"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
— Ты помнишь Марию?
— Марию? Погоди… Нет, что-то не припоминаю.
— Ну, ту девчонку, с которой я гулял перед тем, как жениться на Дельфине.
— А, да! — вспоминает Вильям с улыбкой. — Я был еще мальчишкой, но помню… Та еще штучка!
— Это точно!
— Почему ты заговорил о ней?
— Не знаю. Просто подумал о ней.
Вильям вытаращил глаза:
— Как ты можешь думать о бабе, которая вешалась на тебя двадцать лет назад, когда мы в таком дерьме?
— Только так можно выжить в тюрьме, братишка. Думая
Вильям почувствовал, что каменеет от холода.
Лишиться рассудка перед тем, как умереть. Вот и вся программа.
— Конечно, ты прав. А я могу думать только об одном — об этой чертовой веревке! И еще о своем желудке.
— Забудь о своем желудке, — посоветовал Рафаэль. — Думай о чем-нибудь хорошем. О чем-то добром, приятном…
Вильям попытался сосредоточиться, чтобы не зацикливаться на веревке. На боли и безнадеге. На неизбежной смерти.
— Ну что, о чем думаешь? — спросил Рафаэль через минуту.
— О Матильде…
— Сожалеешь?
— Нет. Ну… Иногда я говорю себе, что не сумел убедить ее пойти за мной.
Они снова замолчали.
До тех пор, пока Рафаэль не задал снова тот же вопрос:
— А сейчас о чем ты думаешь?
— Ты издеваешься?
— Давай говори…
— Я думаю о маме.
— Я думал о ней всю ночь, — признался старший брат с грустной улыбкой.
Вильям повернул голову к окну. В блеске его глаз отразился сероватый свет только что начавшегося дня.
Нового дня в аду.
Джессика снова тщетно потянула цепь, но ей никак не удавалось заглянуть внутрь ванной комнаты.
Задыхаясь от тревоги, она спрашивала себя, что там могло случиться. Она слышала, как Орели кричала, когда была в душе, а потом… потом ничего.
Она видела побледневшую Сандру, которая вышла из комнаты, не проронив ни звука.
— Орели? Ты меня слышишь?
Она понапрасну потратила силы, понимая, что Орели больше ничего не скажет.
Просто потому, что она больше не может говорить.
Она может только плакать и кричать.
Только вот тишина по-прежнему оглушала.
Наверное, Орели сопротивлялась и эта отвратительная женщина ударила ее и оставила без сознания в ванной комнате.
— Оре? Очнись! Она там тебя привязала, да?
Джессика села на кровати и принялась массировать саднящее запястье. Проклятые наручники! Она стала раскачиваться взад и вперед, принялась грызть ноготь, пока не обгрызла его до мяса.
— Ты знаешь, Оре, я сама на себя зла за вчерашнее… Но я не думала, что этот псих возьмется за тебя! Ты должна была мне рассказать, что он с тобой сделал… Может быть, тебе станет легче, подумай. Нам нельзя ссориться, потому что… потому что, я думаю, ему только этого и нужно, этому старому козлу.
Ты согласна? Если бы ты знала, как мне страшно, блин… Тебе тоже страшно, Оре?Она напрягла слух, надеясь на ответ, но его не последовало.
Его уже никогда не будет.
— Скажи мне, что тебе тоже страшно! — взмолилась Джессика тихим голосом.
— Что случилось, радость моя? — спросил Патрик.
Сандра стояла у входа на кухню, где он завтракал. Он наконец удостоил ее поворота головы и увидел лицо жены. Искаженное чувством страха.
— Что такое? — спокойно повторил Патрик.
— Она мертва.
Папочка вытер рот салфеткой и свернул ее вшестеро, прежде чем положить рядом со своей чашкой кофе.
— Кто мертв?
Его голос был холоднее льда на замерзшем пруду. Сандра спрятала руки за спиной.
Свои дрожащие руки.
— Орели.
— Она была мертва, когда ты вошла в комнату?
Теперь он уставился ей прямо в глаза. Солгать было невозможно.
— Нет.
— В таком случае как она умерла?
— Я… Она…
— Не спеши, родная. Не спеши.
— Она сопротивлялась в душе и напала на меня… Я ее оттолкнула, и она сломала себе шею о край ванны.
Патрик подошел к Сандре, положил руку ей на плечо:
— То есть это ты ее убила?
Сандра почти не могла говорить, ее душил неведомый ужас.
— Я не нарочно! Она словно обезумела, она меня укусила!
Она немного задрала рукав футболки, чтобы показать ему следы нападения.
Чтобы доказать, что ей пришлось защищаться. Но он даже не посмотрел на ее рану, а продолжил глядеть ей прямо в глаза.
— Я спрашиваю тебя не об этом. Я спрашиваю тебя, это ты ее убила?
Он всегда изъяснялся с олимпийским спокойствием. Но Сандра различила первые признаки ярости. Легкий тик, подергивание левого века.
— Да, — шепотом созналась Сандра.
— А я просил тебя об этом? — продолжал папочка.
— Нет. Мне… так жаль.
— Тебе жаль? — Патрик убрал руку и вернулся к своему завтраку. — А почему ты мне раньше об этом не сказала?
— Я… я пошла к лошадям, — пролепетала она.
Она довольно долго пробыла в конюшне, рядом со своими верными животными. С теми, кто так хорошо чувствовал ее тоску. С теми, кто так умел подбодрить ее.
Она оставалась там добрый час, достаточно, чтобы набраться сил и признать свою вину.
— Я должна идти, — добавила она.
— Куда это? — поинтересовался Патрик, делая глоток кофе.
— На работу.
— Ты не пойдешь. Не сегодня.
— Но…
Он снова повернул к ней голову:
— Я сказал, что ты не пойдешь. Это понятно?
— Почему?
Патрик поставил чашку на стол, подошел к ней:
— Потому что ты не в том состоянии. Я не хочу, чтобы тебя видели такой в деревне…
— Какой «такой»? — удивилась она.
Она получила удар кулаком в лицо и упала к его ногам.