Союз любви (проза, стихи)

Давным-давно полна была округа

Таких имен –

 да видно, срок прошел...

А вот теперь, как к прошлому причастье,

Как связь времен,

что заново сплелись,

Вновь подрастает

много Катей, Настей,

И Марьюшек,

и даже Василис.

А это значит - гуще станет зелень,

И уродится ягода в свой срок,

И будет холст для вышивки

набелен,

И, что ни праздник, -

выпечен пирог.

Х Х Х

Стихи из школьных хрестоматий!

Про осень, лес, былые дни –

Как все свежей и горьковатей

Всплывают в памяти они...

Сквозь лет прошедших оболочку

Их хочешь высказать опять -

Так, чтобы вновь

за строчкой оторочку

Раздельно, звучно повторять.

И хлынет в сердце

все, что скрыто

За видом изб, рябин, берез,

И туч,

дождящих словно сито,

И в хляби вязнущих колес,

Все, что в таком стихотворенье

Трепещет с каждою строкой:

Боль,

восходящая в смиренье,

И чистой совести покой.

ОЩУЩЕНЬЕ ОБЫЧНЫХ ДНЕЙ

О СЫНЕ

Немало - девять месяцев. И все же

Срок обозримый, тут и года нет.

А сын во мне

за это время прожил

Десятки тысяч,

сотни тысяч лет.

Всех видов жизни

мерил он обличье:

Нес панцирь,

плавниками обрастал,

Лез в чешую,

рядился в перья птичьи.

Таился, полз,

и плавал, и летал.

Он видел взросший папоротник серый

И белый мир в период меловой;

При нем была

и суша с атмосферой,

И океан великий мировой...

А я жила как все. Считала сроки.

И много раз,

пока недели шли,

Мне вспоминались

школьные уроки

О древе жизни,

юности земли.

Х Х Х

Солома! Поле со жнивьем,

Кропленым синью васильковой.

Сейчас мешки свои набьем

Поскрипывающей половой.

Гнись-распрямляйся – древний ритм

Играет телом в этих взмахах.

Высь голубая,

и парит

Сухой, созревши-хлебный запах.

Назад дорога нелегка,

Но с благодатью незнакомой

Смотрю на мир из-под мешка,

Битком набитого соломой...

Х Х Х

Как-то раз, пути не замечая,

Мы пришли одной из диких троп

В гущу сочных стеблей Иван-чая

И на луг, где цвел гелиотроп.

Там по дну песчаного обрыва,

Расползаясь, клевер сладко пах,

И казалось -

где-то рядом живо

То, что раньше путалось в мечтах.

Сложный мир слегка приоткрывался,

Подавал душе любую нить, -

Только луг затем и показался,

Чтоб, исчезнув, следом поманить.

Каждый год, цветение встречая,

Я опять хочу его найти.

Розовеют кисти Иван-чая,

Дикий клевер вьется на пути,

Снова к солнцу

свой зеленый зонтик

Поднимает дикая морковь;

А до луга – как до горизонта,

Вечно близко, вечно далеко...

Х Х Х

Черемуха в кувшин вошла, как гостья,

Раскинулась кругом - не прикоснись,

Тяжелые белеющие гроздья

Ее слегка оттягивали вниз,

Всей величавой пышностью осанки,

Дымком кистей, застывших на весу,

Она тотчас напомнила красу

Степенной и медлительной крестьянки...

Взгляни, и вправду – чинная какая!

Как после утомительного дня

Вошла -

и распрямилась, отдыхая,

Как руки,

гроздья белые клоня.

ОЩУЩЕНЬЕ ОБЫЧНЫХ ДНЕЙ

Все устроить спешим заранье,

Жизнь торопим,

всего хотим...

И - не чувствуем дней дыханье,

Подменяем его –

своим.

Суеты неоглядной ради,

За особой гонясь судьбой

Мы отталкиваем не глядя

Жизнь,

что льется сама собой...

Но когда-нибудь

ненароком

Чем нечаянней, тем сильней

Нас пронзит светозарным током

Ощущенье обычных дней.

И такой аромат в нем слышен,

И такие сквозят цвета,

Что придуманный мир – излишен,

Все нездешнее – пустота.

Х Х Х

Чай, который выпит

горячит мне щеки.

Но часы пробили – кажется, пора.

Выхожу из двери

в полумрак глубокий

Старого, пустого

спящего двора.

Моросящий дождик

хмарь на ветки нижет,

Растворюсь я скоро

в темной глубине,

Но перед дорогой

всякий раз увижу,

Как рукою машет

бабушка в окне.

Сколько раз менялись

детские пальтишки,

Перед новой шубкой

это все старо...

Затаив дыханье,

я без передышки

Пробегу от дома

прямо до метро.

Здесь нагретый воздух

проскользнет за ворот,

И волна веселья

захлестнет опять,

Хоть кричи повсюду:

Как люблю я город,

Как люблю я вечер,

как люблю мечтать!

Где уж тут подумать, вспомнить, оглядеться...

Но не гаснет в сердце,

в самой глубине

Тот, запавший в память,

светлый образ детства:

В переплете рамы

бабушка в окне.

Х Х Х

Раздался треск в неровном гуле,

Духовка пышет – а внутри

Каленым золотом блеснули,

Устав сушиться, сухари.

Пшеничный хлеб родился снова –

Смертям и голоду назло

Он взял от вихря огневого

Его волшебное тепло.

Теперь он вечно не остынет,

И как сегодня,

так и впредь

Чешуйки ярко-золотые

На нем останутся гореть.