Совсем не Аполлон

Встречались.Начиная с детского сада и до недавнего времени, когда Анна со всей ясностью дала мне понять, что предпочитает другую компанию. Мама этого не заметила.

Так что позвала я Лиису, Марию и Лену. Лиису и Марию — потому что мы играли в одной баскетбольной команде, а Лену — потому что у нее тоже не было лучшей подруги.

Лииса и Мария были не разлей вода. До того дружили, что даже звонили друг другу с утра пораньше, чтобы договориться, во что одеться. А Лена была просто Леной. Так было всегда. У нее никогда не было лучшей подруги, но это ее как будто и не волновало. Она была самостоятельной, никогда не оглядывалась на других, прежде чем что-нибудь сказать или сделать.

Мне кажется, почти все уважали ее за это, но в то же время и побаивались, что ли.

День рождения пришелся на воскресенье. Лииса и Мария вручили мне один сверток. Внутри был дезодорант. Лена подарила мне афишу фильма с Чарли Чаплином. На ней был Чаплин с маленьким мальчиком в поношенной одежде. Они сидели на потертых ступеньках ветхого дома. Эта афиша до сих пор висит над моей кроватью.

Лииса и Мария только и говорили, что о дискотеке для старшеклассников, на которую они умудрились попасть накануне. Офиге-е-еть, сколько классных парней! Обалде-е-еть, сколько раз их приглашали на медляк. Они надеялись, что мы с Леной просто в о-о-обморок упадем от восторга. Но мы не упали. Может, нам и было бы интересно, если бы они не рассказывали о дискотеке так самоуверенно и напористо. Но вышло иначе: мы с Леной как-то объединились на фоне Лиисы и Марии. Наша реакция на их болтовню была одинаковой, мы это сразу почувствовали. С этого переглядывания и началась наша дружба — спасибо Марии и Лиисе.

После торта мы пошли в мою комнату и стали есть конфеты и чипсы, слушая диск Backstreet Boys,который мне подарили утром. Получилось вполне ничего себе, хоть Мария с Лиисой и бросали то и дело неодобрительные взгляды на разные предметы в комнате, при этом жуя конфету за конфетой. Я знала, что они начнут обсуждать мое уродливое жилище, как только окажутся за дверью. Но все равно получилось неплохо, благодаря Лене. Мы продолжали переглядываться — обе заметили оценивающие взгляды Лиисы и Марии. То есть все было нормально, а потом, довольно скоро, Лииса и Мария засобирались домой.

Как только миска с чипсами опустела, они переглянулись и встали, как по команде. Оглядели комнату в последний раз — видимо, чтобы увериться в том, что запомнили все уродливые вещи, которые нужно обсудить по дороге домой. Наконец Мария подошла к письменному столу, на котором лежали подарки, и указала жирным от чипсов пальцем на дезодорант.

— Если станешь им пользоваться, не будешь пахнуть потом, — произнесла она самым бесчувственным тоном, глядя не на меня, а на Лиису. Та утвердительно кивнула. Обе вышли из комнаты, но слова Марии остались. У меня сильно покраснели щеки, будто от пощечины, но внутри был холод, ледяной холод. Я застыла, чувствуя глубокую боль и изо всех сил стараясь не подать виду. Проводив их до двери, попрощалась. Даже поблагодарила за подарок.

Потом села на диван в прихожей. Точнее, упала — ноги не держали. Ледяной комок внутри медленно таял, превращаясь в горячую печаль. Но я не плакала. Вышла мама, вопросительно посмотрела на меня:

— Что такое? Тебе нехорошо?

Я покачала головой:

— Нет, все нормально.

А Лена сидела в моей комнате. Лена, которую я почти не знала, сидела в моей комнате. Она только что стала свидетелем унижения, какому я никогда раньше не подвергалась. Она все видела, все слышала. Что делать? Вернуться и сделать вид, что ничего не произошло? Вернуться и поговорить об этом? Вернуться и заплакать? Я не знала, как себя вести, но вернуться должна была в любом случае: она все-таки у меня в гостях.

Я открыла дверь. Лена сидела в том же кресле, что и прежде, в той же позе.

Она смотрела на меня. Лена сидела в кресле и смотрела так, будто и вправду все это время ждала моего возвращения.

— Ну и гадость! — произнесла она с таким выражением, что сразу стало ясно: Лена возмущена поступком Марии и сочувствует мне. Других слов не требовалось — мы и не стали больше говорить о том, что произошло. Ни тогда, ни позже.

Три дня спустя я выбросила дезодорант, а мы с Леной стали лучшими подругами.

День получился ужасный. Даже не то слово. Лену я почти не видела. На переменах она делала макет газеты. Обычно мы занимались этим вместе, но я предположила, что она не хочет находиться рядом со мной, и не стала навязываться. К тому же я здорово устала: бессонная ночь давала о себе знать все сильнее. Последним уроком была физкультура. Я попросила Анну сказать учителю, что мне стало плохо и я ушла домой.

И это была правда. Чистая правда.

6

Проснувшись утром, я обнаружила, что мне ужасно больно глотать, и еще меня знобило. Обычно я заболеваю на каникулы и праздники, когда меньше всего хочется лежать в постели. Этим утром я была только рада остаться под одеялом. Спасибо вирусам, прибыли вовремя.

Моя мама не относится к типу мам-наседок. Она не сходит с ума от беспокойства, стоит мне чихнуть. К врачу она меня водила всего несколько раз в жизни. Кажется, два. Первый — когда я была совсем маленькая и, гуляя по лесу босиком, наступила на ржавую колючую проволоку. Второй раз — когда заподозрила у меня воспаление легких, которое оказалось фарингитом: тогда я должна была молчать целых десять дней. В детстве я чуть ли не просила отвести меня к доктору, не то что другие дети. Наверное, мне хотелось, чтобы мама чуть больше беспокоилась обо мне.

Этим утром она пару раз заглянула ко мне, переспросила, справлюсь ли я без нее. Потом принесла чай в термосе, кувшин апельсинового сока, пару хлебцев, две таблетки жаропонижающего и свежую газету. Я предвкушала приятный день — если не считать боли в горле, конечно.

Мама закрыла за собой дверь. Я включила радио, негромко, и уже собралась принять таблетки, как вдруг вспомнила о Лене. Вообще-то я обычно звонила ей, если не собиралась идти в школу. Удивительно, как быстро все меняется. Всего за несколько дней. Лена так долго была неотъемлемой частью моей жизни, а теперь я не знала, звонить ей или нет. Что-то внутри меня говорило — позвонить нужно, и, поколебавшись пару минут, я встала, нетвердым шагом подошла к телефону в прихожей и набрала Ленин номер.

Удивительно, но никто не взял трубку. Я набрала номер еще раз, но дома, очевидно, никого не было. Очень, очень странно. Конечно, их телефон мог сломаться. Тогда она, наверное, позвонит в дверь, когда придет за мной. Я доковыляла до постели, с некоторым трудом проглотила таблетки и запила их соком. Лена не пришла. Я уснула.

Проснулась я в половине десятого, подушка была влажной от пота, боль в горле ослабела. Я налила себе чаю и уселась на постели почитать газету. Я не успела ее раскрыть — она раскрылась сама на страницах раздела «Культура». И взгляд мой, конечно же, сам собой нашел совершенно определенную статью. Написанную кем? Может быть, Андерсом Страндбергом? Разумеется. «Раздел „Культура“ рекомендует: вкусненькое к Рождеству». Как я поняла, советы читателям, которых вскоре ждут долгие рождественские каникулы. «Главный любовный роман XX века, „Серьезная игра“ Яльмара Сёдерберга». Рекомендация Андерса Страндберга.

Я прочла статью раз, потом еще один. Потом позвонила маме.

— Привет, это я.

— Привет, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — произнесла я тоном, слишком бодрым для больной школьницы. — То есть… горло немного болит.

— Но ты справляешься?

— Ну да. Я вот что хотела спросить: ты не можешь зайти в библиотеку и взять для меня книгу?

— Могу зайти в обед. Какую?

— Яльмар Сёдерберг. «Серьезная…» Погоди, посмотрю…