Современный финский детектив

— Оружие при них было?

— Нет. Но долго ли от него отделаться?..

— А приметы полностью совпадают?

— Ну… Группа, во всяком случае, сообщила, что оба — темномордые, лет за двадцать, оба одеты аккуратно, в черные костюмы, под пиджаками свитеры… У одного вдобавок на большом пальце свежая ссадина, какую курок пистолета оставляет на неопытной руке.

На минуту воцарилось общее молчание — все уставились на Меэттянена, которому трудно было сдержать рвущуюся к губам улыбку.

— Тогда дело ясно как день, — выдохнул наконец Турман, и тут все одновременно поняли, что следует делать.

— Сейчас же в Управление и в камеру…

— Немедленно взять у обоих отпечатки пальцев с остатками пороховой копоти!

— Мордой вниз обоих типов, в тюремную одежду и в разные камеры…

— Наконец-то…

Меэттянен явно ободрился, отошел от двери и даже не пытался больше скрывать улыбку — он оказался победителем, и можно было забыть, что они относятся к «разным командам».

— Не поверите, ребята… Меня тут недавно холодный пот прошиб. Пришло сообщение, что откуда-то со стороны Глинянки послышались выстрелы — или выстрел. Я уж подумал… Но ничего там не нашлось. Это, видно, выхлопная труба или еще что-то. Сегодня просто настоящая война…

— Вот тебе и на. — Голос Турмана прозвучал растерянно — а он был не из тех, кто легко теряется. С разинутым ртом он глядел на вытащенные из бумажника покойного водительские права, точно это было какое-то диковинное животное, потом посмотрел на Харьюнпяа, на Кеттунена и Кауранена, посмотрел так, будто ждал объяснения, и под конец уставился на вытянутое на полу тело, словно ждал, что оно ему что-то скажет. — Это же Рейно Асикайнен.

— Кто?

— Какого черта?..

— Асикайнен?

— Так и есть — у него и усы такие же.

— Какой Асикайнен?

— Ну, Рейно. Рейска. Репэ. Да что вы, черти, не помните?

— Это наш…

— Полицейский?

— Господи. Полицейский… лежит тут, убитый… в крови…

Все остолбенели — точно комната наполнилась запахом какого-то вещества, которое заставило всех задержать дыхание; по лицам было видно, что все думают об одном и том же — что и они находились в опасности и спаслись только случайно. Каждый увидел, как он лежит на полу — с запекшейся кровью на губах и в глазницах, а вокруг стоят сослуживцы.

Наконец Кеттунен закричал срывающимся голосом:

— Здесь убитый полицейский!

— Рейно убит!

— Что там такое? Отойдите-ка…

— Убитый-то — полицейский.

Комната наполнилась вопросами и ответами, движением, шумом. В дверях стояло по крайней мере пять констеблей, потом они тоже вошли, откуда-то появились помогавшие допрашивать сотрудники отдела краж, кто-то выбежал на улицу. Скоро оттуда донеслись голоса — к окнам пятнами вплотную друг к другу прилипли лица.

— Они нарочно это сделали!

— Они на полицейского и охотились, а не на того…

— Не может ли кто-нибудь… хоть бы глаза ему за…

— Катитесь отсюда к дьяволу! Того, к чьим сапогам прилипнет пуля… я сам того парня кастрирую!

— Разве он несколько лет назад не перешел на другую работу?

— Он, кажется, в Вантаа перевелся?

— Крутой был парень — цыганам и другим бандитам спуску не давал. Раз как-то…

— Да ведь убийц поймали. Пошли-ка побеседуем с ними…

— Вон отсюда, все до единого!

— Харьюнпяа! — Тийликка стоял на пороге кухни, держа женщину за талию и за руку. — Что случилось? Это в самом деле полицейский? — Тийликка был ошеломлен, лицо его вытянулось. Потом он вспомнил о женщине и стал ее трясти. — Эта баба… она же вся в крови, ее к врачу надо. Кто он? Какой-то наш парень? Или из полиции порядка?

Харьюнпяа метнулся к кухне и попытался перегородить путь женщине — но не успел, она уже вошла в буфет и широко раскрытыми глазами обводила стены, пол, перевернутые столы и стулья, кровь — ту самую, которая хлынула из артерии Асикайнена, залив и ее. Потом увидела лежавшее на полу тело и замерла…

— Господи…

Она охватила руками свою шею. Харьюнпяа взял ее за плечи, попытался повернуть спиной к трупу и втолкнуть обратно в кухню. Женщина смотрела на Харьюнпяа, в ее глазах не было и тени жизни, большие и неподвижные, они просто застыли, а вокруг темнела размазанная косметика.

— Вы знаете, — начала было женщина, но замолчала, будто захлебнулась. Потом, после паузы, продолжила: — Я хотела впустить его в свой дом… думала приласкать его… целовать ему глаза… хотела гладить его по голове… и чтобы он говорил мне всякие красивые слова…

Женщина вдруг запрокинула голову, судорожно глотнула воздуха — и расхохоталась, но это был не смех, а долгий, отчаянный вопль.

Харьюнпяа втолкнул женщину в кухню, силой заставил ее сесть и с треском захлопнул дверь ногой.

— Послушай! — сделал он новую попытку. — Выслушай меня!

Но все оказалось бесполезным, женщина была в шоке или в истерике, ей действительно требовался врач — она с силой рванулась со стула, стремясь вернуться в буфет, Харьюнпяа удерживал ее за запястья и локти — за все, за что мог ухватить, и ее прежнее оцепенение сменилось яростью. С минуту он думал: сейчас пойду и сделаю что-нибудь с Тийликкой, но тут же решил, что лучше оставить все как есть и просто уйти. Однако, не сделав ни того, ни другого, он просто рявкнул страшным голосом:

— Кауранен! Турман!

В кухню вошел Меэттянен и очень медленно закрыл за собой дверь — он был здесь самым старшим и держался с достоинством человека, привыкшего всем руководить. Он подошел к женщине и похлопал ее по плечу:

— Послушайте-ка, голубушка. Я советую…

— Прекрати! — вспыхнул Харьюнпяа. — Пошли сюда людей. Ее надо доставить к врачу.

Меэттянен отскочил и спросил одними губами:

— Она сумасшедшая?

— Она — нет. Но кто-то из нас сумасшедший…

На лице у Меэттянена выразилось недоверие — он не понял, на кого или на что намекает Харьюнпяа, но все-таки сказал:

— Хорошо. Я пришлю кого-нибудь из своих ребят…

Потом подошел к двери, остановился, держась за ручку и явно испытывая не то затруднение, не то смущение. Несколько раз потерев подбородок, он наконец решился:

— Я еще давеча хотел попросить — еще до того, как выяснилось, что покойник — полицейский… Но теперь и тем более… Когда будут давать материал для газет… может быть, там можно было бы упомянуть, что убийц поймал сотрудник полиции порядка. — Меэттянен махнул рукой и усмехнулся. — Моего имени называть не надо… Я просто к тому, что всегда пишут: уголовная полиция поймала — и слава не раз доставалась не тем, кто ее заслужил.