Союз еврейских полисменов

– Надо было сначала мне позвонить.

– Не хотел беспокоить тебя в субботу.

Тоже мне оправдание. Прозвучало даже хуже, чем надеялся Ландсман.

– Ну, идиот я, – признал Ландсман. – Плохой коп.

– Первое несомненно.

– Ладно, не спорю. Как-то пошло в струю… Не думал же я, что так мокро дело обернется.

– Во всяком случае, пишер, малый братик, называет себя Вилли Зильберблатом. Показал на покойного братца. Говорит, действительно Рафи порешил Виктора. И чем? Половинкой ножниц.

– То есть как?

– При всех равных прочих Бине грех на тебя жаловаться. Ты эффективно завершил дело.

– Надо же… половинкой ножниц…

– Находчивый парень.

– Изобретательный.

– А курица, которую ты так круто… Это ведь ты ее положил?

– Ну я.

– Потрясающе! – без тени иронии воскликнул Берко. – Ты ухлопал Йохевед Фледерман.

– Да брось ты!

– Добрая охота!

– Ту самую медсестру?

– Коллеги из «В» перед тобой в долгу.

– Которая прикончила того старого пня, как его… Герман Познер, что ли…

– Единственное их нераскрытое дело за этот год. Они уверены были, что она смылась с Мексику.

– Fuck me, – сорвался Ландсман на американский.

– Табачник и Карпас уже обхаживали Бину насчет тебя.

Ландсман раздавил окурок о подоконник и швырнул его в дождь. Табачник и Карпас – давние соперники Ландсмана и Шемеца. Тоже мне заступники нашлись.

– Мне не везет даже в везении, – вздохнул Ландсман. – Что-нибудь с острова Вербова слышно?

– Ни звука.

– А в газетах?

– Главные черношляпные молчат. Ни в «Лихт», ни в «Рут» ни полслова. И сплетен пока никаких. Полное молчание, как будто ничего и не было.

Ландсман отрывается от подоконника, подходит к телефону на столе возле кровати, набирает давно знакомый номер, задает вопрос, получает ответ.

– Вербоверы забрали тело Менделя Шпильмана вчера ближе к ночи.

Телефон тут же принялся верещать, Ландсман снова снял трубку и передал ее Берко.

– Да вроде ничего, – ответил Берко в трубку. – Да, конечно, отдых ему не помешает. Да… Да… – Он опустил трубку, глядя на нее. Зажал дырки микрофона ладонью, прошипел: – Твоя бывшая…

– Говорят, ты быстро поправляешься, – бодро сообщила Бина Ландсману, когда он поднес трубку к уху.

– И мне говорят.

– Поправляйся. Отдыхай.

Зловещий смысл дошел до него, несмотря на нежные интонации.

– Бина, перестань. Прекрати эти шутки.

– Два покойника. Из твоего ствола. Без свидетелей, кроме одного, который ничего не видел. Автоматическая процедура, Меир. Отстранение до завершения расследования, с полным сохранением содержания, что тебе еще надо?

– Они в меня стреляли. У меня была информация, я прибыл туда с пушкой в кобуре, милый, как мышка. А они сходу начали пальбу.

– Ты все сможешь рассказать комиссии. А я тем временем бережно сохраню твою бляшку и твою пушку в милом розовом пластиковом мешочке. Веселенький такой мешочек, на молнии, «Хелло, Кити!» называется. Как их туда Вилли Зильберблат засунул, так пусть и лежат. А ты отдыхай да поправляйся, ладушки?

– Но это же на месяц, а то и… – взвыл Ландсман. – Это до Реверсии не закончится. Когда я вернусь на службу, служить уже негде будет. Ты сама знаешь, что никаких причин для отстранения… Я могу работать параллельно с этим дурацким расследованием, и согласно тем же дурацким предписаниям.

– Предписания разные бывают, – туманно высказалась Бина.

– Не темни, – насторожился Ландсман. – На что ты намекаешь?

Бина секунды две помолчала.

– Вчера вечером мне позвонил главный инспектор Вайнгартнер. Поздно, уже стемнело.

– Ну-ну…

– Он мне сообщил, что ему только чтозвонили. Домой. Как я поняла, весьма уважаемый джентльмен на другом конце провода был несколько возбужден вследствие неподобающего поведения детектива Меира Ландсмана вблизи дома этого уважаемого джентльмена. Создание общественно опасной ситуации. Демонстрация неуважения к местному населению. Превышение полномочий.

– И что Вайнгартнер?

– Он сказал, что ты очень хороший детектив, но что у тебя определенные проблемы.

«Тут твоя могила, Ландсман».

– А ты что сказала Вайнгартнеру? Когда он позвонил, чтобы разрушить твой субботний покой…

– Мой субботний покой… Мой субботний покой, что буррито из микроволновки. Трудно разрушить то, что не построено. Я сообщила главному инспектору Вайнгартнеру, о твоих подвигах, о ранении.

– А он?

– Он сказал, что в свете моего сообщения склонен пересмотреть свои давние атеистические убеждения. И потребовал, чтобы я сделала все от меня зависящее, дабы ты ни в чем не нуждался, чувствовал себя удобно и побольше, а главное подольше, отдыхал. Чем я сейчас и озабочена. Ты отстранен с полным сохранением содержания вплоть до дальнейшего уведомления.

– Бина, Бина, ты меня знаешь…

– Несомненно.

– Я должен работать. Ты не можешь… Не должна…

– Я именно должна. – Голос ее заморозил линию. – Ты прекрасно понимаешь, какая у меня сейчас свобода маневра.

– Значит, если гангстеры дернули за веревочку, расследование убийства следует прекратить? Это ты имеешь в виду?

– Я подчиняюсь главному инспектору, – объяснила Бина, как будто обращаясь к несмышленышу. Она прекрасно знала, что Ландсман терпеть не может, когда с ним обращаются, как с дураком. – А ты мне подчиняешься.

– Лучше б ты мне не звонила, – говорит Ландсман, помолчав. – Лучше б дала мне сдохнуть.

– Давай без мелодрам. И вообще, давай сдыхай, если очень хочешь.

– А что мне еще делать теперь, с отрезанными яйцами?

– Это ваше дело, детектив. Я бы посоветовала вам задуматься о будущем. Для разнообразия.

– О будущем… Межпланетные корабли, отели на Луне?

– О собственном будущем.

– Слетаем на Луну, Бина? Евреев берут.