Современный польский, чешский и словацкий детектив
Шрифт:
— Скажите, когда вы ездили делать эти уколы, вы не встречали у больного кого-нибудь, кроме жены и служанки?
— Нет. За всю неделю я никого не встретил. Хотя… — заколебался студент.
— Постарайтесь вспомнить. Может быть, теперь, в свете происшедших событий, что-нибудь привлечет ваше внимание, покажется вам подозрительным?
— Мне ни на кого не хотелось бы бросать тень подозрения, — ответил студент. — Тем более направить вас по ложному следу. Но кажется, за два или три дня до происшествия я встретил на лестнице очень взволнованного человека. Я обратил на
НД вообще не упоминал о такого рода обстоятельствах, В первых письменных показаниях студента этого не было.
— Вы не помните, в тот день жена и служанка пациента были дома?
— Не знаю. Дверь мне открыл сам хозяин и, как я уже сказал, был чем-то взволнован.
— А в другие дни?
— В другие дни открывали дверь его жена или служанка.
— Может быть, вы еще что-нибудь припомните? Вы не запомнили каких-либо внешних примет того человека, которого встретили на лестнице?
— Это был самый обыкновенный человек, такой, какие встречаются на улице ежедневно.
— Ну хорошо. А вы могли бы его обрисовать? Какого роста? В шляпе или без головного убора? Худой или толстый?
— Ну… примерно среднего роста, средней комплекции, круглолицый. И еще я подумал, что у этого человека болезнь поджелудочной железы.
Я записал в блокнот все эти подробности, добавив, согласно показаниям студента: «фетровая шляпа, темный костюм и перекинутый через руку плащ». Так мог выглядеть человек, приехавший из провинции.
— Вы собираете почтовые марки? Что-нибудь понимаете в них? — спросил я.
— Почтовые марки? — удивился студент. — Ну, постольку-поскольку.
— Можете сказать, какая из польских марок самая дорогая?
— Какая? Наверно… за восемьдесят злотых, с портретом Рузвельта? Я знаю эту марку, потому что однажды, еще школьником, посылал срочное заказное письмо.
Было совершенно ясно, что о филателии он не имел никакого понятия.
Это было все, что меня интересовало.
Однако я уходил не очень удовлетворенным. На мой взгляд, парень слишком мало понимал в марках. Его поколение должно разбираться в филателии лучше, чем мое.
Хотя доктор Кригер и ручался за студента-медика головой, а НД считал дальнейшее расследование по этой линии пустой тратой времени, я все-таки заехал на центральную телефонную станцию, где работал один мой знакомый. Я вошел в здание со двора.
— Как дела, Вацек?
— Бегут. А у тебя, Глеб?
— Помаленьку.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Да, дорогой, проверь, пожалуйста, был ли в порядке телефон у медиков в Южном районе дней десять назад?
— Устроим! — Вацек набрал номер и попросил к телефону приятеля. — Феликс? У тебя дней десять или одиннадцать назад работал телефон у студентов-медиков?
Полученный через некоторое время ответ лишь усилил мои пока еще смутные подозрения.
— Говоришь, там в течение трех с половиной дней был поврежден кабель? — повторял Вацек. — И сердились, что ты отнимаешь у них хлеб, да? Говорили, что телефон для них — источник существования?
Спасибо, Феликс, пока!… Да, действительно, — обратился он ко мне, -телефон у медиков в те дни не работал. Ну, если я тебе еще понадоблюсь, заходи, Глеб!Я сердечно попрощался с Вацеком. Во время войны мы вместе партизанили в Келецких лесах.
«Значит, студент говорит неправду. Он или был в сговоре с убийцей, или же ему кто-то пригрозил. Или… сам сделал смертельный укол и вся история с телефоном высосана из пальца, — рассуждал я. — Плащ и фетровая шляпа в мае?! Вот и верь после этого людям. НД первый разговаривал с ним об убийстве на вилле. Просто не верится!»
Я попросил шофера такси немного подождать и из телефонной будки позвонил НД.
— Как? Ты уже вышел на волю? — обрадовался он. — Слушай, позавчера я был с твоим шефом на рыбалке. Он каждого, кого там встречал, просил поплевать на червя! А поймал только старую сандалию. Сперва он сказал, что на удочку попался сом и леска запуталась в корневищах. Мне, как идиоту, пришлось нырять, наглотался ила и воды. Оказалось, что крючок зацепил сандалию доисторической эпохи. Больше я с этим старым чудаком на рыбалку не поеду…
— Теперь послушай ты, — прервал я его. — Твой студент мне не нравится!
— Почему?
— Врет. Говорит, что не поехал делать укол потому, что ему позвонили.
— Ну и что? Ты имеешь в виду, что телефон у медиков был в то время испорчен?
— Именно. А ты откуда знаешь? — Я не мог скрыть удивления.
— Откуда? Ой, Глеб, тебе еще соска нужна… Студенты арендуют комнату в квартире медсестры. Она живет рядом, за стенкой, и у нее тоже есть телефон. В Южном районе, как тебе известно, телефонные кабели временные. И поскольку они часто портятся, студенты заключили с медсестрой соглашение. В телефонном справочнике указано два номера: студенческого общества и медсестры. Когда у них телефон не работает, она оставляет дверь в свою комнату открытой. Тогда тот, кто не может дозвониться по основному номеру, смотрит в справочник и набирает второй… Ясно?
— Понятно. А ты спрашивал, по какому телефону он разговаривал с этим доктором?
— Спрашивал… Позвоню-ка я твоей маме, пусть она введет в твой рацион фасоль. Это полезно для мозга.
Я повесил трубку. Он был скрупулезнее, чем я. Можно было не сомневаться в данных, полученных им в ходе предварительного расследования.
Приближалось время обеда.
— Куда едем? — спросил шофер такси.
Я назвал Горносленскую улицу.
Через минуту с портфелем и пачкой каталогов в руках я ввалился в собственную квартиру.
— Ты свободен или после обеда поедешь на работу? — спросила моя дорогая мамочка, лицо которой так напоминало портрет Уистлера в Лувре.
— Свободен. Но… мне хочется немного прогуляться вдоль Вислы до виллы.
Мы разговаривали так, словно ничего не произошло.
— На письменном столе под стеклом я положила для тебя марку… — сказала мне за обедом мама.
Я не мог утерпеть и, взяв тарелку с десертом, пошел в свою комнату.
— Где ты это купила? Вот уж не ожидал от тебя, мамочка!