"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Кое-что можно продать на аукционе, через Интернет, – радостно сообщает она.
Я беру древнюю теннисную ракетку и замахиваюсь на нее.
– Это для коллекционеров, – защищаясь, заявляет она и отбирает добычу.
Среди этой рухляди я вдруг замечаю совершенно очаровательный серебряный браслет с брелоками. Изящная цепочка с замком в виде сердечек. Шесть брелоков свисают на равных промежутках между звеньями. Первый – в виде крошечного веера. В раскрытом виде с одной стороны можно прочесть выгравированное слово «Espana», а с другой «Malaga». Второй брелок сделан в виде уэльского дракона, третий – в форме прялки, четвертый – розы, пятый – ладьи викингов, как ее рисуют дети, а шестой – в виде гондолы. Совсем маленькой и вместе с тем идеально выполненной, с гондольером и сидящей на корме, взявшись за руки, влюбленной парочкой.
– А что, Моника сказала, что и это можно забрать?
– Ага.
Элла покончила с кашей и теперь роется в холодильнике.
Я поднимаю браслет повыше:
– Элла, а она точно видела его?
– Да. Я же сказала! – В углу ее рта торчит соломинка для сока. – Дашь нам денежек на чипсы? – спрашивает она.
Я ощупываю прохладные серебряные брелоки.
– Возьми сама в кошельке. В моей сумочке возле двери. Возьми, чтоб хватило и поужинать на двоих. И на напитки тоже.
Нащупываю гондолу. Провожу пальцем по килю.
– А дома будем что-нибудь есть? – спрашивает Дейзи, наливая в миску воду для Мерфи. – Тебе что-нибудь принести?
Я качаю головой:
– Спасибо, я не буду. Что-то не хочется.
Вспоминаю про испорченный завтрак, про то, что говорил Эд, и к чему это привело. К горлу подкатывает комок. И вместе с тем нарастает злость. И глаза сами собой наполняются слезами.
За девочками с шумом захлопывается дверь, и я сажусь, совершенно обессиленная, ошеломленная сегодняшним поворотом событий. Хочется плакать, но я знаю, стоит мне только начать, и будет уже не остановиться, так что придется подождать, когда дочки лягут спать. Хотя Пол отсутствует, тень его чудится всюду, в каждом углу. Возле двери стоят его башмаки, возле умывальника бритвенные принадлежности, рядом со стулом книжка, которую он читал, с закладкой посередине. Мерфи слоняется по всему дому, ищет его и не может найти. Идет к нему в кабинет, снова выходит, поднимается наверх, в нашу спальню, снова вниз, на кухню. Наконец устраивается на коврике перед входной дверью и кладет морду на лапы.
Я держу браслет на коленях. Он все еще не дает мне покоя, буквально изводит. Откуда я его помню? Постепенно погружаюсь в дремоту, и, как ни странно, меня это успокаивает, я попадаю в чарующую область между сном и явью, где передо мной плывут и застывают, словно картинки на кинопленке, бессвязные мысли. Я успокаиваюсь еще больше, веки тяжелеют, как свинец, и я скитаюсь среди обрывков воспоминаний: вот наши девочки в младенческом возрасте, пухлые розовые щечки, толстые щиколотки, ноготочки – как розовые перламутровые раковинки; вот выходные в Нью-Йорке, Пол держит меня за руку, и мы прыгаем по Сорок второй улице через лужи то с тротуара, то на тротуар, опаздывая в театр; вот Юан сидит напротив меня в детской коляске, и Мо рассказывает нам, что мои глаза зеленые, как трава, а его глаза синие, как небо; вот мы с Эллой, выигрываем трехногий бег матери и дочери, обнимаемся, весело смеемся.
Далеко в прошлое уходят воспоминания, снова возвращаются обратно, и наконец этот поток приносит меня туда, куда мне надо. Вот оно, надо только крепче ухватиться… Глаза мои внезапно открываются. Я гляжу на браслет, лежащий на коленях. Кладу на ладонь. Сердце бухает как сумасшедшее, потом вдруг вообще останавливается. Я отчетливо помню, где видела его прежде.
Апрель 1987 года
Медовый месяц мы с Полом проводим на побережье Новой Англии. Обосновались на полуострове Кейп-Код, где погода для нас в самый раз. Каждый день одна и та же благодать – яркое солнце и легкий ветерок. Лучше не бывает. Мы подолгу гуляем по песчаным берегам, ездим на велосипедах по проселочным дорогам и тропинкам, посещаем множество маяков, стоящих, как часовые на страже, по всему побережью. В первый же вечер находим прибрежный ресторанчик, который сразу становится нашим любимым. Здесь подают блюда из морепродуктов, тут и треска, и морской гребешок, и лобстеры, и множество разных моллюсков, закутанных в морскую траву, запеченных на пару в ямах с горящим древесным углем и поданных с красным, накрытым влажной марлей жареным картофелем.
Мы много разговариваем, шутим и смеемся, каждое утро и каждый
вечер занимаемся любовью. Сначала я очень стесняюсь, мне страшно освободить растущее во всем теле напряжение, я машинально подавляю его, но довольно скоро это проходит, организм пробуждается и раскрывается навстречу ему. Я то и дело трогаю его, щупаю, не могу удержаться, везде, где только можно. Мы с ним все время вместе. Например, едем на велосипедах на почту, он заходит, а я сторожу велосипеды. И уже через минуту не могу без него, изнываю, сама не своя. Он выходит, и я вцепляюсь в него, целую, причем долго, пока не проходит это состояние, пока я не успокаиваюсь. Ах, как мне хочется, чтобы наш медовый месяц длился вечно. Хочется остановить каждое мгновение, чтобы оно застыло, как желе, а самой забраться внутрь и любоваться им, вновь оживить ощущение полноты, когда кажется, что исполняются все желания, а ошибок прошлого словно никогда не существовало.Нам очень нравится жить в Бостоне. У нас дом в пригороде, с садом и огородом. Пол занимается своими исследованиями в государственном университете с профессором Баттеруортом, у нас есть свой круг друзей, некоторые из них, как и мы, европейцы. Не проходит и года, как я поступаю в художественный колледж: начинает воплощаться в жизнь моя мечта стать живописцем.
Через четыре года семейной жизни мы начинаем предпринимать шаги, чтобы у нас родился ребенок. Теперь каждая ночь любви обретает особое значение: вот оно, это будет наш ребенок, в котором сольется частичка каждого из нас и возникнет совершенно новое, удивительное существо, новый человек. Первый месяц ничего не выходит, на второй месяц у меня задержка на две недели. Вдруг среди ночи я просыпаюсь, меня тошнит, у меня приступ рвоты. Звоню одной из замужних знакомых, она ведет меня к гинекологу. Я беременна, я вне себя от радости, неужели это действительно так, просто невероятно, я беременна!
Сообщаю об этом Полу, и он тут же падает на колени и обнимает меня, благоговейно гладит живот, а я хихикаю от щекотки. Пол – идеальный образец будущего отца. Первые три месяца регулярно утром и вечером у меня приступ рвоты. Пол носит мне в постель сухое печенье и некрепкий чай. Ходит по магазинам и готовит еду. Сопровождает меня, когда я в первый раз иду делать УЗИ.
– Ну и ну! – говорит врач, глядя то на меня, то на него.
С застывшими на губах улыбками мы ждем, не знаем, стоит ли улыбаться еще шире или наоборот.
– Ну вы, ребята, даете! Слышу, бьется сердечко, а потом, господи, другое! Не одно, а два, понимаете?!
– Близнецы, что ли?
Мы переглядываемся, потом смеемся, ну никак не удержаться, все еще не верим своим ушам: неужто правда? Потрясающе! Какая удивительная, какая радостная для нас новость!
Быть беременной для меня одно удовольствие. Такое чувство, будто я высиживаю некое чудо, даже два сразу. Я часами готова сидеть, пытаясь представить, какие они у нас будут, как будут выглядеть, как будут улыбаться и смеяться, как я стану прислушиваться к их дыханию. А когда они начинают во мне шевелиться, такое ощущение, будто бабочка крыльями машет, но проходит месяц, два, их движения становятся энергичней, это уже настоящие пинки, я даже икаю при этом, а растущий живот буквально сотрясается от ударов.
Но вот они рождаются. Дейзи и Элла. Проходит совсем немного времени, и я вижу, насколько они разные.
У Дейзи пухлые розовые щечки, просто кровь с молоком, и с ней мне удивительно легко. Она всем довольна. Взрослеть не торопится. Внимательно наблюдает за Эллой и учится на ее ошибках. Не она вечно стукается головкой о край журнального столика, не она ломает запястье, упав с куста бузины.
Элла – настоящая кошка. Требует внимания к каждому своему слову, видно, что она – хозяйка своей судьбы. Везде и всегда хочет быть первой. Раньше сестры начинает улыбаться, первая учится ползать, потом ходить. Первое ее слово – «папа», потом – «бака», то есть «собака».
– Знаешь, что я думаю? – говорю я Полу. – У нас должно быть шесть детей, не меньше. И жить мы должны в деревне. Где-нибудь на ферме, где есть куры, козы и…
Он только что вернулся домой и целует меня, чтобы я успокоилась.
– Ну-ну! Я с тобой согласен, конечно. Правда, есть одно «но». Мне пора подавать на профессуру. И еще кое-что…
– Что?
Я помогаю ему снять пиджак и вешаю его на спинку стула.
– Открывается вакансия, и ты знаешь где? В Сент-Эндрюсе! – Он берет меня за руку. – Ты бы не хотела обратно домой?