Современный румынский детектив

— В том-то и дело, что не знаю. Но он — преступник

— Лучше скажи, что тебе доставило бы удовольствие если бы он оказался преступником.

— Да. Это не он. Он не смог бы все проделать.

— А вот и смог! — прошептала она.

— Как? Скажи, я умираю от любопытства.

Понятия не имею. Я пошутила. Мне бы хотелось чтобы ты отомстил ему за все и еще меня позвал на подмогу.

Она приложила губы к моей ладони, повернулась на другой бок и уснула.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава VIII СТРАСТЬ К ОТГАДЫВАНИЮ

Она старательно крутила в точилке и без того острый карандаш, любуясь тонкой стружкой. Я постучал в окошечко. Не поднимая глаз, девушка пробормотала: "Сию минуту" и еще два — три раза провернула оранжевого бычка. Затем придирчиво осмотрела свою работу — грифель получился как игла.

Поглядывая то на меня, то на карандаш, она поинтересовалась:

— Вам чего?

Прежде чем ответить, я с наслаждением лизнул розовую мякоть мороженого.

— Может, и мне заодно заточишь? — попросил я, протягивая ей мизинец.

Она смотрела на меня сквозь закрытое окошко, как смотрят на засохшую колбасу, которую тем не менее придется съесть. Подумав, она решилась:

— Хорошо, но только если ты — Мальчик — с–пальчик. Я скорчил скорбную мину.

— У меня нет полной уверенности, что это мое имя. Но ты можешь называть меня… Ганс.

Она попробовала грифель на клочке бумаги. Острие тотчас же сломалось. Именно этого она и ждала.

— Чего же ты хочешь, Ганс?

Я отодвинул руку и забарабанил пальцами по стойке.

— Я расскажу тебе все, если ты пообещаешь мне помочь.

Говорил я с мороженым во рту, однако глаза мои оставались серьезными. Девушка заметила это и сочувственно прикусила верхнюю губку. Она подняла окошко с явной надеждой обнаружить за ним трупик выпавшего из гнезда воробышка. Облокотившись на стойку, уставилась на меня большими голубыми глазами.

— Говори, — приказала она.

— Ты не могла бы заглянуть в свои бумаги?

— Конечно, могла бы, только зачем?

— Чтобы потом шепнуть мне словечко.

Она приподняла одну бровь, очевидно полагая, что так становится неотразимой.

— Да это заветное словечко я шепну тебе и не заглядывая в графики.

— Я весь — внимание.

Едва слышно девушка прошептала:

— Удостоверение личности.

Я долго шарил по карманам, пока ей это не наскучило.

— У тебя нет удостоверения, ведь так, Ганс?

— Ага. — И я опять лизнул мороженое.

— Тогда гуляй! — удовлетворенно сказала она и собралась захлопнуть окошко.

— Ты совершаешь большую ошибку, — предупредил я ее.

— Почему? — удивилась она, продолжая держаться за раму.

Я достал газету и показал ей объявление, отчеркнутое красным карандашом: "Потеряно служебное удостоверение на имя Тома Александру. Прошу считать его недействительным".

Ее лицо вытянулось от недоумения.

— Это ты?

— К сожалению.

— Паспорт при тебе?

Я со значением постучал пальцем по отмеченному красным объявлению.

— А что ты еще потерял?

— Размер ноги. И это самое печальное, ибо теперь мне все время хочется жить на широкую ногу.

Она внимательнее пригляделась ко мне.

— Ты случайно не…

Она покрутила у виска указательным пальцем. Я сморщил нос, мол, со мной все в порядке.

— А от меня тебе чего надо?

Я слегка отступил и, прицелившись, метнул остаток мороженого прямо в урну.

— Узнать имя человека, у которого остались мои документы.

— Разве я его знаю?

Вытащив носовой платок, я вытер пальцы, — Нет, но тебе легко это сделать.

— Как? Каким образом?

— Посмотришь свои графики и выяснишь, кто был проводником в спальном вагоне в ночь с понедельника на вторник. Поезд номер тринадцать.

На минуту она задумалась.

— Но это запрещено.

— Знаю.

Она закусила нижнюю губу, заерзала на стуле и наконец решилась. Скользнув в глубь помещения, вытащила из картотеки какие-то графики и уточнила:

— С понедельника на вторник, говоришь… То есть вторник. — Да.

— Какой класс?

— Первый.

Она записала что-то на том клочке бумаги, где пробовала карандаш, вернулась, слегка покачивая бедрами, и подала мне сложенную вчетверо бумажку.

— Какие еще просьбы?

Я вытащил из пачки пару сигарет. Закурил сам, а потом уже предложил ей.

— Спасибо, никаких.

Взглянув на часы, она сказала после недолгого колебания:

— Нужный тебе человек сейчас на вокзале. Скоро отъезжает… опять в том же направлении.

Настала моя очередь удивиться. Улыбнувшись и поблагодарив ее, я пошел к выходу. Она окликнула меня, когда я был уже на пороге:

— Ганс!

Я обернулся и увидел, что она улыбается. — Да?

— А ведь ты ничего не терял, правда?

— Во всяком случае, не то, что ты имеешь в виду. Но уж если касаться всего остального…

Она засмеялась. Я потянул дверь на себя,

— Ганс! — Да?

Выпятив нижнюю губку, она сощурила в улыбке слегка близорукие глаза:

— Если ты пригласишь меня когда-нибудь выпить с тобой пива, Ганс, я не откажусь.

Суматоха на перроне уже затихла. Словно загнанные лошади, притащились последние поезда. Шел снег, ветер закручивал его штопором и гнал по платформе. Было холодно. Снежинки оттеняли желтизну плитки, и протоптанные пассажирами тропинки казались устланными толстым слоем ромашек. Огни вокзала терялись в ночи. Мигали семафоры.