Современный венгерский детектив
Шрифт:
— А вы ее напоили?
— Напоили. Да так, что она не только на ногах стоять, на руках не моща подняться.
— Как же звали эту кухарку?
По дороге в Иртань старший лейтенант Буриан углубился в размышления. Шофер знал, что в такие минуты мешать ему нельзя. Дорога была сухой и пыльной. Но вот вдали показались домики, и вокруг все сразу как бы ожило, зазеленело, от реки повеяло прохладой и свежестью, такой приятной после надоевшей пыли.
Таподи занимал квартиру с ванной. Пришлось подождать, пока он закончит свой туалет. Буриан сидел в плетеном кресле на террасе, выложенной разноцветной керамической
— Вероятно, вы из управления лесничества?
— Нет. Я из управления милиции.
Воцарилось глубокое молчание. Затем, словно очнувшись от оцепенения, хозяйка дома вскочила и скрылась за дверью, ведущей в ванную комнату. Оттуда донесся торопливый приглушенный шепот, и через минуту на террасу вышел высокий мужчина в белой спортивной майке. Под носом у него топорщились усы, и в самом деле похожие на кроличий хвостик, а над глазами нависали густые, лохматые брови. Надев сорочку и застегнув пуговицы, он сказал:
— К вашим услугам. Я понимаю, важное дело, если вы сегодня, в воскресенье…
— Это ваш собственный дом? — спросил Буриан. В глазах Таподи вспыхнул и тут же погас огонек.
— Да, мой. Располагайте мною. Итак, о чем пойдет речь?
— Это правда, что вы в ссоре с Гергеем Дубой? Таподи наморщил лоб, будто вспоминая о чем-то, хотя мог бы ответить, сразу, без размышлений.
— Дуба? Да, конечно! Я запомнил его благодаря этой необычной фамилии. Он разозлился на меня за то, что я купил у него лощадь по установленной цене. Спустя
некоторое время он узнал, что эта лошадь стоит дороже, ну и попытался изменить купчую.
Жена Таподи старалась прислушаться к разговору из комнаты, но, убедившись, что ничего не слышит, вышла на террасу и с независимым видом села в кресло.
— Надеюсь, я не помешаю?
— Ни в коей мере.
— Как видите, инициатором ссоры был Дуба, а не я. Именно это вас интересовало? — Супруги переглянулись. Затем Таяоди продолжал: — На меня многие
дуются, а кое-кто даже гневается из-за того, что я разбираюсь в лошадях и извлекаю из этого дела некоторый доход. У нас, венгров, сохранились еще известные предрассудки в отношении лошадей. Например — я имею в виду не себя, а все наше общество в целом,— мы брезгуем есть конину. А почему? Потому, что наши предки считали лошадь священным животным. Если пожелаете, я могу изложить вам свою систему, тем более что конъюнктура конного рынка сейчас уже резко упала.
Буриан не пожелал.
— Скажите, а муж сестры Дубы тоже был с вами в ссоре?
— Муж его сестры? Что вы имеете в виду? — Буриан никогда не поверил бы, что эти мохнатые, дремучие брови способны взлететь на лбу Таподи так высоко.— Прошу прощения, но с этой личностью я никогда не имел никаких контактов. Знаю только, что он распространял обо мне гнусные сплетни.
— Так. Ну а проволока, натянутая поперек дороги?
— Ах, да. Это было. Я мог бы подать на него в суд, но не имел прямых доказательств.
Таподи вдруг повысил голос, чуть ли не до крика.
— Поймите, наконец, до этих людей мне нет ровно ни какого дела! Никакого, слышите?
Таподи вскочил с места, весьма недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Буриан, однако, остался сидеть и холодно сказал:
— У вас есть мотоцикл, не так ли? — И после того, как Таподи утвердительно кивнул, добавил: — Я хочу осмотреть шины на колесах вашей «паннонии».
— Как вам заблагорассудится. На это вы имеете право. Только не понимаю, зачем?
— Муж сестры Дубы убит. Возле трупа обнаружены следы шин такого мотоцикла, как ваш.
Таподи побледнел, опустился на свое место
и провел рукой по лбу. По лицу его было видно, как напряженно работает его мысль. Он глубоко вздохнул.— Когда это произошло?
— Минувшей ночью.
Супруги опять переглянулись, словно решая, кому из них говорить.
— Извините,— произнесла жена Таподи,— но прошлой ночью у нас были гости. Всю ночь, до самого утра.
— Допустим, что так,— равнодушно отозвался Буриан.
— Целая компания, десять человек. Все изрядно выпили. Как видите, у нас есть десять свидетелей, которые подтвердят, что мы всю ночь…
— Допустим,— повторил Буриан.— Но вы сами только что сказали, что все они как следует выпили. А в таком состоянии вряд ли…
Супруги Таподи окончательно онемели.
— Я хотел бы знать,— неожиданно резко отчеканил Буриан,— за что именно шурин Гергея Дубы имел на вас зуб? Только отвечайте откровенно.
— Не знаю. И умоляю вас, не говорите мне «вы» таким официальным тоном. Душенька, ты не приготовила бы нам по чашке крепкого кофе? Только сейчас я почувствовал, как устал за минувшую ночь.
Женщина лениво, не спеша, поднялась с кресла, в ее движениях не было ни капли страха. Буриан невольно подумал: «На какого зверька она похожа? Красивое животное». Она вышла.
— Прошу прощения,— приглушенно сказал хозяин дома, наклонившись к Буриану,— но тут явное недоразумение. И все из-за одной женщины. Я работал тогда в государственном хозяйстве близ Кирайсаллаша. Дело было осенью. Приехал к нам из Будапешта какой-то ревизор проверять качество не то готового вина, не то молодого, что еще бродило. Закончил он свою работу, и выдался у него свободный вечерок. А какие у нас на селе развлечения, что можно предложить? Ничего. Сидели-сидели втроем, пили вино без закуски — надоело, карты тоже наскучили. «Надо бы женщин раздобыть»,— говорит ревизор, а сам уже сильно навеселе. Что ж, послали мы ночного сторожа, дядюшку Андраша, за одной молоденькой кухаркой. Она в госхозной столовой работала. Я тоже к этому времени изрядно напился. Приказали мы ей бутерброды делать, а сами думаем: напоим-ка девицу допьяна. Угощали коньяком, дальше больше. Что еще сказать? Напоили ее так, что она не только на ногах стоять, на руках не могла подняться.
— А дальше все пошло как по маслу?
— Не совсем. Она била ногами, кусалась, царапалась. Но нас было трое, четвертый коньяк.
Прежде чем Буриан успел задать следующий вопрос, вошла супруга Таподи с кофейником и чашками на подносе. Таподи знаком своих поистине выдающихся бровей попросил собеседника воздержаться от предыдущей темы в ее присутствии и как ни в нем не бывало продолжал разговор о лошадиных торгах.
— Видите ли, я досконально изучил все родословные лучших призовых лошадей нашей страны. И что еще более важно, легко могу определить у любой лошади те или иные признаки ее породности. И племя, и завод, и клейма, все на память. И представьте, теперь, когда в нашем хозяйстве лошади постепенно вытесняются машинами, я вдруг смог применить свои познания в таком деле, которое раньше считал абсурдом. Правда, подумывал я об этом и прежде. Но в два миллиона крестьянских дворов, имевших лошадей, так запросто не заглянешь. А вот когда их табунами погнали на ярмарочные торги, на продажу, кое-что сообразить стало можно. Да, признаюсь,— с видом торжества вздохнул Таподи, отхлебывая из чашки ароматный кофе,— захватила меня тогда эта страсть к лошадям, решил я сколотить отличный табун, если не для себя, так для госхоза. Доложил начальству, а мне в ответ: «Что лошади? Где вы живете, Таподи, на луне или на земле? Это не наш профиль». Но я не сдался, стал покупать на свои кровные деньги одну за другой заезженных кляч. Поднял их па ноги, откормил, выходил, вылощил, а потом, месяца три-четыре спустя, так сказать, на блюдечке с голубой каемочкой поднес их