Современный Американский детектив

На мой звонок откликнулся младший партнер Тратвелла Эдди Сазерленд. Тратвелла в данный момент нет в конторе, сказал Сазерленд, но он сможет принять меня в 4.30. Мое присутствие обязательно, хотя Сазерленд и не знал, зачем я нужен Тратвеллу.

Набрав номер, оставленный Бетти, я вспомнил, что это домашний телефон Ника.

— Алло, — услышал я голос Бетти.

— Говорит Арчер.

Она затаила дыхание.

— Я весь день пыталась до вас дозвониться.

— Ник с вами?

— Нет. Хотелось бы мне, чтоб это было так. Ник меня беспокоит. Вчера я поехала в Сан-Диего, пыталась его повидать. Но они меня не пустили.

— Кто они?

— Этот охранник. И доктор Смизерэм с ним заодно. Они, кажется, считают, что меня подослал отец. Мне, правда, удалось заглянуть в дверь — так что я видела Ника и он меня видел. Он попросил меня забрать его оттуда. Сказал, что они его держат там против его воли.

— "Они"?

— По-моему, он имел в виду доктора Смизерэма. Во всяком случае, именно доктор Смизерэм приказал его перевезти.

— Куда?

— Не знаю, мистер Арчер. Но думаю, что они держат его взаперти в смизерэмовской клинике. Во всяком случае, санитарная машина отвезла его туда.

— Вы всерьез верите, что они держат его взаперти?

— Я уж и сама не знаю, чему верить. Но боюсь я всего. Вы мне поможете?

Я сказал, что для начала помогать придется ей, поскольку мне сейчас не под силу вести машину. Бетти согласилась приехать за мной через час.

Я вышел на кухню и перевернул бифштекс. С одной стороны он дымился и шипел, с другой — был совершенно ледяной, все равно как те шизофреники, с которыми мне приходилось иметь дело. И я задался вопросом, а безумен ли Ник.

Прежде всего надо было одеться. В моем не слишком богатом гардеробе нашлась безразмерная нейлоновая рубашка, которую мне удалось натянуть, не всовывая левой руки в рукав. Завершил я туалет вязаным жакетом.

К этому времени мой шизоидный бифштекс подрумянился с обеих сторон, но остался кроваво-красным изнутри. Я проткнул его ножом — на тарелку потекла кровь. Дав бифштексу остыть, я не стал его резать, а съел целиком и прикончил кварту молока. Потом вернулся в комнату и сел отдохнуть. Впервые в жизни я ощутил, что такое старость. Организм вдруг стал требовать большего ухода, давая все меньше взамен. Гудок Бетти вывел меня из полудремы. Я неуклюже протиснулся в машину. Бетти строго посмотрела на меня.

— Мистер Арчер, вы больны?

— Да нет. Просто пуля попала в плечо.

— Почему вы мне ничего не сказали?

— Вы в тогда не приехали. А мне не хочется выпускать расследование из своих рук.

— Даже если это вас убьет?

— Меня не так-то легко убить!

Я за последние два дня сильно сдал, Бетти же, напротив, очень похорошела. Видно, период оцепенения кончился.

— Скажите, бога ради, кто мог в вас стрелять?

— Полицейский из Пасадены. Правда, он метил в другого. Я просто подвернулся под руку. Разве отец вам не рассказывал?

— Я не видела отца со вчерашнего дня, — сказала она торжественно, словно важное заявление делала.

— Вы хотите уйти из дому?

— Да. Отец сказал, чтоб я выбирала между ним и Ником.

— Уверен, что вы его не так поняли.

— Нет, именно так.

Она включила зажигание. Мотор взревел. И тут я вспомнил, что забыл вынуть чалмеровские письма из багажника. Я пошел за ними и, пока Бетти выводила машину на автостраду, еще раз просмотрел верхние три.

Начало второго письма привлекло мое внимание:

«Мл. лейтенант Л.Чалмерс с борта „Сорел-бей“, (К.А. 185) 15 марта 1945».

— Кажется, вчера вы говорили о дне рождения Ника. Вы сказали, что он родился в декабре.

— Четырнадцатого декабря, — сказала она.

— Какого года?

— Сорок пятого. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать три. А зачем вам это знать?

— Может понадобиться. Скажите, кто вынул из пачки эти три письма, что идут не в хронологическом порядке? Ник?

— Может быть, и он. Мне кажется, он их читал. А что?

— Мистер Чалмерс, находясь на войне, прислал с борта корабля письмо, датированное пятнадцатым марта сорок пятого года.

— Я не сильна в арифметике, особенно за рулем. Но кажется, с пятнадцатого марта по четырнадцатое декабря будет девять месяцев?

— Совершенно точно.

— Правда, странно? Ник всегда подозревал, что его отец… ну, что мистер Чалмерс ему не родной отец. Он считал, что его усыновили.

— Возможно, он прав.

Я переложил три верхних письма в бумажник. Бетти, преодолев скат, въехала на автостраду и яростно погнала машину. Над нами коричневым покрывалом стлался смог.

Глава 32

Южнее по побережью стояла солнечная ветреная погода. С вершины холма, вздымавшегося над Пасифик-Пойнтом, были видны белые гребни волн и редкие парусники, кренившиеся под напором ветра.

Бетти повезла меня прямо в смизерэмовскую клинику. Холеная молодая особа с нелюбезными манерами, восседавшая в приемной, заявила, что доктор Смизерэм занят с пациентом и никак не может нас принять. Весь остальной день он проведет с пациентами и вечер тоже.

— Ну а, скажем, через недельку, со вторника, этак в полночь?

Особа смерила меня укоризненным взглядом.

— А вы не ошиблись? Может, вам все-таки нужно отделение «Скорой помощи» при больнице?

— Не ошибся. Ник Чалмерс находится в вашей клинике?

— На подобные вопросы я не имею права отвечать.

— Могу я повидать миссис Смизерэм?

Особа ответила не сразу; сделала вид, будто разбирает бумаги.

— Сейчас узнаю. Как вы сказали, ваше имя, повторите, — снизошла она наконец.

Я назвал себя. Она открыла дверь, ведущую во внутренние покои, и оттуда донесся такой крик, что у меня волосы стали дыбом. Пронзительный бессловесный вопль, вопль муки и отчаяния.

Мы с Бетти посмотрели друг на друга.

— Это мог быть и Ник, — сказала девушка. — Что они с ним делают?

— Ничего. Здесь не подходящее место для вас.

— А где подходящее?

— Дома, с книжкой.

— Достоевского, что ли? — сказала она резко.