Совсем недавно… Повесть
Шрифт:
За другим столиком расплачивался с официантом Брянцев. Потом он вышел, не оборачиваясь. Звягинцев равнодушно поглядел ему вслед. Он не торопился отвечать Хиггинсу, обдумывал каждое слово. Но вскоре «бомбы и шпионы» Хиггинсу надоели, он заказал еще двести граммов, речь шла теперь о зарплате, о командировочных, о том, что ежегодное снижение цен - это здорово, а в следующем году, надо полагать, будет еще одно. «Вот они все какие, - думал Звягинцев.
– Они бойко расскажут и о международных событиях, и о снижении цен, но всего этого они не чувствуют так, как мы, и как ни стараются выдать себя за советского человека, - не выходит. У нашего,
Хиггинс взглянул на часы и заторопился:
– Опаздываю на завод, директор назначил к четырем. Всего доброго, спасибо за компанию.
И когда он вышел, какой-то человек в сквере напротив проводил его взглядом, потом словно нехотя захлопнул книгу - жаль, хороший роман!
– и поднялся со скамейки.
2
Проспект Красных Зорь тянется почти через весь город, прямой и просторный, оживленный в любое время. На нем театры и магазины, здесь проводятся кроссы и назначаются свидания. Здесь строят девятиэтажный Дворец культуры, сажают по краям мостовой молодые тополя. Здесь нетрудно затесаться в толпу и идти, подчиняясь людскому потоку.
Хиггинс зашел в магазин. Курбатов стоял за стендом, спиной к Хиггинсу, и разглядывал носки и галстуки.
– Скажите, вы не получили партию полуботинок с застежками?
– спросил у продавца Хиггинс.
– Нет, нет, - и продавец уже слушал следующего покупателя. Хиггинс осмотрел ящики, вздохнул и пошел к выходу. То же самое произошло и в другом магазине, и в третьем. Курбатов уже начал опасаться, что Хиггинс заметит его.
В четвертом, самом большом магазине продавец ответил:
– Пока нет, но скоро будут.
– Когда?
– Точно вам не скажу, но зайдите завтра, я вам приготовлю. Какой вам нужен номер?
Курбатов насторожился, - это походило на пароль.
– Что вы можете предложить сейчас?
– Сейчас? Есть неплохие скороходовские туфли, на двести тридцать рублей, - продавец снял с полки и поставил перед Хиггинсом коробку, тот сел и начал примерять. Курбатов оглянулся. Неподалеку стоял один из помощников Звягинцева, можно было уходить, но Курбатов медлил. Он напряженно думал: как сейчас достать эту пару обуви? Быть может, внутри что-нибудь вложено! Продавец выписал чек и, вежливо согнувшись, отдал Хиггинсу. «Сейчас он пойдет платить, - думал Курбатов.
– Как же быть? Когда он возьмет ботинки - предложить ему триста рублей за них? Мол, спешу на поезд. Нет, чепуха! Не отдаст. Задержать Хиггинса? Рано, да и слишком важное решение, чтобы принимать его самому… Это всегда успеется».
Пока он думал, Хиггинс потолкался в отделе галантереи, поглядел на галстуки и пошел к выходу. Курбатов мельком оглянулся на продавца: тот провожал Хиггинса равнодушным взглядом. Продавца не удивило, значит, что клиент не платит по чеку.
Чек! Продавец написал всё, что было нужно, на чеке, и Хиггинс ушел!
Сейчас Курбатов решил приступить к третьему этапу своей работы. Два часа спустя, после спешного совещания у генерала, к тому же продавцу в тот же магазин пришел еще один посетитель и произнес пароль:
– Вы не получали партию полуботинок с застежками?
В этом был некоторый риск, если продавец ожидал только одного посетителя с паролем, - но и генерал и Курбатов решили пойти на него.
– Пока нет, - ответил продавец, - но скоро будут.
– Он предложил скороходовские туфли за двести тридцать
3
Этим же вечером арестованного продавца допрашивал Курбатов:
– Фамилия?
– Кушелев, Федор Федорович.
– А настоящая?
– Это настоящая фамилия. По паспорту.
Курбатов нахмурился. Он видел: паспорт - чистейшая подделка. Однако арестованный намерен запираться.
– Скажите, что это за адрес: Деповская, три, Константин Игнатьевич?
– Я не знаю, меня просили передать…
– Кому?
– Кто спросит… Я вам всё расскажу, только не думайте, я не шпион, нет.
Курбатов усмехнулся: «Сейчас будет выдана слезная история». Кушелев говорил, глотая слюну, и длинными сухими пальцами оттягивал воротник:
– Я ничего не хотел делать, но, понимаете, ко мне домой пришли…
– Кстати, где вы живете?
– перебил его Курбатов. Кушелев назвал адрес, указанный в паспорте.
– Это коммунальная квартира?
– Д-да…
– Неужели вы так наивны и думаете, что мы не проверили, Кушелев? Там вы никогда не жили. Ну, продолжайте. Куда же к вам пришли?
– Пришли?.. Ладно, теперь всё равно.
– Он выпрямился, пальцы, сцепленные вместе, уже не ползли к тугому воротнику рубашки.
– Я был связан с одной женщиной, ее звали Аней Басовой. Мы были знакомы месяц, потом она сказала мне, что я уже завербован и чтоб не рыпался, иначе она пошлет сюда, к вам, документы.
– Какие документы?
– Я… Мы веселились. Ну, выпили. Я не помню. О чем-то говорили. Что-то сунули мне подписать.
Он замолчал, собираясь с мыслями, но Курбатов торопил его:
– Дальше, дальше.
– Дальше, я жил у нее три месяца, это где-то на Приморском шоссе, я адреса не знаю. А потом она сказала мне, чтобы я поступил работать в магазин, что ко мне придут и спросят…
– Про ботинки с застежками?
– А? Да, да, про ботинки. Мне сообщили, что если я выполню это дело, то возвратят мой документ - тот, который я подписал. Поверьте мне…
– Кто обещал?
– Она. Аня.
– Могли бы вы найти дом, где она жила?
– Нет, вряд ли.
– Вы говорите неправду.
Кушелев привстал, кладя растопыренную пятерню на сердце, у него даже слёзы навернулись на глаза:
– Товарищ… простите, не знаю вашего звания…
Курбатов резко оборвал его:
– Я вам не товарищ. Садитесь и говорите правду, всю правду. Когда и как вы были завербованы? Где, кто вас вербовал? Начинайте.
– Я сказал правду, - прошептал Кушелев.
– Ей-богу, правду, вы просто не хотите верить мне. Я сам ошарашен. Работать два дня и…
– Значит, вы работаете только два дня?
– Да. В магазине.
– Ловко работаете, - улыбнулся Курбатов. Арестованный тоже засмеялся, мелко и дробно, и развел руками.
Курбатову вдруг стало тошно смотреть на этого человека; майор встал, прошелся по комнате и сказал:
– А почему вы уволились из ресторана «Северный»?
Курбатов увидел, что у человека, сидевшего перед ним, вздрогнули плечи и он снова начал растягивать воротник.
– Я там никогда не работал… А чёрт с ним, всё равно. Погубила она меня. Ну да, работал, и хотел жить честно.