Современный болгарский детектив

— Рассказывала она тебе что-нибудь о смерти своей подруги? — спросил я.

— Я спрашивал, да она не хотела на эту тему...

— Ни слова не сказала?

— Ни слова.

Я встал.

— Не пришлось бы нам снова беседовать на эту тему?

— Я вам все сказал, товарищ Хантов.

— Нет. И самое главное: где Дашка?

— Что я ей — муж, надсмотрщик?!

Вот он, Жора Патлака тех времен, еще до тюрьмы. Он огрызался тогда, как волк, и мне казалось, что он вот-вот прыгнет на меня, оскалив зубы...

Сейчас он сидел, положив ногу на ногу, словно в кафе, и отвечал, щурясь сквозь дым сигареты. В голосе и взгляде была насмешка. Что это — самообладание человека, который ничем не нарушил закона? Или уверенность, что мне не по силам такой крепкий орешек. А может, его беззаботная поза скрывала пренебрежительное отношение к моему ведомству и к его представителям.

Я еще раз убедился: что тюрьма — это серьезный вуз. Весь вопрос только в том, кто и с какими оценками его заканчивает.

Я ничего не ответил Жоре. Не стоило ему возражать.

Мы вышли во двор. На скамейке, рядом с застекленным крыльцом сидела толстая женщина, держа на коленях сетку с хлебом и пакетом сахара. Это была мать Жоры, уборщица. В это утро она раньше, чем я предполагал, возвратилась с работы. Хорошо помню, как она пыталась выставить меня из своего дома — еще тогда, в первое мое посещение, когда я пришел, чтобы арестовать ее сына.

— Вот это кто, — сказала она. — Слышу, знакомый голос, а понять не могу, кто это Жору песочит.

— Доброе утро.

— Добрутро, товарищ начальник. Опять занялся моим сыном? Я уж объяснила участковому, что деньги не мои. Которые у меня есть, те на сберкнижке. Двор-то у нас старый, вокруг полно мусора, в мусоре крысы живут, вот, значит, крысы и притащили деньги откуда-то... Крысы — они такие, увидят что-нибудь пестрое, так в гнездо и тащат, совсем как сороки...

— Не пойму, о чем вы.

— Мама, не вмешивайся, — сказал Жора.

— Как это не вмешивайся? Он тебя обвиняет, а я, мать, — не вмешивайся? В чем вы его обвиняете? — приступила она ко мне.

— Да есть вопросы, на которые он не отвечает. Я его спрашиваю о девушке — он ездил на море, — а не о крысах. О крысах скажете участковому.

— Мама, иди в дом, мы сами разберемся.

Она пошла к дому, волоча ноги, точно старуха, продолжая протестовать:

— Господи, за что ты наказал нас? Рожаем, растим детей, а после страдаем за них... За что, господи, ты нас наказал, за что?!

— Не обращайте внимания, ведь мать, — сказал мне Жора.

Я в общем-то и не обращал на нее внимания, но задумался об истоках материнской боли. Упреки ее не мне адресованы были, а сыну.

12

Дома меня ждала неожиданность, и не одна. Сынишка играл в гостиной. Не успел я закрыть входную дверь, как он бросился ко мне.

— Папа, ты почему рано? Ты что, заболел?

Даже в выходной день ему странно было видеть меня дома в такую рань. Не дав снять плащ, он потащил меня в комнату.

— Иди посмотри, какой замок я построил!

Я смотрел на замок из разноцветных пластмассовых кубиков и старался изобразить искреннее восхищение:

— Ух, какой громадный!

Услышав шаги за спиной, я оглянулся. Лена стояла на пороге и наблюдала за нами, слегка наклонив голову. Эта поза была мне хорошо знакома и не предвещала ничего хорошего.

— Янчо тебя ищет, — сказала она.

Янчо — мой приятель со студенческих лет, работает в суде.

— Передал что-нибудь?

— Сказал, отец и мать той манекенщицы — ну, которая отравилась грибами — подали в суд. Обвиняют тебя в убийстве их дочери и требуют... ты не поверишь! Требуют заплатить им по восемь тысяч левов за их горе!

— Солидная сумма. Максимум того, что можно потребовать по закону.

— Смеешься? А если подумать, одной-двумя тысячами левов ты вряд ли от них отделаешься.

— Если докажут, что я виновен в смерти девушки, буду платить.

— Юристы не станут с тобой церемониться, хоть ты и работаешь в милиции!

— Лена, ты напрасно грубишь...

— Перестань! — жена почти кричала. — Я ночами не сплю, у меня бессонница из-за тебя, а тебе наплевать!

Действительно, в последнее время нервы у нее не выдерживают, да и мои, не скрою, барахлят. Я не мог успокоить ее. Черт побери, может, женским своим чутьем она улавливает беду, нависшую над моей головой?..

— Утром тебя настойчиво искали, — сказала моя жена. — Из управления.

Позвонил на работу. Ответил мне Ваклев. У него выходной, и мне показалось странным, что он дежурит.

— Начальство! Где ты ходишь? Я тут взбучку получил вместо тебя.

Голос у него был не сердитый, и я молча ждал, пока коллега скажет, зачем меня искали.

— Сегодня утром в парке нашли Данку Шанову. Она задушена.

— Задушена? Когда умерла?

— Вчера, приблизительно между семью и девятью часами вечера. Утром какой-то человек выгуливал свою собаку и обнаружил тело. В кустах. Я там был с бригадой. Все сделали, как положено, — осмотрели, сфотографировали, даже обыскали с магнитом все окрестности. Ничего не нашли. В ее зажатом кулаке обнаружили пуговицу, по всей вероятности — от мужского пиджака.

— Все же кое-что...

— Таких пуговиц в Софии не меньше миллиона.

— Возьми машину, пожалуйста, и заезжай за мной. Хочу осмотреть место.

13

Мы с Ваклевым шли по боковой аллее в западную часть парка. Над головами нависли голые ветви деревьев. Ветер сметал опавшие листья в углубления и наметал холмики вокруг каждого куста. Остановились возле лавочки.

— Вот где ее нашли, — сказал Ваклев, показывая на кусты шагах в десяти от лавочки.

Я походил, осматривая почву, скамейку и кусты, хотя мне в общем ясно было, что едва ли я найду что-нибудь ускользнувшее утром от взгляда моих сотрудников. Мне надо было поразмыслить, найти ответ на некоторые вопросы. Почему, например, Дашка, в среду утром уехав с Жорой на море, в пятницу вечером уже оказалась в Софии? Кого она искала здесь, с кем была? Вряд ли на нее напал случайный грабитель: у нее в сумке были деньги, но их не взяли. Дашка носила два браслета и два серебряных кольца, и их тоже никто не взял. Конечно же, на нее мог напасть и вор, который просто не успел ее обокрасть, вспугнутый прохожим. Я больше чем уверен, что вчера вечером парк был пуст: погода совсем неподходящая для прогулок, и половина населения Болгарии устроилась возле телевизоров. Здесь и сейчас, среди бела дня, не было видно ни души, что уж говорить о темных вечерах. Кроме того, Дашка была из тех женщин, которые предпочитают ресторанный столик с напитками и оркестр, а не прогулки в безлюдном парке.