Современный югославский детектив

— Шеф, — донеслось до меня словно издалека. Затем голос, сопровождаемый потряхиванием правого — или левого? — плеча, стал громче. С трудом я открыл один глаз и встретился со взглядом секретарши. Ее лицо едва не касалось моего.

— Кэт, ну как вы можете?!

— Шеф!..

— Замолчите!

— Шеф, там…

Голос ее дрожал процентов на тридцать от страха.

— Что случилось?

— Там!..

— Что–то пропало?

— Ничего не пропало! Наоборот… Кое–что лишнее!

— Ох!

— Шеф!

— Ну что лишнее?

— Палец! Палец ноги!

Я снова закрыл глаз.

— Кэт, я не люблю глупых шуток!

Моя секретарша не сдавалась.

— Его схватила собака… Грызет и тащит… Ой, не могу этого видеть!

— Кого? Кого схватила собака?

— Палец!

Я засмеялся, не открывая глаз.

— Ну и что? Пусть ее прогонят… эту собаку! Или еще проще… пусть уберут ногу! Из–за этого вам не следовало бы меня…

— Не прогонят… Я не думаю, что это можно сделать… убрать ногу! Такие не в состоянии шевелить ногой или отгонять собак! Ведь это труп!

II

В вышине парил рекламный шар, призывающий нас усладить свою жизнь освежающими конфетами «Унифрикс», из транзистора ревел Элвис Пресли, какой–то малец во всю глотку звал маму, а моя секретарша поминала покойника.

— Там, — указывал ее палец, из–за чего во мне опять пробудилась тетушка Полли… Кэт не задумывалась о тетушке Полли. Для нее важнее был покойник и какая–то собака, возившаяся с чьим–то пальцем.

Я вскочил и водрузил на нос очки. Затем посмотрел в направлении, куда неприлично указывал палец моей секретарши. И похолодел, невзирая на палящее солнце.

Псина, по всей вероятности жившая под покровительством Лиги Наций, поскольку в ней соединилось по меньшей мере с десяток пород, остервенело тащила из песка палец с красным ногтем. При этом она фыркала, урчала и махала хвостом.

Я оглядел находившихся поблизости людей, особенно тех, кто сидел, лежал или стоял рядом с местом, где орудовал бесстрашный четвероногий, но никто не обращал на собаку никакого внимания. Ближайший к ней дебелый колосс в псевдоморской белой фуражке, надвинутой на левое ухо, сидел спиной к месту происшествия, создавая псине даже приятную прохладу. Увлеченный игрой на губной гармонике, которую огромными ручищами затолкал в пасть, обросшую усами и бородой, он не замечал происходящей возле него драмы. Остальные несколько тысяч отдыхающих развлекались каждый на свой лад или бессмысленно таращились в пустоту, равнодушные ко всему, что их не касалось.

Палец, с которым возилась собака, по–видимому, не принадлежал никому из окружающих. Палец был частью ноги, а нога — частью тела, засыпанного песком. Владелец пальца не реагировал на постоянные укусы агрессора и удары, которые наносила ему собачонка то правой, то левой лапой. Все говорило о том, что кусок мяса, прикрытый загорелой кожей и украшенный ярким ногтем, принадлежал кому–то, относящемуся к категории усопших. Иначе говоря — трупу.

— Я же говорила вам, что там труп! — шептала мне на ухо Кэт, судорожно впившись ногтями в мою ладонь.

Я не люблю, когда мне мешают размышлять, и еще меньше, когда навязывают выводы, к которым я прихожу самостоятельно с помощью научных методов дедукции.

— Знаю! Нечего трубить об этом всему свету! — отрезал я мрачно.

Кэт посмотрела на меня с удивлением.

— Неужели мы оставим это при себе?

— Что? Палец?

Она презрительно скривилась, что испортило ее вздернутый носик.

— Тайну! — пояснила она.

— Какую тайну?

Она указала на собачонку, которая дважды воинственно тявкнула и, вытянув хвостик, сделала стойку, вне всякого сомнения возмущенная человеческим экстремизмом.

— Папа, ну чего она так лает? — захныкал ребенок без каких–либо признаков одежды и прильнул к музыкально одаренному моряку. Тот немедленно отложил или проглотил — отсюда не было видно — свою гармонику.

— Кто, Росамунда?

— Собака… та… противная, большая, нехорошая! Я ее боюсь!

Росамунда забралась на колени к отцу, а он повернул голову, чтобы увидеть, о какой зверюге идет речь.

— Она укусит меня… — капризничала девочка, начав всхлипывать. — Прогони ее!

Заботливый отец цыкнул на собаку и угрожающе замахнулся. Но это ее нимало не смутило. Занятая пальцем, псина зарычала.

— Видишь, собачка кушает, — объяснил моряк дочери. — У нее тоже есть папочка, она не будет тебя кусать… конечно, если ты будешь хорошей, не станешь сердить папочку и мамочку и всегда будешь кушать супчик!

Ребенок все это пообещал, и моряк снова взялся за гармонику. Агрессивная собачонка была забыта. Все прочие окружающие даже внимания не обратили на драму, происходящую на Лонг–Айленде.

— Нужно сообщить в полицию! — пришел я к выводу.

— Вам, прославленному детективу?! — Кэт с удивлением посмотрела на меня. — Владельцу знаменитого агентства «Фиат–люкс» обращаться за помощью в полицию?!

— Что вы хотите от меня? Чтобы я арестовал кого–то из этих голопузых? Посмотрите, сколько их! По меньшей мере миллион!

— Хорошо, хорошо, — пошла на попятную Кэт. — И все–таки надо хотя бы идентифицировать жертву. Узнать, когда убита, как, чем! Для начала ее необходимо откопать! Не привлекая внимания, чтобы никто не видел!

Я рассмеялся и привлек внимание раскосой красотки в сине–желтом купальнике, облегавшем мелковатое, зато ладно скроенное тело и маленькие грушеподобные груди. Наши взгляды встретились, но, к сожалению, ненадолго. Я вернулся к своей секретарше.

— Здесь, на виду сотен тысяч людей? Незаметно, говорите? Смешно!

Кэт была не из тех, кто отступает.

— Вы же видите, мы здесь словно в пустыне, совсем одни. Чем их больше, тем меньше их касается происходящее вокруг. Кроме того…

Я скривился, однако на этот раз из–за того, что какой–то парень, ловя мяч, наступил на меня.

— Или, может быть, вы предпочитаете отдать славу сержанту Клею из Отдела по расследованию убийств?

Почему это люди выставляют полицию на первый план? А этот сержант Клей?! Я ничего против него не имею, уважаю его, хм, так сказать… ничего плохого о нем не думаю, даже считаю, что он достиг определенного успеха, хотя — об этом следует помнить — почти всегда, нет, всегда!.. благодаря мне и моему искусству… Иногда кое–чему он и мешает, вот… мне, например… Иногда бывает полезен… Однако не знаю, откуда у него такая репутация, почему о нем говорят как об удачливом полицейском, способном разобраться в любом деле, которое ему доверят, хотя бы с этим пальцем. Ведь он вовсе не сверхчеловек, а обычный полицейский сержант, исполняющий свои обязанности, за что и получает жалованье, причем, ей–богу, из нашего кармана, налогоплательщиков!