Совсем недавно… Повесть
Шрифт:
– Что это у вас всё занято?
– спросил Курбатов.
– Как там дела?
– Товарищ майор? Так мы же к вам звонили всё время, и у вас всё занято.
– Ну, как, сделали?
– Сделать-то сделали, товарищ майор, да… - там, на другом конце провода, лаборант замялся.
– Да проверять пришлось. Понимаете, товарищ майор, там то же самое было написано.
Уже подошла полночь, а Курбатов всё ходил и ходил, всё думал и думал. И неизменно он возвращался мыслью к анонимному письму; тот, кто его писал, писал в расчете на то, что следователь в первую очередь заинтересуется материалами Вороновой. Заинтересуется,
А кто же тогда «кто-то»? Кто это ее первый обвинил, обвинил открыто в аварии?
Козюкин? «Ты устал, товарищ майор, ты становишься чрезмерно бдительным и впадаешь в подозрительность. Где основания думать, что человек, не имевший к этим чертежам ровно никакого отношения - его имя не значится в числе конструкторов, - что этот человек и замешан тут. Нет пока таких оснований!»
4
Непривычно бездейственной жизни Лаврова пришел неожиданный конец; по началу он обрадовался этому, потом радость сменилась недоумением. Отправляясь в штаб округа, Лавров долго счищал с фуражки несуществующие пылинки.
Его переводили в другую пехотную дивизию, на должность заместителя командира батальона. В штабе округа полковник Хохлов, вручивший ему направление, улыбнулся, как старому знакомому, и сказал несколько напутственных слов:
– Не грустите, старший лейтенант. Вы сколько лет служили в старой части?
– В старой?
– переспросил его Лавров.
– Двенадцать лет. Как после госпиталя перешел с флота на сушу, так и остался…
– Солидный стаж. Вы сами подавали рапорт о переводе?
– Нет, я рапорта не подавал.
Хохлов задумчиво покачал головой:
– Ваше назначение подписано… - тут он назвал фамилию того, кто подписал назначение, и Лавров невольно вытянулся.
– Так что, товарищ старший лейтенант, явитесь в штаб начальника гарнизона, и там… Вы знаете, где ваша часть?
– Нет, не знаю.
Хохлов кивнул:
– Когда будете готовы - позвоните мне. Туда каждый день идут машины, пристроим.
Лавров поблагодарил его и, всё-таки ничего не понимая, вышел.
Он позвонил Курбатову - тот словно дожидался его звонка и сразу же снял трубку:
– А, это вы! Давно мы с вами не виделись. Как живете?
Лавров рассказал ему о новом назначении и спросил, нужен ли он еще Курбатову здесь, в городе. Тот ответил, как показалось Лаврову, равнодушно:
– Да нет, пожалуй… Если понадобитесь - вызову. Вы, я слышу, недовольны новым назначением?
– Приказ есть приказ, - сказал Лавров.
– Значит, так нужней…
– Возможно, возможно, - повторил Курбатов.
– Стало быть, мы не прощаемся, вы теперь в нашем округе. Будете в городе - звоните. Всего хорошего.
– Всего доброго.
Оставалось сообщить обо всем Кате. Звонить на завод было бессмысленно, - она не бывала в заводоуправлении. После того как Позднышев заболел, ее назначили инженером цеха, и найти ее по телефону было трудно: на заводе заканчивалась установка прессов.
Лавров напрасно прождал ее возле заводских ворот; смена прошла, а Кати всё не было, - очевидно, уехала раньше по учреждениям; охранник, уже знавший и Лаврова, и зачем он стоит здесь, поглядывал в его сторону с сочувствием. Лавров, тяжело вздохнув, решил оставить ей дома записку. Что ж, придется, видно, уехать, не увидавшись.
И ничего, ничего не было еще сказано ей. «Может, оно и к лучшему, - думалось Лаврову, - может, время проверит чувство, хотя чего уж тут проверять, я ведь не шестнадцатилетний мальчишка».Но как бы он ни утешал себя этими думами, а уезжать из города, так и не увидевшись с Катей, было грустно.
Как и было договорено, он позвонил Хохлову, и тот сказал, что через два часа в дивизию идет легковая машина и, если Лавров хочет… Конечно, на машине было удобней. Ехал подполковник Седых; фамилия эта ничего не говорила Лаврову. Седых поздоровался с ним сдержанно, но видно было по всему, он рад был попутчику, - ехать предстояло, «если не нарушать правил», часов пять с лишним.
Они еще не успели выехать из города, а Седых всё уже знал о Лаврове и не удивился переводу из старой части в эту - что ж, дело обычное.
Сам Лавров стеснялся задавать вопросы Седых. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Седых заговорил сам, медленно, часто задумываясь, словно бы припоминая, что ему еще надо сказать:
– …Вы едете в прекрасную часть. Судите сами: прорыв блокады Ленинграда, разгром фашистов у Нарвы, освобождение Таллина…
Затем Кенигсберг, Кранц, Штеттин… - Седых с удовольствием называл эти города, вехи славного пути дивизии.
– Конечно, есть части, дравшиеся под Москвой, в Сталинграде, бравшие Берлин. Но мы, как видите, тоже делали свое дело. Работа вам предстоит солидная, товарищ Лавров. Народ у нас хороший, сойдетесь быстро. Вы в какой батальон? К Москвину? Отличный офицер, спокойный и знающий…
Так Седых знакомил Лаврова с частью, потом разговор как-то само собой перешел на семейные темы; Седых рассказал, тоже с неприкрытой гордостью, что у него две дочери, славные такие девчушки.
Лавров сказал:
– Я холост.
– Вам сколько лет?
– Тридцать один.
– Пора, пора, - улыбнулся Седых.
– Ну, вот мы и приехали.
Они вместе вошли в домик, где помещался штаб полка, и Седых, не дослушав, что Лаврову надо представляться начальству, куда-то ушел. Лавров остался один, пусто было и на улице, не у кого было спросить, где находится дежурный по части или командир полка. Лавров постучал в одну дверь, ему не ответили, в другую - тоже закрыто, он выглянул тогда за окно и увидел, что к штабу идет какой-то офицер.
– Пусто, что ли?
– спросил офицер.
– Это всегда так перед инспекторским смотром.
В тоне, каким были сказаны эти слова, Лаврову послышалась усмешка, он не ответил.
– Вы что, новенький? Представляться? Подполковник Седых, кажется, в городе.
– Разве он командир полка?
– Ну да, а то кто же… А я вот к начштабу пришел, вроде бы на проборцию, - он усмехнулся, - фитилей у нас не жалеют. Вы на какую должность?
– Заместитель командира батальона.
– Ну, это полегче. У меня вот - транспортная рота, одна морока.
Он замолчал, видимо, «заскучав» по поводу предстоящего выговора, и Лавров тоже не начинал разговор, - что-то ему не по душе были эти словечки - «проборция», «пусто перед смотром». Когда он вышел через час из штаба полка, он уже и думать забыл о командире транспортной роты. Седых принял Лаврова хорошо. Правда, на этот раз подполковник был суше, но напоследок он особенно ласково пожал Лаврову руку и сказал подчеркнуто, с особым нажимом:
– Приглядывайтесь к людям. Ну, удачи…
Командиру батальона Лавров сразу доверил все свои печали: