Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Совсем другое время (сборник)
Шрифт:

Критику работы А.Я.Петрова-Похабника Кваша начал с подробностей биографии ее автора. Как удалось установить Кваше, до эвакуации из Крыма Петров-Похабник А.Я. во вверенной генералу армии значился на должности конюха, [70] впоследствии же, переехав из Константинополя в Чехию, жил переписыванием набело работ Пражского лингвистического кружка. Втянувшись в процесс переписывания, Петров-Похабник и сам не заметил, как написал свою первую статью по актуальному членению предложения, чем вызвал неподдельное изумление Р.О.Якобсона. Вследствие откровенно соссюровского понимания проблем синхронии и диахронии Петров-Похабник в начале тридцатых годов был вынужден кружок покинуть. Члены кружка были бы готовы простить ему всё что угодно – только не следование Фердинанду де Соссюру.

70

Этим обстоятельством, по мнению исследователя, могло объясняться как ревнивое отношение А.Я.Петрова-Похабника к генеральским беседам с лошадьми, так и его очевидная нелюбовь к железнодорожному транспорту.

Именно в этот период, переписывая набело сборник статей Феноменология

юродства, бывший конюх готовит и сдает в него свою работу о генерале. Человек, без остатка отдававший себя материалу, в какой-то момент А.Я.Петров-Похабник и сам стал понемногу юродствовать. В любое время года – и об этом в Праге вспоминают до сих пор – он ходил по улицам босиком, шокируя прохожих заявлениями о том, что подлинно научных исследований по юродству до него просто не было. Иногда бросал камни в окна Пражского лингвистического кружка.

Основная претензия Кваши к своему предшественнику состояла, как ни странно, в непонимании феноменологии юродства. Увлечение последнего внешними атрибутами юродивых (сказавшееся, среди прочего, в проклятиях, посылавшихся А.Я.Петровым-Похабником своим оппонентам) не позволило ему проникнуть в суть этого явления по-настоящему. Сосредоточившись на эксцентрической стороне дела, Петров-Похабник, с точки зрения Кваши, не разглядел в юродстве самого главного – его духовного смысла.

Этому сопутствовало недопонимание пражским исследователем некоторых церковнославянских текстов. В конце концов, заметил безжалостный Кваша, прежний род занятий Петрова-Похабника не предполагал его знакомства с церковнославянским языком. Сам Кваша знал этот язык в совершенстве, что позволило ему не только свободно цитировать церковнославянские тексты, но и вполне их понимать. Кратко коснувшись истории изучения юродства в целом, [71] Кваша призвал к расстановке правильных акцентов и перешел к рассмотрению проблемы применительно к генералу.

71

См.: Прыжов И.Г. Сказания о кончине и погребении московских юродивых. М., 1862; Аристов Н. Симбирские юродивые // Исторический вестник. 1880. Т. 1. Ноябрь. С. 566–575; Тихомиров Е. Юродивые Христа ради и их благотворная для общества деятельность // Душеполезное чтение. 1884. Сентябрь. С. 98–114; Сергий, архиеп. Святый Андрей Христа ради юродивый и праздник Покрова Пресвятыя Богородицы. СПб., 1898; Ковалевский Иоанн, свящ. Юродство о Христе или Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви: Исторический очерк и жития сих подвижников благочестия. М., 1895 (книга неоднократно переиздавалась в России и за рубежом; см.: М., 1900; М., 1902 (репринт: М., 1992); Scarborough, 1984; М., 2000; и др.); Кузнецов Иоанн, протоиерей. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради [юродивые], московские чудотворцы: Историко-агиографическое исследование // Записки Московского археологического института. М., 1910. Т. 8; Алексий (Кузнецов), иеромонах. Юродство и столпничество: Религиозно-психологическое, моральное и социальное исследование. СПб., 1913 (репринт: М., 2000); Федотов Г.П. Святые Древней Руси. Париж, 1931 (переизд.: М., 1990). С. 198–209; Иоанн (Кологривов), иеромонах. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961. С. 239–250; Будовниц И.У. Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. Сборник статей. М., 1964. Т. 12. С. 170–195; Лихачев Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1976. С. 91–183 (раздел о юродстве «Смех как зрелище» написан А. М. Панченко); Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси // Вопросы литературы. 1977. № 3. С. 148–166; Thompson E. 1) Russian Holy Fools and Shama-nizm // American Contribution to the VIII International Congress of Slavists. Columbus, 1978. P. 691–706; 2) Understanding Russia. The Holy Fool in Russian Culture. Lanham, 1987; Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 72–153 (раздел о юродстве написан А. М. Панченко); Сабирова Л.М. Житие Василия Блаженного – памятник древнерусской агиографии XVI века (Проблемы текстологии и литературной истории произведения): Автореф. дисс… канд. филол. наук. СПб., 1992; Иванов В.В. Безобразие красоты. Достоевский и русское юродство. Петрозаводск, 1993; Иванов С.А. 1) Византийское юродство. М., 1994; 2) Блаженные похабы: Культурная история юродства. М., 2005 (Studia historica); Ivanov S.A. From “Secret Servants of God” to “Fools for Christ’s Sake” in Byzantine Hagiography // Византийский Временник. 1998. Т. 55 (80), ч. 2. С. 188–198; Pyykko R. Yurodivye as a Russian Cultural Phenomenon // Laughter Down the Centuries / Ed. by S.Jakel, A.Timonen. Turku, 1995. Vol. 2. P. 207–221; Недоспасова Т.А. Русское юродство XI–XVI вв. М., 1997; Рыков Ю.Д. Неизвестный старообрядческий писатель XIX в. Петр Юродивый и его эсхатологические сочинения // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.): Сб. науч. трудов / Отв. ред. и сост. Е.М.Юхименко. М., 1999. С. 149–189; Молдован А.М. Житие Андрея Юродивого в славянской письменности. М., 2000; Лавров А.С. Юродство и «регулярное государство» (конец XVII – первая половина XVIII в.) // Труды Отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). СПб., 2001. Т. 52. С. 432–447; Понырко Н.В. Автор стихов покаянных и распевщик юродивый Стефан // ТОДРЛ. СПб., 2003. Т. 54. С. 220–230; Русские юродивые и блаженные: Справочно-биографическое издание / Сост. Н.Рубина и А.Северский. Челябинск, 2003; Юрганов А.Л. Нелепое ничто или Над чем смеялись святые Древней Руси // Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 211–290; Ottovordemgentschenfelde Natalia. Jurodstvo: eine Studie zur Phanomenologie und Typologie des Narren in Christo: Jurodivyj in der postmodernen russischen Kunst. Frankfurt am Main, 2004; Velculescu C. “Narr in Christo” (salos, [j]urodivyj) und die Rumanische Tradition // Revue des etudes sud-est europeennes. Bucarest, 2004. T. 42 (1–4). P. 87–97; Руди Т.Р. О топике житий юродивых // ТОДРЛ. Т. 58. СПб., 2008. С. 443–484; и др.

Наличия элементов юродства в поведении генерала Кваша не отрицал. Более того, основываясь на исследованиях житий юродивых, автор показал, что воспоминания современников о генерале зачастую ориентируются на древнерусские образцы. Одним из ключевых пунктов такого сопоставления докладчику представлялось описание юродства как умертвия миру. «Житийный герой, – прочитал Кваша,

поднеся к глазам очки, – изымается из обыденной ситуации, из жизни в “родном” социуме и переходит в социум иной или, с точки зрения прежнего, – “чужой”, как бы переставая для него (прежнего социума) существовать и, таким образом, переходя в нем в статус “мертвого”». [72] Закончив цитату, исследователь привел красноречивые примеры того, как генерал покидал свой социум.

72

См.: Руди Т.Р. О топике житий юродивых. С. 482.

Прежде всего он обратился к сообщениям о проживании в генеральском вагоне птиц и в качестве параллели назвал рассказ о св. Исаакии Печерском, в котором толчком к юродствованию Исаакия послужил случай с вороном. [73] Вместе с тем на вопрос о том, началось ли юродствование генерала с появления в вагоне указанной птицы, докладчик ответил отрицательно.

В продолжение птичьей темы Кваша вспомнил также о параллелях, более близких генералу как по времени, так и по роду занятий. Имелись в виду факты биографии русского фельдмаршала А.В.Суворова, в случае объективной необходимости не считавшего для себя зазорным кричать петухом. Так, объявив во всеуслышание, что поляки под командованием Костюшки будут им атакованы с первыми петухами, он ввел их (поляков) в заблуждение. На самом же деле, не дожидаясь утренних петухов, фельдмаршал прокукарекал вечером самолично. При этом он бил себя по бокам руками, добиваясь внешнего сходства с птицей. Его войска выступили с вечерней зарей и разбили противника наголову. В более спокойных обстоятельствах великий полководец, случалось, кукареканьем будил солдат.

73

«Единъ же поваръ <…> рече, посмAяся: “Исакие, оно сAдить вранъ чернъ, и иди, ими его”. Онъ же поклонився до земля, и шедъ, ятъ врана, и принесе его пред всAми повары. И ужасошася вси о бывшем, и повAдаша игумену и братии, и начаша оттоле братиа чтити его. Онъ же, не хотя славы человAчьскиа, нача уродство творити и пакостити нача: ово игумену, ово же братии, ово мирьским человAкомъ, друзии же раны ему даяху. И нача по миру ходити, и тако урод ся сътвори». Цит. по: Киево-Печерский патерик / Подготовка текста Л.А.Ольшевской, перевод Л.А.Дмитриева, комментарии Л.А.Дмитриева и Л.А.Ольшевской // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 4. С. 478.

Кроме того – и это было самой близкой параллелью к поступку генерала – в Великий пост Суворов распоряжался засыпать одну из комнат своего дома песком, расставлял в ней кадки с елками и соснами и запускал туда птиц. После Пасхи, с приходом тепла, птицы выпускались на волю.

Само собой разумеется, докладчик упомянул знаменитые беседы генерала с лошадьми, рассматривавшиеся в свое время и Петровым-Похабником. Освещение этого сюжета предшественником Кваша счел подробным, но тенденциозным.

Не вполне для высшего офицерского состава традиционным признавал Кваша и катание генерала на подводе с песком по замерзшему Сивашу. Несмотря на то что катание объяснялось проверкой крепости льда, метод проверки не мог не вызывать вопросов.

Работая с материалами Крымского сельскохозяйственного архива, Кваша сумел обнаружить также сообщение о том, что в свободное от боев время генерал приказал солдатам и офицерам помогать крестьянам распахивать землю. В качестве обоснования этого приказа указывалось, что, экспроприировав у крестьян лошадей для кавалерии, армия была обязана помочь им (крестьянам) по крайней мере таким образом. Раздраженные выполнением не свойственных им функций, офицеры, по словам обнаруженного документа, «предались ворчанию». С этим странным распоряжением примиряло их лишь то, что генерал лично впрягался в хомут и тащил за собой плуг, сопровождаемый растерянно улыбающимся землепашцем. Анализируя приведенный факт, докладчик предостерег присутствующих от того, чтобы считать это осложненной формой толстовства. [74] Несмотря на особое место в творчестве Л.Н.Толстого как темы лошади (Холстомер), так и темы железной дороги (Анна Каренина), позиция писателя в вопросах религиозных была генералу не близка.

74

Как известно, землепашество Л.Н.Толстого не предусматривало замену лошади человеком.

Среди обширного материала, привлекавшегося Квашой к рассмотрению, особое место занимал знаменитый случай фотографирования генерала в гробу. Вопреки устоявшейся исследовательской традиции, докладчик не был склонен объяснять этот поступок одной лишь эксцентричностью генерала. С точки зрения Кваши, генеральское стремление к умертвию миру получило в данном случае одно из зримых своих выражений. При этом докладчик напомнил слушателям, что некоторые святые избирали гроб постоянным местом своего жительства.

Напряженное внимание к теме смерти являлось, по мнению Кваши, отличительной чертой генерала. Будучи составной частью его профессии, смерть, казалось бы, должна была стать для него делом привычным («Хотя можно ли привыкнуть к смерти?» – спросил Кваша, оторвав на мгновение взгляд от кафедры) и в каком-то смысле будничным. В пору службы генерала в действующей армии, вероятно, так оно и было. Его, если можно так выразиться, живейший интерес к смерти стал проявляться уже после Гражданской войны, с годами только нарастая.

Генерал собирал сведения о жизни, но еще более тщательно – о смерти – своих соучеников, однополчан и даже противников, по крайней мере тех, кто ему был небезразличен. Он даже завел две папки, надписав их соответственно Живые и Мертвые. Каждая из папок – в зависимости от состояния интересующего генерала лица – хранила лист с краткими сведениями о его, лица, жизни или смерти. Папка Живые первоначально была невероятно пухлой, в то время как папка Мертвые казалась почти невесомой. С течением времени положение изменилось. Всё чаще и чаще генералу приходилось перекладывать листы из одной папки в другую. Так продолжалось до тех пор, пока в папке Живые не остался один-единственный листок. Это был листок, озаглавленный Генерал Ларионов.

Поделиться с друзьями: