие и недоверчивые, они, казалось, говорили о том, что их обладательница разочаровалась в жизни.— Вы вовремя подоспели, — сказала она. — С Джорджем никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.
— А про кого знаешь такое?
— Вы здешний охранник?
— Временно.
Она оглядела меня с ног до головы, словно готовилась к роли разведенной женщины.
— Что ж, выпивка за мной. Как вы относитесь к шотландскому виски?
— Только, пожалуйста, со льдом.
— Лед есть. Кстати, меня зовут Джин Траск.
Я в свою очередь назвал себя. Она провела меня в гостиную, а сама удалилась на кухню. По стенам, на серии английских гравюр, охотники в красных фраках с собаками гоняли по горам и долам лисицу, пока той не пришел конец. Постепенно, переходя от одной стены к другой, будто разглядывая гравюры, я приблизился к открытой двери в спальню и заглянул туда. На кровати, стоявшей ближе к двери, в раскрытом синем чемоданчике лежала золотая шкатулка. На ее крышке предавались любви мужчина и женщина в легкомысленных античных одеяниях.
У меня появилось искушение взять шкатулку и дать деру, но Тратвелл явно не одобрил бы подобных действий. Впрочем, не будь Тратвелла, я, наверное, все равно не взял бы ее. Я чувствовал, что не в шкатулке дело. Если в ней и заключалась какая-то магия, черная ли, белая ли, золотая, она была не в ней, а в тех людях, у которых шкатулка побывала в руках.
Все же я вошел в спальню и поднял тяжелую крышку шкатулки, она была пуста. В гостиной послышались шаги миссис Траск, и я поспешил ей навстречу. Женщина захлопнула дверь спальни.
— Эта комната нам не понадобится.
— Какая жалость!
Она посмотрела на меня изумленно, словно не сознавая двусмысленности собственных слов. Потом сунула мне бокал с виски: — Держите, — а сама снова ушла на кухню и вернулась оттуда с каким-то темно-коричневым напитком. Стоило ей отхлебнуть глоток-другой, как глаза у нее увлажнились, а щеки порозовели. «Эге, да ты, голубушка, пьянчуга, — подумал я, — а меня пригласила только потому, что не хочешь пить в одиночку».
Пока я смаковал виски, она залпом выпила свой бокал и ушла на кухню за следующей порцией. Потом она села напротив меня, в кресло у кофейного столика. Я чувствовал себя недурно. Комната была просторная и тихая; сквозь открытую дверь доносилось чириканье и щебет перепела.
— Я любовался вашей золотой шкатулкой. Скажите, это флорентийская работа? — нарушил я идиллию.
— Скорее всего, — сказала она небрежно.
— Неужели вы не знаете? На вид она очень ценная.
— Правда? Вы в этом разбираетесь?
— Нет. Но как здешний охранник я не рекомендовал бы вам оставлять такую вещь без присмотра.
— Благодарю за совет, — сказала она без намека на благодарность и с минуту помолчала, прихлебывая из бокала.
— Я не хотела вам грубить, просто у меня голова кругом идет. — Она перегнулась ко мне через столик, изображая живейший интерес. — Давно вы занимаетесь охраной?
— Больше двадцати лет, если считать и те годы, что проработал в полиции.