Современный польский, чешский и словацкий детектив

Скала выходит из комнаты, чтобы выполнить мою просьбу. А я спрашиваю доктора Боучека:

— Что произошло бы, доктор, не сделай себе Троян своевременно инъекцию инсулина?

— Несколько раз так бывало, — говорит доктор, усердно кивая. — После войны мы не всегда могли достать инсулин, время было переходное, смутное. В таких случаях он терял душевную и физическую энергию, становился вялым, неловким. Но через несколько минут после инъекции все приходило в норму.

Я бросаю взгляд на Карличека.

— Помните ту записку, которую я получил от вас в квартире Дворской?

— Я сразу подумал о ней, как только вы появились здесь, товарищ капитан, — ответил он спокойно.

Тогда в записке Карличек намекал на отсутствие кокаина у таинственного туриста номер два, остановившегося на ночлег в деревенской гостинице. А ведь этому туристу мог быть необходим именно инсулин, но турист не признался в этом, боясь оставить улики.

Что же предпринять? Может, приклеить бедняге Трояну фальшивые сомовьи усы, надеть на голову шляпу вроде той, что была у туриста, сфотографировать и предложить снимки свидетелям? Нет, не годится! Прошел без малого год, да и маску пришлось бы делать, лишь исходя из словесного портрета, составленного самыми разными людьми.

Карличек говорит с унылым видом:

— У Йозефа Трояна нет усов, каштановые волосы, нормальный овал лица и никаких особых примет.

Один из сотрудников Скалы протягивает мне паспорт Трояна. В этот момент возвращается Скала.

— Пани Троянова утверждает, что ее муж в последнее время нигде не бывал, кроме Праги.

Вот так-то. Пани Троянова вряд ли говорит правду, или же я сильно ошибаюсь.

— Она просит разрешения уйти к сестре, — продолжает Скала. — Ей тяжело здесь оставаться.

— Запрещать я ей не могу, — отвечаю я, — но попросите ее, пожалуйста, подождать еще минутку. Думаю, скоро мы получим сообщение из прозекторской. К тому же, если она хочет несколько дней провести вне дома, ей придется прихватить с собой кое-что из вещей. Так что пока пусть собирается. Предоставьте ей полную свободу.

Скала уже направляется к двери, но я делаю ему знак и шепчу:

— Когда пани Троянова соберет свои вещи, в самую последнюю минуту перед ее уходом проверьте их.

— А что там у нее может быть? — спрашивает Скала тоже шепотом.

— Кто знает, скажем, несколько тысяч крон.

Карличек стоит недалеко от меня и слышит мои слова, Когда уходит Скала, он шепчет мне с горящими глазами:

— Деньги она может спрятать на себе. Давайте пригласим женщину, чтобы она обыскала ее.

— Нет, пока не нужно.

Карличек слегка отступает. В нем вновь вспыхнуло пламя непогасшей страсти — разрешить эту загадку с серией «C-L». Мое короткое «нет» подействовало на него как ушат холодной воды.

Я молча расхаживаю по комнате. Возвращается Скала и с ним еще один сотрудник, допрашивавший Троянову.

— Никто до него не дотрагивался? — спрашиваю я, показывая на чайный прибор.

— Пока нет, — говорит Скала.

Наконец раздается звонок в дверь. Я выхожу из кабинета Трояна. Пришел старый знакомый, наш врач.

— Так вот… — говорит он, — тетан обнаружен в инсулине и на игле шприца. Он и послужил причиной паралича и смерти. Отличная, высокоактивная культура! Но как она могла попасть в ампулу с инсулином?

Диагноз ясен. Неясно только, действительно ли здесь произошло убийство. Правда, есть два важных обстоятельства. Отпечатки чужих пальцев на шприце и счет Трояна в сберкассе. Как две резонирующие струны. Коснешься одной, зазвучит и другая.

Я вхожу в комнату, где сидела в кресле блондинка. Теперь она стоит у стола и закрывает небольшой дорожный чемодан. Со страдальческим видом она смотрит на дверь.

Если она имеет какое-то отношение к операции «C-L», то мое имя ей известно. Преступники уже доказали нам, что умеют добывать нужную им информацию. Надеюсь только, что она не знает меня в лицо. И я, естественно, не представляюсь. Ведь мы не в гостях, и танец, на который я ее приглашаю, отнюдь не вальс.

Я обращаюсь к ней любезным и серьезным тоном.

— Диагноз подтверждает смерть от тетана, пани Троянова.

Она опускает голову, и ее взгляд медленно скользит по полу, словно она не в силах его поднять.

— Доктор Боучек сказал об этом сразу, — печально говорит она.

Она уже не молода, но — как говорится — еще в расцвете сил. Красивая фигура, роста, скорее, высокого, и явно знает толк в косметике. Подозреваю, что все эти женские ухищрения предназначались отнюдь не для больного мужа. Я не хочу быть пристрастным, но эта женщина почему-то мне несимпатична.

— Вы где-нибудь работаете, пани Троянова? — спрашиваю я.

— Нет. Придется что-нибудь подыскать, — говорит она с усилием, словно преодолевая душевную боль. — Нам трудно жилось. Заработка мужа хватало только на самое необходимое. Но он не разрешал мне…

Ее рассказ мог бы звучать более естественно. Она явно разыгрывает передо мной спектакль.

— И сейчас вы остались совершенно без средств?

— Какое-то время я продержусь. Недавно мой муж получил небольшую сумму денег.

— Их могут рассматривать как наследство, — говорю я, — а для введения в права наследования обычно требуется некоторое время.

— Это было бы ужасно. — Она тяжело вздыхает. — У меня мало наличных денег. А эти несколько тысяч лежат на его счете.

Вопрос, кто кого переиграет, она меня или я ее.

— А разве у вас нет права пользоваться счетом мужа?

— Нет, это был его личный счет.

— Значит, пока что деньги с этого счета вам не выдадут.

— Вы так думаете?

— Конечно, ведь эти деньги являются наследством!

Она, словно слабея, опускается на стул.

— Пани Троянова, — говорю я почти дружески, — возможно, мы сумеем кое-что для вас сделать. Ведь это гонорар, не так ли?

Она качает головой.

— Думаю, что нет. Он продал кому-то свою пишущую машинку. И ничего мне об этом не сказал. У него было две машинки, а теперь осталась одна. Исчезли и его золотые часы. Память от отца. Он действовал всегда самостоятельно, не советуясь со мной. Но, правда, и не скрывал. Я видела извещение из банка на его столе. Потом он куда-то его спрятал. Мы не говорили об этом. Между нами… — она слегка потерла лоб, — правда, теперь это не имеет значения… Просто у нас и сейчас были неплохие отношения, но когда-то были лучше…