"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Она сказала «жизнь за жизнь», — лепечу я.

— Но почему, ведь вы сделали все, о чем она просила?

— Она еще сказала, будто я ее подставила.

Он отпускает мою руку и берет чемоданы.

— Нужно срочно достать номер «Эдинбургского курьера».

Несколько ярдов до киоска, вокруг которого слоняются, разглядывая обложки журналов, какие-то люди, мы преодолеваем бегом. Газеты лежат стопкой на нижней полке, и Шон хватает одну из них. На пятой странице моя большая фотография, я улыбаюсь, а заголовок гласит: «Хороший врач должен стремиться стать еще лучше». Вдвоем читаем первый абзац: «Оливия Сомерс, совсем недавно удостоенная награды „Женщина города“, признается, что она такой же человек, как мы с вами. Как и у всех, у нее в жизни бывали серьезные ошибки. Но в отличие от многих из нас, Оливия Сомерс способна не только признавать свои ошибки, но и учиться на них».

— Черт, — едва слышно бормочет Шон. — Да это не интервью, это какой-то панегирик.

Легкие мои будто обмотаны колючей проволокой, страшно вздохнуть, боюсь, колючки изорвут их в клочки. О, я прекрасно понимаю, что почувствовала Кирсти, прочитав такое. Еще тогда, выбегая из ресторана, она была на грани истерики, а теперь эта статья совсем доконала бедняжку.

— Идем.

Шон чуть не бежит к выходу, я едва успеваю за ним, лавируя в толпе, заполнившей зал прибытия. Оказавшись на улице, он выставляет чемодан вперед, и, несмотря на довольно плотное движение, мы пулей перебегаем дорогу. Его машина совсем недалеко, мы влезаем в нее, и, не успеваю я что-либо сообразить, он включает полицейскую сирену и срывается с места. Сердце бьется еще сильнее, но приходится закусить губу и терпеть.

— Пристегнитесь, — кричит Шон, с визгом выворачивая со стоянки. — И позвоните Марку Кэмпбеллу, может, ему что-то известно.

Накидываю ремень, начинаю возиться с мобильником. Номер Марка у меня в телефоне есть, но найти его удается не сразу, проходит чуть не вечность, пальцы дрожат, я то и дело нажимаю не туда. Шон мчится с бешеной скоростью, мне страшно, но автомобили впереди притормаживают и расступаются, давая нам дорогу. Наконец нахожу номер Марка, но у него аппарат тоже отключен.

— У Марка отключено, — растерянно говорю я.

— Может быть, он с ними, — предполагает Шон. — Не волнуйтесь, минут через десять будем на месте. Она этого не ожидает.

Эта мысль меня греет, я немного оживаю. Шон тянется к держателю на приборной доске, берет рацию, соединяется с полицейским участком в районе Саут-Куинферри.

— Двое, возможно, трое или четверо молодых людей, — кричит он, а другой рукой крутит баранку, вылетая по развязке на трассу. — Едут в машине к мосту или идут по нему пешком. Мы уже недалеко, я не хочу, чтобы они знали о нашем приближении, подъедем поближе, я выключу сирену. Я в черном «БМВ-5». — Он передает номер своей машины. — Остановлюсь сразу у въезда на мост. Встречайте.

Вдали на фоне неба уже видна металлическая опора моста довольно изящной конструкции: от вершины, изгибаясь дугой к центру, отходят два троса. Движение по мосту четырехполосное, по две полосы в каждую сторону, по бокам велосипедные и пешеходные дорожки и мостки, можно переходить с одной стороны моста на другую и любоваться прекрасным видом на залив Фёрт-оф-Форт, перерезающий восточную часть Шотландии и разделяющий район Куинсферри на северную и южную части.

День только что закончился, значит пробка не пробка, но ехать придется медленно. Шон выключил сирену, однако все равно обгоняет всех подряд, и легковушки, и тяжелые грузовики, мигалка по-прежнему работает, предупреждая встречный транспорт.

Сейчас дорога каждая секунда. В любой миг мой сын может оказаться в смертельной опасности.

«Господи, — молюсь я, — сделай так, чтобы он остался жив».

Уж я-то знаю, как близко вокруг каждого из нас ходит смерть. Я повидала всякое, видела, как умирают люди, неожиданно, ни с того ни с сего, в одно мгновение, в несколько секунд, не успеешь глазом моргнуть, не то что приготовить чашку чаю.

Навстречу мчится машина, неистово сигналит, от страха я вздрагиваю и вжимаюсь в кресло. Но Шон и бровью не ведет, вклинивается в щелку между автомобилями. Сжавшись в комок, я жду, что у нас сорвет боковые зеркала. Доля секунды — ох, с души словно камень свалился, — и автомобили проскакивают, не задевая друг друга. Слава богу, зеркала оказались на разных уровнях, иначе разлетелись бы вдребезги.

В голове мелькают картины одна страшней другой: вот Кирсти пытается столкнуть Робби с моста, перекинуть через перила, вот она угрожает ему ножом… Вот снова хитростью травит наркотиком. Может, она просто запугивает меня и не стоит так нервничать. Сейчас приедем и увидим, что Кирсти вообще там нет, поговорила со мной и сразу удрала.

Тогда почему телефоны Марка и Робби выключены?

И что значат последние слова Кирсти: «жизнь за жизнь»?

Она ведь успела всем доказать, как ловко играет на опережение.

Статья в «Эдинбургском курьере» должна была положить конец этой истории, Кирсти обещала больше не мстить мне, но все вышло наоборот, ситуация усугубилась, стала критической. Проклинаю себя за то, что не попросила Кэрис перед публикацией показать текст, но мне ведь и в голову тогда не пришло, что его напечатают так быстро, и я никак не ожидала, что журналист перевернет все с ног на голову.

«И зачем только меня понесло в Ирландию. Сидела бы себе в Эдинбурге, заперлась бы в доме с детьми и носу не высовывала».

— Вы же не знали, что случится такое! — кричит Шон.

Кажется, я проговорила последние слова вслух… Нет, конечно, он просто угадал по моему лицу, что я виню во всем только себя.

— Мы почти на месте. Она не успеет ничего сделать. Не волнуйтесь.

Не хватает смелости спросить, как он думает, что Кирсти намерена делать. Вдруг его предположения еще страшней моих. Изо всех сил стараюсь не выдать чувств, хотя самой, по правде говоря, волком выть хочется.

Факты обычно меня успокаивают, даже подбадривают, но про этот мост лучше было бы знать поменьше. Лет пять назад у Фила была пациентка, страдавшая повышенным маниакальным синдромом, она непрерывно, без остановки сыпала разными фактами и цифрами. Фил приходил домой с работы и рассказывал, что в тот день мучило ее и не давало покоя. И однажды она выдала ему статистику, связанную как раз с этим мостом (построен в 1964 году, длина два с половиной километра и т. д.), но больше всего я запомнила данные о самоубийствах. Каждый год с моста прыгает в среднем двадцать человек, и за все годы со дня постройки из них не погибли только трое. Упасть на воду с высоты более сотни метров все равно что шмякнуться на бетонный тротуар. И пусть всех подбирали проходящие мимо корабли или лодки, от полученных повреждений люди неизбежно умирали.

Шон останавливает машину прямо перед въездом на мост, и мы выходим. Мимо нас мчится самый разный транспорт. В ушах стоит непрерывный шум моторов, от выхлопных газов трудно дышать. Чтобы заслониться от солнца, подношу ладонь козырьком ко лбу, хочу увидеть, что происходит на мосту; рядом останавливается еще одна машина, из нее выходят двое полицейских в форме.

— По нашей стороне идут четверо, в ту сторону, — кричит один из них, в глазах его тревога. — Сотни две метров отсюда. — Он протягивает Шону бинокль. — Гляньте, может, кого узнаете.

Шон смотрит, но совсем недолго, передает бинокль мне.

— Кажется, там Кирсти, а с ней Робби, Марк и Тесс.

Прижимаю бинокль к глазам. Несколько секунд навожу резкость, наконец получается. Рассмотреть, кто там, мне хватает мгновения, руки дрожат, и я опускаю бинокль.

— Да, это они, — говорю я, едва шевеля языком и пытаясь осмыслить увиденное.

Мальчики идут в нескольких шагах впереди девочек, Марк оглядывается и смотрит на Кирсти. Он явно чем-то напуган. Лица Робби рассмотреть не успела. Да, еще Тесс шагает, прижавшись к Кирсти, будто девочки крепко связаны веревкой.