Совсем того!

Изучая фотографии, Блейк много узнал о том человеке, чья тень всегда витала в замке. Этот человек хорошо выглядел, и, несмотря на добродушную внешность, его позы и взгляд свидетельствовали о его непререкаемом авторитете. На одном снимке они с Мадам сидели за столом в ресторане. На другом он позировал перед замком, с Манье на заднем плане. Эндрю задержал внимание на снимке, где рядом с Месье была другая женщина и совсем маленький ребенок. Судя по одежде, фото было не намного старее, чем те, где он был с женой и Гуго. Волнующие моменты жизни. Запечатленные мгновения, из которых складывается человеческая сущность. Восстановить по нескольким кадрам человеческую личность во всей ее сложности — значит превратиться в следователя. Надо прочесть каждую деталь, каждый незаметный жест, каждый взгляд — все, что не стремился увековечить фотограф, но что все-таки запечатлевает фото. Мадам отобрала эти документы, чтобы вспоминать, воссоздавать. Без сомнения, интерес вызывала не только ценность, которую она придавала этим фотографиям, но и заключенная в них информация.

Эндрю нашел документы, которые первоначально искал. Балансы банковских счетов, свидетельства о собственности и официальные бумаги были аккуратно сложены в папки и подписаны. Но Эндрю не стал в них углубляться: то, что он обнаружил под ними, заинтересовало его куда больше. Сперва ему показалось, что он ошибся, но, наклонившись, чтобы прочесть повнимательней, он раскрыл глаза от удивления. Оказывается, Мадам собрала обширную коллекцию книг по спиритизму и общению с потусторонним миром. Книг на эту тему насчитывалось десятки, ими были забиты две полки. В некоторых речь шла о способах вступить в контакт с умершими, в других — о душах и подаваемых ими знаках. Блейк не мог опомниться. Он никогда бы не подумал, что Мадам интересуется эзотерикой. Однако, с учетом того, какую пустоту оставил в ее жизни уход мужа, подобный интерес выглядел вполне объяснимым. Эндрю наткнулся на серию работ, посвященных автоматическому письму. Не представляя, о чем в них говорится, он взял книгу и прочел на задней стороне обложки: «Позвольте душам ушедших дорогих вам людей водить вашей рукой и прочтите то, что они хотят вам сказать! Задайте им вопросы и получите от них ответы! Все приемы и методы анализа в ясном и доступном изложении. Не теряйте связи с теми, кто вас покинул, но кто вам дорог. Общайтесь с другим миром». Получить такую фантастическую способность по цене одной книги — вот подарок так подарок, иронизировал про себя Эндрю. Такого рода обещание заслуживает доверия не больше, чем рекламные рассылки, на которые Мадам набрасывалась каждое утро. Блейк поставил назад книгу и пошел взглянуть, что лежит на столе. Он не верил во все эти паранормальные истории, но был потрясен тем, какое значение придавала им Мадам. По его мнению, это говорило прежде всего о снедавшей ее глубокой тоске, которая находила волнующий отклик и в его сердце, хоть он и переживал ее по-другому.

На круглом столе, покрытом бархатной скатертью, лежали листы бумаги с коряво написанными буквами разной величины, порой наползающими одна на другую. Эндрю взял несколько листов, стараясь ничего не сдвинуть с места.

Иногда на листе была написана всего одна расположенная как попало буква. На других фигурировали какие-то штрихи, по всей видимости ничего не значащие. На каждой странице внизу стояла дата, иногда даже время. Почти каждый день Мадам предавалась этому занятию — и днем, и среди ночи. Эндрю представил себе Мадам, сидящую с ручкой, закрыв глаза, в надежде на то, что Франсуа станет водить ее рукой, чтобы передать свое послание.

Эндрю понял, что возле стены, прямо на полу — из-за чего он сначала принял их за стопку старых документов, — лежало внушительное количество таких листков, являющихся результатом потусторонних контактов. Все они были рассортированыпо месяцам. В лежащую сверху тетрадку мадам Бовилье записала «интересные» результаты. Первые записи были сделаны несколько лет, последние — несколько дней назад. «15 октября: Франсуа больше не доверяет вложениям Гернера»; «17 октября: Франсуа меня по-прежнему любит»; «18 октября: Франсуа полагает, что надо пересмотреть предложение “Вандермель-Недвижимости”».

Блейк был одновременно растроган и очень обеспокоен. Каждый день Мадам Бовилье пыталась найти ответ на свои тревоги. Она жила с проблемами и сомнениями, которые мучили ее, становясь навязчивыми идеями. Блейк положил тетрадь на место. Оставаться здесь дольше было рискованно. Словно киношный вор, он в последний раз провел фонариком по комнате. Никогда больше он не сможет смотреть на Мадам прежними глазами. Внезапно в его представлении она перестала быть холодной и нервозной. Она его заинтриговала.

48

Пока Манон занималась мытьем окон у них на этаже, Блейк одолжил у нее ноутбук и подключил его в библиотеке. Поиски в области спиритизма и автоматического письма вывели его на многочисленные сайты и форумы. Изучив их, он сделал малоутешительный вывод: есть люди, которые страдают, и есть те, которые на этом наживаются. Несть числа историям женщин и мужчин, сломленных горем, не знающих, как жить после утраты ребенка, друга, родителя, готовых на все, чтобы поверить, что смерть разлучила их не окончательно. И наряду с этими несчастными — когорты мошенников, ловкачей и мистификаторов, готовых принять их в свои объятия. Чего только они не придумывают, чтобы извлечь выгоду из страданий других людей. Деньги в обмен на то, что не имеет цены. Среди всего этого моря циничной лжи Блейк тем не менее отметил некоторые свидетельства, способные поколебать убеждения самых отъявленных скептиков. Но не об этих опытах говорили больше всего. В Интернете мало кто ставит своей целью поделиться информацией или утешить страждущих, зато полным-полно тех, кто жаждет вам что-то впарить. В который раз темная сторона человеческой натуры берет верх над остатками высоких чувств и стремлением к тайному знанию. Блейк не собирался опровергать чужие заблуждения, но что бы ни произошло между Мадам и ее почившим мужем, ему было ясно: Мадам нуждается в помощи живущих.

Он открыл электронную почту и принялся писать:

«Здравствуйте, Хизер!

Надеюсь, что у вас все хорошо. Пишу вам, чтобы сообщить, что я теперь доступен по электронной почте. Только не надейтесь, что сможете пользоваться ею трижды на дню, и никому не давайте этот адрес. Удалось ли вам узнать что-либо о “Вандермель-Недвижимости”? Заранее вас благодарю.

Сердечно ваш, Эндрю Блейк».

Прежде чем начать другое письмо, Блейк на мгновение задумался. Воспитание велело ему молчать, но инстинкт подсказывал, что написать надо. Странно, но он не был уверен, как поступила бы на его месте Диана.

«Здравствуйте, Гуго!

Мы никогда с вами не встречались, и мой поступок, без сомнения, вас удивит. Я позволил себе обратиться к вам с этим письмом, потому что я знаю вашу матушку. С ней все хорошо. Важное уточнение: она не в курсе, что я вам пишу, и я был бы вам признателен, если бы вы не стали ей об этом говорить. Мне трудно вам объяснить, кто я такой, но мне кажется, я понял, что у вас с матерью довольно сложные отношения. Я не намерен в них вмешиваться (ваша матушка сказала бы, что уже вмешиваюсь, и была бы права!), но то обстоятельство, что вы можете быть знакомы с кем-то из окружающих ее людей, может оказаться полезным. Я надеюсь, вы не истолкуете моего поступка превратно. Я не преследую никакого личного интереса. И был бы очень рад, если бы кто-нибудь сделал то же самое для меня, окажись я на вашем месте. Если вы мне не ответите, я все пойму и больше вы обо мне не услышите.

Искренне ваш,

Эндрю Блейк».

Одиль ждала у входа в библиотеку. Когда он увидел, что она пристально смотрит на него, его чуть инфаркт не хватил.

— Дверь была открыта, — принялась она оправдываться.

— Входите, прошу вас. Как поживает Мадам?

— Она немного поела.

— Все еще сердится на меня?

— Она об этом не говорит. Но она попросила меня заниматься всем. Она не хочет никого видеть, кроме меня. «До нового распоряжения», — так она сказала.

— Я сожалею, вам прибавилось работы.

— Не страшно. До вас я так работала годами. К тому же я чувствую себя виноватой в вашей ссоре…

— Ни в чем вы не виноваты. Это я к ней вломился.

— Если б я вам ничего не рассказала, вы бы к ней не пошли.

— Рано или поздно, разумеется, пошел бы. У вас правда нет ни малейшей причины упрекать себя.

Блейк встал.

— А вы одобряете мой поступок в отношении Мадам? — спросил он. — Только честно.

— Я бы никогда не осмелилась сделать то, что сделали вы.

— Вы не отвечаете на мой вопрос… Одиль смутилась:

— Будь я посмелее, я бы сказала ей то же самое. Она всегда бежит от правды, прячется в своей скорлупе… Ей бы посоветоваться с врачом и не доверять больше тем, кто ее разоряет. Но когда я так говорю, мне кажется, я предаю ее. С Мадам хоть иногда и непросто, но она всегда была ко мне добра, и я многим ей обязана.

— Даже самая большая верность требует иной раз маленького предательства. Мне необходимо знать, на моей ли вы стороне или я должен действовать в одиночку. Она пригрозила меня уволить. И она это сделает. Но вряд ли она выгонит нас обоих.

— Я боюсь. Меня всегда учили не вмешиваться в личные дела других людей.

— Меня учили тому же, но в некоторых случаях невмешательство равносильно отказу прийти на помощь гибнущему.

Немного поколебавшись, Одиль сказала:

— Вы можете рассчитывать на меня. Но вы должны знать, что, стоит Мадам повысить голос, я становлюсь совершенно беспомощной.